«Проживая достаточно долго, все мы становимся чудовищами. Решай сам, но помни, что Шивариус тоже считал всех вокруг своей собственностью и пищей. Так мыслят драконы».
«МЫ И ЕСТЬ ДРАКОН!!!»
Туарэй коснулся головы бронзовой рукой, постарался унять боль.
— Всё вокруг принадлежит мне, их жизни, их мясо, их души, — всё моё. И мне нужно восполнить утраченное… Скажите, бестолковые существа, чем вы можете выкупить право жить в моём мире? Дышать моим воздухом? Пить мою воду и есть мою пищу? Почему я не должен испепелить вас?
По толпе прокатились возгласы ужаса, плачь стал громче, но бежать невысоклики не могли.
— У нас нет ничего, кроме нас самих, какого-то скарба и запасов еды на зиму, — сказал один из мужчин, взрослый, но не старый, упитанный, с проседью в каштановых кудрях. Он был смертельно бледен, однако, держал себя намного достойнее прочих.
— Ничтожно мало.
«Пощади их. Возьми меня. Забери их отсюда, они — добрый народ».
Бог повернулся к дубу и положил руку на грубую кору. Тут и там её украшали шрамы от ножей, имена сотен невысокликов, признания в любви, даты.
— Сколько поколений родились, пожили и умерли вокруг тебя? Сколько любви ты видел, сколько впитал?
«Много».
Гений места, мелкий бог-хранитель.
— Никаких обещаний.
Доргонмаур прошил толстую кору и жар расколол ствол, пламя и искры взметнулись под небо, гигантский огненный цветок распустился в невыносимом своём великолепии, такой мимолётный и величественный. Все невысоклики обратились бы в пепел, позволь Туарэй жару распространиться. Сущность гения была поглощена вместе с огнём и теперь струилась в повреждённом астральном теле без собственного сознания, памяти, желаний. Полная утрата самости.
Туарэй вдохнул полной грудью, из его повреждённого тела сквозь дымную ткань выметнулись язычки пламени, трещины осветились внутренним светом, копьё запело чище. Он точно проживёт ещё один день.
— Соберите припасы, запрягите свиней в телеги и завтра утром сможете присоединиться к моему каравану. Если захотите. Если же нет, рано или поздно всё равно умрёте от чумы или голодных тварей. Стариков и детей лучше бросьте, они слишком слабы для долгого пути, а те из вас, что выживут, смогут завести новых. Впрочем, решайте сами.
Оставив мёртвый обугленный ствол позади, Туарэй ушёл в ночь.
Глава 2
Ретроспектива.
Небольшая восьмигранная комната была отделана тёмно-зелёным нефритом и вставками редкого белого опала; камень сверкал округлыми полированными формами в виде цапли, осетра, тигра, вепря, обезьяны, змеи, собаки и многих иных тварей, в которых мог превращаться местный хозяин. В центре пола был очерченный золотой каймой круг светло-зелёного малахита, а всё остальное пространство делилось на восемь равных частей, в каждой из которых помещалась большая триграмма. Стены залы украшали тростниковые циновки, служившие холстами для изящных пейзажей; на полах стояли восемь больших и безумно дорогих ваз, обладавших тысячелетней историей; массивные курильницы свисали с потолка, прямо с фигурной деревянной люстры, и истекали приторно-сладкими ароматами, делая воздух сизым.
В центре залы, на малахите стоял круглый стол, и по разные стороны его сидели двое: местный хозяин и его гостья. Он был тяжеловесен и рыхл, одет в халат из шёлка такого же белого, как и его собственная кожа; пальцы с длинными неухоженными ногтями сжимали металлическую трубку, набитую насварой, наркотический дым вырывался сквозь бурые зубы, лысый скальп матово поблёскивал. Восседал хозяин на массивном белоснежном троне, имевшем множество паучьих ног и несколько живых красных глаз — в спинке. Гостье досталось обычное, хоть и богатое кресло, слишком большое и мягкое для неё. Женщина была болезненно, смертельно худа, что подчёркивали чёрные облегающие одежды; лицо её воплощало оживший кошмар: треугольник чересчур натянутой кожи, постоянно сменявший жуткие гримасы; в кривившемся рту виднелись две иззубренные пластины вместо раздельных зубов, а радужки в глазах поминутно меняли форму и даже растекались жирными каплями по склерам. Смотреть в эти глаза без риска попасть под влияние было нельзя, и куритель насвары не смотрел.
Третий из присутствовавших, высокий, но сутулый, одетый для путешествия в старую чёрную одежду и длинный плащ, не стал садиться. Он кособоко стоял рядом с женщиной, крепко держась за длинный зловещий посох, увенчанный набалдашником в виде рогатый змеи. Поперёк темени этого человека тянулся серебряный ободок, с которого на левую половину лица ниспадала чёрная вуаль, правая же половина казалась такой бледной и измождённой, словно принадлежала мертвецу.
— Через три часа, — говорил Шан Баи Чен, раскуривая очередной шарик насвары, — я отправлю послание Араму, скажу, что вы ворвались в мои владения и всячески здесь бесчинствовали, и спровадить вас удалось, лишь натравив дракона.
Тихо вошёл слуга-биоморф с подносом, полным пиал и тарелок.
— Если он прикажет послать за вами погоню, — продолжал разглагольствовать биомаг, — я пошлю… ещё через час.
— Как мило, — ответила Зиру, чей голос походил на скрежет острого лезвия по стеклу, — собираешься предать своего господина и так бесстыдно делишься планами.
— Единственным моим господином, дорогая Зиру, — ответил биомаг, — был твой великий отец. Не ты ли столько лет объявляла себя единственной, кто сохранил ему верность? Допустим, я решил поверить в тебя и изо всех сил пытаюсь помочь, но мне совершенно ни к чему вызывать гнев Арама Бритвы. К тому же, если ты преуспеешь, наш Второй Учитель вернётся и даже Арам будет доволен.
— Желающий занять два престола, — бесплотным, почти неслышным голосом прошелестел Эгидиус Малодушный, — будет низложен с обоих.
— Мудрая обезьяна не встревает в тигриную ссору, а сидит на дереве и смотрит, — поделился мудростью своего народа белокожий индалец. — Угощайтесь!
На предложенные яства Зиру даже не взглянула, ей не терпелось покинуть тайный инкубаторий и отправиться на север, да поскорее!
— Зачем ты тратишь моё время? — скрежетнула госпожа убийц, меняя одну жуткую гримасу на другую. — Задерживаешь? Арам уже направил сюда армию путём порталов?
— Отдаю дань законам гостеприимства, — с ехидцей отмахнулся биомаг. — Таковы законы богов, добрая моя Зиру. Есть вы не хотите, так, может, вина?
Её рот исказился, обнажая иззубренные костяные пластины.
— Отдых вам тоже не нужен? Что ж, ладно. Может, дать вам скакунов в дорогу? Прощальный подарок — это важно.
— У меня есть вот он, — голова Зиру, кривовато сидевшая на шее, дёрнулась в сторону колдуна, тряхнув копной похожих на солому волос, и щёлкнув шейными позвонками. — С ним я попаду куда угодно и получу всё, что захочу. И убью, кого захочу.
— С этим у тебя никогда не было проблем, — отметил Шан Баи Чен, скосив взгляд на Эгидиуса. — Что ж, раз вам ничего не нужно, осталось лишь попрощаться. — Внезапно ехидный индалец сменил тон и сделался очень серьёзным. — Другие не питают надежд, но я верю, что от вас зависит судьба мира.
Разновеликие глаза Зиру сузились… насколько смогли.
— Издеваешься?
— Нет, прекраснейшая, — прошелестел колдун, — он искренен.
— Искренен, да. Ты слышала сказку о змее и соколе?
Госпожа убийц возмущённо хмыкнула и поднялась на ноги.
— Идём, Эгидиус.
— Однажды змея выждала, когда сокол улетит на охоту, заползла на дерево и добралась до гнезда. Змея нашла там пять яиц, она была голодна и сразу же проглотила одно, а затем и второе. Голод отступил, однако, не совсем, и змея проглотила третье яйцо. Она насытилась и могла уползти, но, в желудке ещё было место, и змея проглотила четвёртое яйцо, наевшись до отвала. Осталось одно яйцо, змея была совершенно сыта, но жадность оказалась сильнее и затмила мудрость, — змея раскрыла пасть. Она так обожралась, что оцепенела и уснула прямо в гнезде. Когда вернулся сокол, он растерзал змею и съел.
Шан Баи Чен затянулся и выдохнул наркотический дым. Поняв, что продолжения не будет, Зиру издала высокий скрежещущий звук.
— И что? Что я должна понять из этого? Что жадность до добра не доводит? Ты зачем отнял у меня бесценную минуту жизни, ублюдок⁈
— Твой голос услаждает слух почище соловьиной трели, — поморщился биомаг. — А речь здесь идёт не о жадности, но о гостях, что приходят без спроса, пока хозяев нет, Зиру. Народы этого мира — змея, Валемар — гнездо, а сокол — хозяин, который вот-вот вернётся. И сожрёт всех. Твой великий отец знал это и готовился, но проклятая тварь, это насекомое, этот выродок из Марахога по какой-то шутке рока помешал ему! И всё. Некому больше защитить нас, Зиру, нет никого, кто дал бы отпор… и если ты неправа, если Второй Учитель не вернётся, — белокожий Шан Баи Чен не мог побледнеть ещё сильнее, но страх в его узковатых глазках плескался безграничный, — нас всех пожрут. Именно поэтому я желаю вам великой удачи. Ступайте с миром.
Зиру хотела сказать что-то резкое и оскорбительное под конец, но тратить злость на этого белого выродка было всё равно что колоть кинжалом кадку теста.
— Идём.
Она быстро устремилась прочь, Эгидиус Малодушный заторопился следом, но отстал, ибо левая нога его не сгибалась и могла лишь волочиться по полу. Вскоре Зиру замедлилась, позволив колдуну себя нагнать.
— Тебе известно, что нёс этот ничтожный червяк?
— В общих чертах, прекраснейшая, — шепнул он. — Твой великий отец не считал нужным посвящать меня особо глубоко, гораздо больше знает Арам Бритва и, возможно, ещё несколько наиболее могущественных членов совета.
— И что же?
— Второй Учитель принял предложение встать во главе Ордена Алого Дракона, чтобы превратить его в огромную силу. Его враги считали, что целью всегда был захват власти в Вестеррайхе. Это было правдой, но отчасти, — целью, а не самоцелью. Твой великий отец хотел установить контроль над западной половиной мира и подготовить её к Последним Временам. К этим временам.