— Может, еще? — предложил Михаил Алексеевич.
— Нет, не надо. — Она отодвинула чашечку подальше от себя.
— Ну, тогда рассказывай, что у вас там приключилось. — Свекор сел в кресло напротив Оксаны и внимательно посмотрел ей в глаза. Оксана вздохнула и неожиданно для себя рассказала все, что ее волновало. Она сидела на диване, укутанная в мягкий пушистый плед, и рассказывала своему свекру, как они с Валерой мечтали о ребенке, как обратились в клинику, бегали на обследования и с нетерпением ждали результатов и как сегодня ей сообщили, что Валера бесплоден. По ее щекам текли слезы, голос прерывался от неподдельного горя.
— Я не знаю, как сказать ему об этом! — выкрикнула она звенящим голосом и снова зарыдала.
— Не надо ничего говорить, из любого положения есть выход. Можно забеременеть от другого мужчины, — мягко сказал Михаил Алексеевич.
Он поднялся с кресла, подошел к Оксане сзади, обнял за шею, прижался щекой к ее волосам.
— Бедная моя малышка.
Поцелуй в шею был скользящим, легким, но Оксана ощутила, как напряглись его мускулы. Она почувствовала себя маленькой девочкой — слабой и беззащитной, ей захотелось, чтобы этот сильный и надежный мужчина взял решение ее проблем на себя. Ей были приятны его прикосновения, его ласковые поглаживания, и, сама того не ожидая, скорее импульсивно, чем осознанно, она повернула к нему голову и поцеловала в губы. Он ответил на поцелуй, потом сел рядом с ней на диван. Какое-то время они сидели молча, пытливо изучая друг друга, потом он хрипло прошептал:
— Это будет самым правильным, — и, взяв ее за руку, потянул к себе. Он не торопился, целовал ее долго, умело, лаская грудь под теплым махровым халатом, доводя до неистовства. Он обжигал ее своим горячим дыханием, сводил с ума хриплым шепотом, околдовывал нежностью, льющейся из глаз. Она закрыла глаза и со стоном прижалась к его сильному телу. — Девочка моя, — выдохнул он между поцелуями, помогая освободиться Оксане от одежды. Первобытное желание было сильнее разума, и Оксана отдалась ему не раздумывая.
Раскаяние пришло потом, Оксана, сжавшись в комочек, по-щенячьи заскулила от нестерпимого стыда, моментально ожегшего душу.
— Ксанка, что с тобой? — Михаил Алексеевич приподнялся и с тревогой посмотрел на нее. — Я обидел тебя?
— Нет. — Она помотала головой, отчаянно отводя от него взгляд. — Я сама себя обидела, — неслышно прошептала она одними губами. Он обнял ее, прижал голову к своей груди и своим неповторимым, хрипловатым голосом начал успокаивать.
За окном окончательно стемнело, начали зажигаться фонари.
— Валера, наверное, волнуется. Я всегда его предупреждаю, когда задерживаюсь. — Оксана высвободилась из рук мужчины, крепко прижимающего ее к своему телу, осторожно отстранилась и потянулась за одеждой. Все это время в голове билась одна-единственная мысль: «Что я наделала!» Оксана никогда не изменяла мужу, он был ее первым и единственным мужчиной, грехопадение показалось ей катастрофой. «Чтобы совершить такое, надо напрочь лишиться разума», — подумала она, и чувство вины перед мужем нахлынуло вновь. Целая буря чувств пронеслась по Оксаниному лицу, заставила его печально нахмуриться. Ей захотелось орать, визжать, реветь белугой и топать ногами в ужасе от содеянного. Михаил Алексеевич, пристально наблюдавший за невесткой, был неплохим психологом.
— Не беспокойся, я все улажу, — сказал он и, рывком вскочив с дивана, подошел к телефону. — Здравствуй, сын, — услышала Оксана, и внутри у нее все задрожало от напряжения. Сердце забухало как сумасшедшее. Оно уже давно сбилось с привычного ритма и теперь ускорило свои сокращения. Казалось, его оглушительный стук раздается не только в висках, — заполняет как набатом все свободное пространство в помещении. — Твоя Оксана у меня дома. — Михаил Алексеевич на время замолчал, потом улыбнулся чему-то и продолжил: — Ехал с работы, окатил какую-то девушку грязью, остановился, чтобы извиниться, смотрю — твоя Оксана. Пришлось заглаживать вину: отвез ее пальто в химчистку, напоил чаем… — Он опять замолчал, слушая своего собеседника. — Не сомневайся, привезу тебе твое сокровище в целости и сохранности.
Всю дорогу до дому Оксана куталась в куртку свекра, вдыхая ее запах, такой далекий и в то же время родной. Она почему-то была уверена, что у сегодняшнего вечера продолжения не будет.
— Ксюша, — с едва заметной хрипотцой прервал молчание Михаил Алексеевич, — не казни себя за то, что случилось. Поверь, мы с тобой нашли самое верное решение. Запомни, это не измена, это один из способов не дать прерваться нашему роду.
Оксана промолчала.
Свекор остановился у подъезда, открыл Оксане дверь и спросил:
— Тебя проводить?
Она отрицательно помотала головой:
— Нет, я и без того не в своей тарелке.
Окна их квартиры светились, Валера не спал. Оксане даже почудилось, что портьера в спальне колыхнулась, мелькнул темный силуэт. Она отдала свекру куртку и начала подниматься на пятый этаж по лестнице, набираясь храбрости и до последнего оттягивая встречу с мужем.
Валера лежал, растянувшись на диване, смотрел телевизор, шел очередной американский детектив. Рядом, на журнальном столике, стояли грязные тарелки и пустая жестяная баночка из-под пива.
— Валер, ты что, заболел? — озабоченно спросила Оксана. Грязная посуда для такого аккуратиста, как ее муж, да еще на журнальном столике перед телевизором — нонсенс.
Валера бросил на нее неодобрительный взгляд.
— Что-то ты загуляла, мать, — вяло процедил он сквозь зубы и стал пристально разглядывать жену.
Оксане потребовались неимоверные силы, чтобы остаться невозмутимой, хотя у нее тряслись все поджилки.
— И не говори. — Она попыталась превратить все в шутку и сама первая улыбнулась своим словам, сказанным с напускной насмешливостью. Но муж не поддержал ее игру.
— Ты могла предупредить, что задержишься? — холодно спросил он.
— Валер, перестань строить из себя Синюю Бороду. — Оксана ловко изобразила негодование, устраиваясь рядом с ним на диване. — Откуда я могла знать, что твой родитель решит меня искупать в луже. Видел бы ты меня в тот момент, — принялась она вдохновенно врать. — Стою чумазая, мокрая, в безнадежно испорченном пальто, волосы как сосульки, лицо расписано грязью, как у спецназовца. Пришлось отдать пальто в химчистку, а ближайшая была возле дома твоих родителей. Хотя, наверное, пальто спасти вряд ли удастся. — Оксана перевела дыхание и, подтянув колени, обхватила их руками.
— Хрен с ним, с твоим пальто. Если б ты знала, как я волновался. Даже заподозрил, что у тебя завелся любовник.
— Неужели я произвожу впечатление легкомысленной женщины? Я и предположить не могла, что тебе придется меня воспитывать, — совершенно искренне возмутилась она.
— Ну ладно, не злись, — примирительно сказал Валера. — Будешь? — Он откуда-то из-под дивана извлек еще одну банку пива и протянул жене.
— Фи, — она скорчила презрительную гримаску, — теплое пиво, пьяная женщина…
— Все же, пьяная женщина, имей в виду на будущее, звони, пожалуйста. Иначе теплое пиво сменит теплая водка, а встречать тебя будет пьяный мужчина. Будь повнимательней к собственному мужу.
Упрек Оксана приняла и снова почувствовала себя безнравственной, порочной лгуньей. Она тяжело встала с дивана и поплелась в спальню стелить постель, испытывая смертельную усталость.
Следующие две недели она думала только об одном — беременна или нет? Как только ей казалось, что в животе что-то потянуло, она в ужасе бежала в туалет и облегченно вздыхала. Все было в порядке. Сроки месячных прошли, и через неделю Оксана пошла на прием в консультацию.
— Рановато говорить что-то определенное, — сказал врач после осмотра. — Очень маленький срок, я могу ошибиться. Подождем пару недель.
Эти две недели тянулись мучительно долго. Ей казалось, что если она не выдержит и поделится своими опасениями с кем-нибудь, то чудо, которого она ждала, просто не произойдет. Она сглазит его своим нетерпением и болтливостью. И она носила тайну в себе, как хрупкий стеклянный шар, бережно и осторожно.
Спустя две недели сообщила мужу, что беременна.
— Что? — переспросил Валера, боясь, что ослышался.
— Я беременна, — повторила Оксана. Валера улыбнулся такой улыбкой, от которой у Оксаны пропали все страхи. Ей стало все равно, пусть даже она будет гореть в аду за свой обман, только бы Валера смотрел на нее так, как сейчас: с любовью, добротой и тревогой. Он притянул ее к себе, обнял:
— Значит, у нас будет малыш! — Голос его был теплым, глубоким и взволнованным.
— Да, — ответила она тоже слегка дрожащим голосом. Она сразу полюбила ребенка и была уверена, что будет мальчик.
Долгожданная беременность обернулась для Оксаны немалым испытанием. Она не могла себя заставить встать сразу. Ритм ее биологических часов никоим образом не хотел совпадать с настенными ходиками. Придавив трещащий будильник ладошкой, она подолгу настраивалась на подъем, раздирала в мучительной зевоте рот, кулачками терла глаза, прогоняя остатки сна, затем, нашарив ногами тапочки, медленно шлепала в ванную. Оксана не злоупотребляла косметикой, но, чтобы прилично выглядеть, отводила на макияж по двадцать минут. Шеф все чаще неодобрительно косился на ее округлившуюся талию, он не любил беременных сотрудниц, и Оксана со дня на день ждала предложения написать заявление об уходе по собственному желанию. Ее начальник был стандартный новый русский. Самый заурядный образец. Время его немного пообтесало. Он давно сменил малиновый пиджак на строгий классический костюм, купленный в дорогом бутике, поменял кроссовки на дорогие итальянские туфли. Понял, что мужчину делают не золотые цепи и браслеты общим весом под килограмм, а аксессуары от известных кутюрье и неброские часы производства Швейцарии стоимостью тысяч двадцать в конвертируемой валюте. Но в остальном остался тем же самым крутым парнем, что держит пальцы веером и разъезжает на шестисотом «мерседесе». Его должны были окружать только телки на уровне, одетые непременно в стильные шмотки. Оксана с выпирающим животиком смотрелась в его понимании негламурно.