онимает, что Ульяна уже не к нему обращается. — Поверить не могу, что ты от меня скрыла! — выкрикивает. — Ты же призналась, что беременна. Почему не сказала, от кого?
Отворачиваюсь. Что ей сказать, что я боялась? Это ведь очевидно.
— И какой был план? Втереться ко мне в доверие? Пробраться в дом? Женить на себе отца?
— Ульяна, — басит Дамир таким тоном, что у меня мурашки покрывают всю кожу.
Я уже и забыла, что он может и вот так разговаривать. Со мной все это время он, оказывается, сдерживался, а сейчас вижу, что он на взводе. О чем же они тут говорили, пока я не пришла?
— Нет, пап… я хочу знать.
— Не было никакого плана. Точнее… был. Мне нужно было где-то переночевать. О большем я не думала. И то, что твой отец это Дамир, я тоже понятия не имела. А потом я собиралась уехать, чтобы никто и ничего не узнал.
— То есть, ты собиралась увезти моего братика? С самого начала это планировала?
— Да. Потом нет, но вы… — сглотнув, смотрю то на Ульяну, то на Дамира. — Вы сделали так, что я уехала.
— Тебе что, совсем не стыдно?
— Так, хватит, — Дамир подходит к Ульяне, подхватывает ее под локоть и собирается вывезти из кухни.
— Не надо, — прошу у него. — Лучше сейчас поговорить и выяснить, — поворачиваюсь к Ульяне. — Нет, мне не стыдно. А вам? Вам как? Не стыдно за то, что оклеветали меня и вычеркнули из своей жизни?
Глава 22
— Что прости? — ахает Уля. — Кто тебя оклеветал? Я до последнего была на твоей стороне, поверить не могла, что ты сидишь на этой дряни беременная! Боже… — Ульяна прикрывает рот ладонью, выпучивает на меня глаза. — Он здоров?
— Кто?
— Мой брат! Как ты…
— Стой, Ульяна.
Я выставляю ладонь вперед, до последнего стараясь сохранять спокойствие, но трудно. Видит бог, очень трудно.
— Я никогда в своей жизни не употребляла наркотики. Ни-ка-кие. Я даже не пробовала их ни разу. Ни нюхать, ни глотать, ни колоть, ни еще, — взмахиваю яростно руками, — что там еще с ними делают, не знаю. Но я ничего этого не делала.
— Анализы показали обратное.
— Значит кто-то, кому это было выгодно, их подделал. Дамир, ты? — бросаю взгляд в его сторону и замечаю, как он удивляется. Было бы смешно, если бы не было так грустно и печально.
— Что за бред ты несешь, — защищает отца Ульяна, — тест не мог…
— Но самый первый тест ничего не показал. Потому что к нему ни у кого не было доступа.
— Значит, ты распространяла, — кивает Уля, будто успокоившись.
Я перевожу взгляд на Дамира. Он молчит, внимательно смотрит на меня. Следит за моей реакцией? То есть, он по сей день не верит, что наркотики не мои?
— Ты тоже так думаешь? — с досадой тяну я.
Хотя чего я ожидала? Что если он извинился за необоснованное обвинение в плагиате, то сразу должен списать с меня все обвинения? Автоматом.
— Твой побег лишь подтверждает эту теорию. Я же забрал у тебя пакет. Значит те, на кого ты… — Дамир делает паузу и словно через силу, (но и на том спасибо!) проговаривает, — возможно, работала после пропажи порошка, должны были активироваться. Деньги с тебя требовать за то, что ты не сбыла.
— То есть ты, понимая это, всё равно забрал у меня пакет?
Я обнимаю себя за плечи, по рукам бегут липкие мурашки. Как-то я так легко обвинила во всем Рому. Сбежала. Спустя рукава отнеслась к возможному второму пакету, который так и не нашла. И даже не задумывалась никогда, что меня попросту могли снова увести с мешком на голове. И кончилось бы всё не так радужно как с Дамиром.
— Я поэтому его и забрал, — хмурится Дамир, а затем вовсе идет к бару и наливает виски.
— И тебе было всё равно на то, что меня могли со свету сжить? В рабство отдать? Да… да…
— По кругу пустить? — усмехается Ульяна.
— Ульяна, — осекает тут же Дамир.
— Нет, Таисия. Я следил. И ждал поставщиков.
— Зачем?
— Чтобы этих тварей существовало на земле поменьше, — зло говорит Ульяна.
— Уля, — снова осекает ее отец.
— Нет, папа, не надо меня успокаивать. Тая, ты разве сама не понимаешь, кто действительно зло? Люди которые оступились и потеряли из-за этого свой человеческий облик, или люди которые их на это подтолкнули?
— Я вообще ничего об этом не думаю. И думать не хочу. Гнилая тема, которой касаться у меня нет никакого желания. Наркотики не мои. Их подкинул Рома.
— А зря ты не хочешь этого касаться. У тебя сестра подрастает.
— Причем тут Аксинья?
— Да при том, что это самые легкие мишени, — раздраженно говорит Ульяна. — Девочки подростки. Таким много не надо, чтобы запудрить мозги и подсадить. Сейчас это повсеместно. Куча старшеклассников уже сидит на этом. Потому что синтетика дешевая. От этого в их голове складывается впечатление, что и не опасная. Ее на раз два в чатах мессенджеров предлагают. Пишут «Сгоняем на Мяу?» или «Помяукаем», — кривится она. — Многие родители, даже если проверяют переписки детей, то не понимают, что это не безобидное встретиться поболтать, а приглашение сходить понюхать.
— Но причем здесь я? И Аксинья?
— При том, что за сестрой следи. Раз за собой не уследила.
— Ульяна!
— Дамир, к чему это все. Зачем ты кого-то пытался выследить? Ты что полиция? Наркоконтроль?
— Папа тот человек, у которого есть влияние. Сила и связи. Его боятся. Потому что разговор со всеми кто зарабатывает на наркоте у него еще короче чем с теми, кто на ней сидит.
— Отлично, — через силу улыбаюсь я, — тогда почему ты все еще сотрудничаешь с Романом?
— Опять ты за свое, — шипит Уля.
— Да, — твердо чеканю. — Я в тот день видела наркотики в первый и последний раз в своей жизни. А в моей квартире никого не было кроме Ксю, тебя, — смотрю на Улю, а затем поворачиваюсь к Дамиру, — и тебя. И Ромы. Так может тогда это ваше? Ммм? Уль, не ты оставила?
— Да как ты…
— Как я что? Я могу быть уверена только в себе и в Аксинье. И почему, — хмурюсь я, — если ты за мной следил… почему мой отъезд стал для тебя неожиданностью?
— Именно в тот день у меня случилась накладка, — сухо говорит Дамир, а я по его взгляду вижу, что там было что-то серьезное, что тревожит его до сих пор.
И видимо Ульяну тоже настораживает реакция отца, потому что она внимательно на него смотрит, а затем сипло спрашивает:
— Саша?
Дамир моргает ей в ответ. Даже не кивает, а просто моргает, и я вообще ничерта больше не понимаю. Что за…
— Да что происходит, в конце концов! Это напрямую касается меня. И… и… моей, — голос предательски подрагивает, — безопасности.
— Помнишь Сашу? — на этот раз без колкостей и ехидства говорит Ульяна. Тоже подходит к бару отца и достает оттуда водичку. Надо же… и такое в барах хранится. — Он…
— Я прекрасно помню Сашу.
Это был самый милый амбал из всех.
— Он погиб. Почти сразу после той ситуации. Выходит именно тогда, папа?
— Девочки, а вам не кажется, что мы вам лучше бы перейти к вашим девичьим темам?
Я сажусь. Просто резко плюхаюсь в кресло. Все это время стояла и даже не замечала усталости, а сейчас ноги перестают держать.
— Он следил за мной, но его … его что? Убили? — выдавливаю из себя последнее слово, не веря что я его произношу.
Я с самого начала знала, что Дамир и опасность это синонимы. И что Амбалы его не просты. И что в городе его все боятся. Но… мы же не в девяностых.
— Папа. Ты не можешь это утаивать. Саша же он… он был нам как член семьи.
— В ту ночь была смена Александра, и утром он должен был везти Таю в клинику. Но он почему то покинул двор ее дома, никому не сообщив зачем и… не вернулся.
— А потом… что?
— Попал в аварию, — произносит Ульяна. — Ему стало плохо. Что-то с сердцем, он вырубился и… разбился. Папа, — Уля поворачивается к Дамиру, — то есть это не… не несчастный случай? И ты сразу об этом знал? И так ничего и не выяснил? Кто за всем этим стоит?
— Все концы оборвала Таисия своим отъездом.
— А Романа проверять не пробовали? — в острый раз твержу я это имя уже не сомневаясь ни в чем.
— За ним следили почти год. Чист, как слеза младенца, Тая. — Дамир допивает виски и ставит пустой бокал на стол, затем смотрит на меня. Вкрадчиво.
Я отвечаю на его взгляд, прямо и ровно. Мне скрывать нечего. Больше нечего. Тишина в кабинете затягивается. Даже Ульяна молчит. Каждый думает о своем. А, может, сказать больше нечего. Никому. Потому что все мы в тупике.
— Хорошо, я приставлю людей к Роме опять, — произносит Дамир, все еще прожигая меня взглядом, — и ты ни ногой из этого дома не ступишь без моих людей.
Глава 23
— А мне здесь нравится! — на полном серьезе говорит Ксю, когда я сообщаю ей о том, что мы остаемся.
Договориться с Дамиром о том, чтобы мы могли спокойно уехать, у меня так и не получилось, хотя я пыталась. Да что там, у меня не получилось договориться не только об этом, но и о том, чтобы с нас сняли приставленную охрану — Дамир уперся, не желая меня слушать.
Так что теперь кроме проживания в общем доме у нас еще и амбалы будут за плечами. Одно радует, что это ненадолго. После похорон мамы мы уедем и забудем обо всем этом.
— И чем же тебе здесь нравится?
— Тут готовят, — на полном серьезе заявляет она, хотя Лаура у нас тоже готовила. Не все и не всегда, потому что Даня забирал очень много времени, но ведь готовила!
И я об этом напоминаю Ксю, потому что она, кажется, об этом напрочь забыла.
— Я соскучилась по нашей еде, — с тоской говорит Ксю. — Лаура вкусно готовит, конечно, но я так хотела борща.
Я знаю, что не должна чувствовать вину перед Ксю, ведь я делала все, что было в моих силах. Зарабатывала, чтобы обеспечить их с Даней всем необходимым, старалась, но все равно чувствую, словно чего-то недодавала. Того же борща, в конце концов! Ксю даже не попросила меня сварить его ни разу, а так как я не люблю, то и не додумалась.
Порываюсь спросить у Ксю, хочет ли она вернуться, но не решаюсь. Понимаю, что я не хочу слышать ответ на этот вопрос. Если она скажет нет, не знаю, что буду делать. На Мадейре у нас совсем другая жизнь. Не могу сказать, что она была идеальной или простой, но она точно была лучше, чем здесь. Там у меня не было собутыльников матери, Дамира, не определившегося, я его любимая женщина, наркоманка или все-таки барыга.