— Врага теснят к внешней стене на севере и северо-востоке.
— Мне нужны пленные.
— Приказы отданы, господин, однако, пока не удалось захватить ни одного.
Сквозь приоткрытый полог виднелся краешек неба, и, хотя в самой долине ещё царила тьма, небесный купол уже окрасился алым.
— Думаю, можно выйти, — сказал Озрик, — внешние стены под контролем?
— Полностью, — ответил трёхсотенный.
— Хорошо. В наследника стреляли с большой высоты, а, значит, лучник был на крыше одного из вагонов. Не теряйте бдительности.
Оредин вырвался из шатра, огляделся. Над лагерем вились дымы от потушенных пожаров, большинство палаток пребывали в удручающем состоянии, ратники выглядели усталыми и озлобленными. Однако же когда наследник шёл мимо, гномы подтягивались и били кулаками о шлемы. Он стремился туда, где ещё звучал бой, он бежал, приказывал всем убраться с дороги, но всё равно не успел. Прижатые к внешней стене люди были перебиты.
Воевода Нильссан эаб Годвур в окровавленной броне, с топором, на лезвии которого были чьи-то мозги, приблизился к Оредину.
— Не смогли, — сказал он, тяжело дыша, — они не сдавались, господин. Раненные добивали себя сами, либо их добивали другие… У нас просто не получилось.
Ничего не сказав ему, Оредин двинулся меж трупов гномов и людей, чья кровь смешивалась в вязкую тёмную лужу. Всё выглядело так, словно прошло сквозь одну большую мясорубку.
— Надо восстановить порядок. Старшие офицеры докладывают по готовности.
///
Спустя час Оредин был в развёрнутой под гулгомами полевой лекарне, где на кроватях разлеглись раненные ратники. Главы служб докладывали ему о последствиях ночного боя, и лицо гнома становилось всё темнее.
— Они лишили нашу разведку скорости, практически ослепили экспедиционный корпус.
— Слушаюсь! — воскликнул командир разведчиков. — Всё так, господин. Но в двух дозорных башнях на том и том хребтах остались мои ребята, по десятку в каждой. Соответственно, там по десять овнов, что лучше, чем ничего. Они регулярно выходят на связь и сигнализируют, что всё спокойно.
— Из восьми десятков осталось два. Что с продовольствием?
Главный каморник, низкорослый и толстый, громко прочистил горло.
— Слушаюсь! Изрядная часть запасов погибла в огне, но, многое удалось спасти, господин. Голод нам пока не грозит, а при умелом распределении порций, продержимся хоть месяц…
— Месяц?
— Э… Слушаюсь! Да, месяц… если хотим сохранить провизию на обратный путь…
— Обратный путь, — очень тихо повторил наследник, и голос его походил на рычание. — Вода?
— Слушаюсь! Привезённых запасов почти не осталось, ушли на тушение огня, либо выкипели в пожаре, но, мы проверили местные источники в первый же день: вода в колодцах пригодна для питья, а после небольшой очистки она и вовсе замечательно пойдёт.
— Уголь? — Взгляд Оредина перешёл на старшего навигатора.
— Слушаюсь. Запасы топлива и технической воды для вагонов не пострадали, господин, — ответил низкорождённый, смотря в землю. — Однако же уголь, который предназначался для питания кухонь и обогрева по ночам уцелел не в полноте. Полыхало очень жарко, чудом весь лагерь не сгорел… У нас есть ещё пятьдесят бочек крови земли, первое время этого хватит для освещения, но вонь и чад будут стоять…
— Скольких мы потеряли?
Главный лекарь, всё это время, изучавший тела людей, отвлёкся, шмыгнул большим пористым носом, оглядел свою вотчину сквозь линзы маленьких очков.
— Слушаюсь. Порядка ста ратников ждут захоронения, господин. Ещё почти сотня — вот она, разлеглась и стонет, мои подчинённые с ног сбиваются. В основном, колотые и резаные раны от кинжалов, стрел и мечей, большая кровопотеря, нужно перекачивать от уцелевших. К счастью, враг не использовал отравленное оружие, а вот лекарств могло бы уцелеть и побольше.
— Твои запасы тоже пострадали от огня?
— Слушаюсь. Совершенно верно, господин.
— Очевидно, что враг знал, куда бить, — прокряхтел Озрик.
— Эм… Не всё так плохо, — ответил ему лекарь, возвращаясь к трупу человека, лежавшему перед ним на столе, — рана воеводы Феладана не особо серьёзна, скоро он встанет на ноги. Ты же, господин, и вовсе отделался царапинами, вон, как аккуратно я тебя зашил, шрамы будут загляденье! Мужам на зависть, женщинам на восхищенье, как говорится!
«Может, ударить этого жизнерадостного дурака по голове несколько раз, чтобы пришёл в ум?» — мучительно подумал Оредин.
— Сколько было нападавших, почтенный эаб Годвур?
Тысячный воевода Нильссан эаб Годвур давно страдал бессонницей и оттого он оказался единственным из всех, кто был полезен прошлой ночью. Рослый гном с густой гривой и длинной рыжей с серебром бородой, чуть опустил плечи и отвёл взгляд.
— Неизвестно, господин. Трупов у нас на руках сорок девять, но вообще нападавших было намного больше, они орудовали повсюду, эти проклятые тени. Резали спящих, резали скакунов, поджигали припасы. Сеяли хаос.
— Куда же делись остальные, если трупов неполных полсотни?
— Утекли, господин, — глухо ответил воевода. — Мы обнаружили бреши в заграждении между вагонами и под ними, нашли следы на валу, оставленные беглецами. Судя по всему, они подготовили пути отступления прежде чем начать своё подлое дело.
— Итог, — Оредин глубоко вдохнул, — враг лишил нас части высшего командования и многих сотенных, почти уничтожил разведывательный отряд, урезал нам ресурсы, забрал жизни у ста ратников и ещё сотню превратил в обузу. За всё это он заплатил лишь сорока девятью трупами. Я ничего не упустил?
— Да, господин, — кулаки эаб Годвура сжались, — всё так.
— Ошибаешься, почтенный, ведь я ничего не сказал о том, как низко пал боевой дух выживших. Но знаете ли вы, что ещё худе всего перечисленного?
Офицеры молчали, только Озрик шмыгнул длинным носом и тихо ответил:
— Нам непонятно, как им это удалось.
— Именно. А раз нам непонятно, то мы не защищены от повторения. Вот, что хуже всего.
Наследник отвернулся, прикрыл глаза, пытаясь совладать с мучительной болью. Он обязан был думать, искать ответы, но в голову ничего не шло, раны горели огнём, пульс бился в них, заставляя вздрагивать. Лекарь уже давно передал Оредину снадобье, чтобы уснуть без мучений, но тот лишал себя отдыха, виня в происшедшем. Это было глупо, — отдохнув, его разум мог бы справиться с загадкой, но, в то же время, терзало чувство, будто, если Оредин уснёт, без его присмотра всё повторится. Старый Озрик понимал, что творилось в голове у бывшего воспитанника, но молчал, зная, что это состояние необходимо переждать.
— Нашли что-нибудь интересное? — спросил он у лекаря.
— О, примечательные дылды, господин! — улыбнулся тот. — Много старых ран и переломов, но все — сильные выносливые особи. Хотя и разные. Обычно, жители таких маленьких уединённых углов испытывают нехватку свежей крови, все друг другу родичи, все похожи, но у этих масса различий, цвет волос, глаз, рост…
— Они поколениями воровали чужих женщин.
— Дерзко и мудро, — хмыкнул лекарь. — И выбраковка у них была неплохая. Видишь эти шрамы, господин? Похожи на чешую, правда?
Оредин тяжело выдохнул, открыл глаза. Несомненно, обнажённые трупы людей представляли некоторое зрелище. Плечи, предплечья, а также грудь, живот, бёдра и голени каждого трупа покрывали многие тысячи тёмных рубцов, похожих на чешуйки. Лицо каждого из мужчин было татуировано соответствующим узором, бород и усов никто из них не носил, а языки у всех были разрезаны вдоль, словно у змей.
— Членовредительство как часть культуры, — размышлял лекарь, — может быть, ритуал эмансипации. В эти надрезы втиралась зола, чтобы они обрели цвет, дольше заживали и выглядели более выпукло. Я уверен, что многие особи умерли от заражения крови, но самые крепкие выжили и вот они теперь, лежат перед нами. Обрати внимание, господин, у них есть и более традиционные татуировки.
На правом плече у каждого мертвеца среди «чешуек» находился участок гладкой кожи, где было вписано: «LECIXILDIA».
Оредин вновь сомкнул глаза; боль и не думала отступать.
— Нам всем нужно понять одну важную вещь, — сказал он так, чтобы каждый офицер навострил уши, и чтобы никто вне круга командования ничего не услышал, — мы пришли ставить на колени дикарей, но оказались лицом к лицу с вражеской армией. Мы думали, что будем сражаться на своей территории, но нам придётся сражаться на территории врага. Всё это должно быть уяснено иначе подобное повторится ещё не раз. Недооценённый противник уже наполовину победил, так не отдадим же ему победу целиком.
Он сглотнул вязкую слюну, перетерпел новую вспышку боли.
— Тебе нужно отдохнуть, мальчик мой…
— Вынесите трупы врагов наружу, сложите вместе, пусть гниют под открытым небом, раз у нас недостаточно угля, чтобы их сжечь. Наших покойников захоронить по обычаю, сложите воеводам подобающие кэрны, камней вокруг полно, и…
Левое веко Оредина дёрнулось, он замер и стоял так неподвижно, пока старый Озрик не толкнул его.
— Мне было озарение. Камни.
— Что? — не понял рунный мастер.
— Мы сражаемся с армией, они все носят на своей коже одинаковую «броню», знаки принадлежности, наверняка имеют понятие о дисциплине, умеют следовать приказам, строить планы военных действий. Тот человек, пусть калека, но, всё равно солдат, он участвовал во всём с самого начала. Ты был прав, старина, для этих дылд с самого начала было очевидно, что кровопролитие неизбежно, и они с самого начала следовали плану. Безногий дал команду.
— Команду, господин? — Воевода эаб Годвур подался вперёд.
Оредин разозлился:
— Вы что, ещё не взяли в толк? Он отдал команду лазутчикам, когда стал кричать, будто мы в первый раз его плохо слышали. Это было не для нас, а для наших врагов, которые уже были в лагере, успели осмотреться в самую первую ночь, а на вторую получили разрешение действовать. Как только миновала полночь, наступило «завтра» и началась война. Дылды соблюдают какие-то правила, быть может, сохранили воспоминания о воинских законах прошлого. А раз мы на войне, то рейд в лагерь врага — доблестный подвиг. Они выбрались из укрытий, убили часовых и впустили в лагерь большой отряд.