— Скорее! — кричал Оредин, следя за тем, как надвигалась смерть.
Каменный шар наткнулся на вал человеческих трупов и замер, словно в задумчивости. Но он был очень тяжёл и даже сквозь лязг работавших кирок ушей наследника достигал треск и хлюпанье разминаемой плоти.
— Скорее! Вперёд!
Свежая кладка рухнула под напором и гномы прорвались в правый тоннель, где шла схватка. Четыре Собственных уже пали, оросив кровью каменный пол, ещё двое держались из последних сил под клинками людей, когда подмога пришла. Враг не дрогнул, бросился навстречу и был порублен.
Позади оглушительно загрохотало, — камень врезался в развилку, замер на несколько долгих мгновений и медленно склонился к левому тоннелю.
— Хитрые дылды, будь они прокляты. — Озрик вытер со лба пот рукавом одеяния, он тяжело дышал и щурился из-за пыли, покрывшей линзы очков. — Ты был прав, мальчик мой! Куда теперь? Вернёмся на позиции?
— Они наступают.
— Что? Откуда?
— С поверхности, — Оредин прислушался, насколько позволял шлем, — их много. Сомкнуть щиты!
Люди хлынули из-за поворота тёмным потоком, их многоголосый вой заполнил всё пространство, а через мгновение он сменился на истошные крики. Враг ударился о стену щитов, мечи и топоры встретились в почти полной тьме, разгоняемой только парой тусклых шахтёрских ламп, строй не дрогнул.
— Стреляй!
Арбалетчики спустили тетивы, когда люди опять попытались перепрыгнуть через оборонительную линию, — трупы повалились на головы ещё живых.
— Держать строй! По команде шаг вперёд! Шаг!
Рексовы Собственные с грохотом продвинулись навстречу врагу, арбалетчики дали второй залп по верхам, Оредин следил за боем, прислушивался, и видел, что, невзирая ни на какие каверзы, удача была на его стороне… а потом в тоннеле появился гигант.
Он выплыл из-за угла, почти задевая капюшоном потолок, широкий, громадный и неспешный. Гигант продвинулся к гномам, людская масса обтекала его как море обтекает подножье утёса. Оредин следил за этим как заворожённый, видел, словно во сне, как длинная рука выбрасывает вперёд копьё… нет… багор! В тот миг время опять ускорилось; крюк багра зацепил одного из воинов за плечо и выдрал из стены щитов. Гном с воплем скрылся за тёмными плащами, фигура гиганта дёрнулась, и голос несчастного оборвался.
— Стреляй! — закричал Оредин.
Через миг багор врезался в лицо ещё одному Собственному словно снаряд из баллисты, пущенный в упор, личину смяло, череп лопнул внутри шлема, а на обратном движении крюк выдрал из строя третьего воина, и враг прорвался в брешь.
— Ху-ра! — закричал Оредин, бросаясь в атаку. Иное теперь было невозможно.
Мысли угасли, отдав тело на откуп выучке, инстинктам и страху смерти. Но малая частица Орединова сознания отказывалась засыпать, он вступил в бой, продолжая думать о том, какая дорога привела его сюда, в эту душную западню; о том, как он оказался лицом к лицу с врагами во тьме. Неужели не было в мире силы, превосходившей мощь отцовской жадности? Неужели Оредин был обречён остаться её рабом? За что ему ниспослано такое наказание, — родство с чудовищем? За что такая несправедливость? Хорошо… хорошо, что люди оказались не теми, кем счёл их рекс! От этой мысли на душе Оредина стало легче, он расхохотался в голос. Люди отказались быть жертвами и спасли его от позорного звания палача!
Оказаться посреди битвы — крах для полководца. Толчея, оглушительный шум, страх, буравящий кишки, и огонь, охватывающий голову. Кровь лилась во мраке, клинок Оредина рассекал мясо и кость, людям негде было проявлять свою вёрткость, и непробиваемая броня решала, на чьей стороне окажется удача. Семиугольный щит принимал удар за ударом, плечи и голова то и дело сотрясались, противники падали мёртвые, чтобы на их место появлялись другие. Уши Оредина глохли от лязга и воплей, когда меч проникал во вражеское нутро сквозь упругую плоть, скрежетал о рёбра и позвонки, чавкал, освобождаясь.
— Ху-ра! Вместе! Покажите предкам свою отвагу!
— Ху-ра! Ху-ра! Ху-ра!
Клинок пронзил врага насквозь, другой человек попытался ткнуть остриём Оредину под личину, но лишился руки ниже локтя; гном наступил на подвернувшуюся ногу и боднул человека, которому она принадлежала, — дылда упал и топор одного из Собственных отрубил ему голову. Рунный меч принял удар вражеского, оставив на том глубокую щербину, щит закрыл от ещё одного, ответный выпад клюнул человека в печень, он упал на колени и получил удар в лицо, — меч с хрустом вломился в рот и вышел из затылка.
— Ху-ра! Сомкнуть щиты…
Крюк багра ударил Оредина по плечу, зацепился за доспех и наследника поволокло с непреодолимой силой. Гигант вытянул бы наследника к себе за мгновения, но рексовы Собственные вцепились в его руки, ноги, стальной ворот, а позади щёлкали арбалеты, вбивая во врага стрелу за стрелой. Рыча, Оредин неловко взмахнул рукой и рунный меч рассёк древко. Гигант отшатнулся, едва не рухнул, — от его громового рёва задрожал пол, со стен и потолка посыпалась пыль. Сам Оредин вместе с Собственными, таки повалился навзничь.
— Берегись! — услышал он голос Озрика откуда-то сзади, слабый и придушенный.
Гигант вломился в нарушенное построение, схватил и оторвал от пола двух гномов; шлемы лязгнули, когда Собственные были сшиблены головами и сквозь отверстия в их личинах брызнула кровь. Началось побоище. Руки гиганта мелькали как мельничные лопасти в бурю, от его ударов гномов бросало на стены, кулаки с грохотом опускались на головы, шеи ломались. Среди криков и лязга раздавались щелчки, — арбалетчики расходовали последние стрелы.
Оредин следил за бушующим силуэтом снизу, он ждал, что вот-вот тяжёлая нога опустится на грудь. Не было больше сил, его выносливость исчерпалась и вот-вот закончится его служба отцу… Наконец-то. Оредин слабо усмехнулся. Он сделал всё, что мог, рискнул головой наравне со своими воинами и честно проиграл. Больше ничто не имело значения… Так казалось, пока не всплыло в истерзанной памяти лицо матери, сестёр, а, главное, — брата. Всё естество Оредина пронзил холодный ужас от мысли, что по его следам отец пустит последнего живого сына. Улдин Необъятный сделает это, отправит Груорига в проклятую долину, рискнёт всем, ибо его жадность превыше уз крови и мыслей о престолонаследии. А ведь юнец никогда не командовал больше чем сотней…
— Крэндамора!!!
Его локти ударили в пол, бессильное тело изогнулось в тяжёлой броне и поднялось против всех законов бытия.
— Раньше эти горы опадут пылью, чем гном проиграет человеку, отродье глины! Давай же! Ху-ра! Ху-ра!
Чудовище заклокотало, вскинуло руку и ударило. Семиконечный щит закрыл Оредина, однако, боль сотрясла всё тело, каждую связку, каждую кость; хребет застонал от напряжения. С криком наследник оттолкнул тяжёлую лапу и, не помня себя от боли, сделал яростный выпад. Рунный меч врубился в левое колено гиганта, заставив опуститься ниц, освободился, крутанулся вместе с кистью хозяина и вонзился в подбрюшье, сквозь крепкие тугие мышцы, с трудом, всё дальше, пока не добрался до позвоночника.
— Клянусь кремнием и камнем, тварь, — закричал гном нависшей над ним громадине, — ты кончишься здесь!
Огромная ладонь сжала пальцы на правом предплечье наследника. В ту секунду тусклый свет ламп впервые скользнул под капюшон и едва очертил лицо гиганта: грубое, изуродованное болью и яростью, но такое обычное… и эти пронзительные льдисто-голубые глаза. Во рту гиганта не хватало зубов, по подбородку текла кровь, из тела торчало больше десяти стрел, но он был жив и смертоносен.
— Элрог… — выплюнул гигант вместе с кровью, — грядёт…
Одним движением лапы человек согнул локоть Оредина в обратную сторону, треск и ужасная боль вырвали из гнома протяжный вопль, пальцы потеряли рукоять меча.
— Глина! — завопил наследник, ударяя снизу-вверх щитом.
Щит врез а лся в челюсть гиганта ещё раз, и ещё, окованный сталью край рассёк кожу и сломал кость, кровь оросила шлем наследника горячим дождём, а Оредин продолжал исступлённо бить, теперь уже по запястью, только что сломавшему его руку. Каждый удар отдавался волной тошнотворной боли в теле самого гнома, но остановиться он не мог, и продолжал, пока враг не отпустил, пока не завалился на спину. Правая рука Оредина повисла плетью, левая из последних сил держала покрытый кровью и клочками кожи щит.
«Не отступать!» — Он хотел выкрикнуть это, но сил хватило только на стон.
Мечи людей тускло блистали во мраке, а у Оредина не хватало сил даже приподнять щит, левая рука онемела и больше не слушалась. Позади раздался громкий хлопок, один из врагов лишился половины головы, а клинок второго скрежетнул по щиту подоспевшего Собственного. Оредина схватили и потащили назад многочисленные руки, в поле зрения промелькнула дыхательная маска с застеклёнными линзами.
— Господин, уходите, мы задержим их!
Огнеметатели подняли трубки и затопили тоннель пламенем, Оредин ослеп, к сломанной руке прибавилась колющая боль в глазах, и наследник просто позволил вести себя, спотыкаясь на каждом шагу.
Бегство длилось как будто вечность, слышались неверные шаги, шумное дыхание, бряцанье металла, а ещё кости в сломанном суставе скрежетали друг об друга. Оредину одновременно хотелось уснуть и умереть.
— Держись, мой мальчик, — хрипел где-то рядом Озрик, — они везде, они ищут нас, держись, нужно уйти подальше!
Сколько поворотов минуло? Сколько раз шершавый пол уходил под уклон или поднимался в горку? Он потерял счёт, становилось всё жарче, очень хотелось спать, но нельзя было обвиснуть на плечах воинов как мешок с крысиным помётом. Шаг, ещё, следующий. Его всё сильнее подташнивало, и голова грозила скатиться с плеч. Как жарко!
///
Когда ему позволили присесть, наследник уже едва держался, казалось, что пока снимали шлем, чуть не открутили голову, глаза ничего не видели, дышалось с трудом. Оредин пытался сказать об этом, но только открывал и закрывал рот как рыба на суше.