— Тебя не упрекнешь в медлительности, мой друг! — довольно проговорил Сунь, поднимаясь навстречу гостю и крепко обнимая его. Лицо Суня светилось радостью и надеждой, зато у Миядзаки сразу испортилось настроение.
— Ну, как успехи? Достал оружие? Ах, деньги… Пока только деньги… Ну что ж. И это неплохо. Однако оружие — вот что главное, дорогой Торадзо. — Сунь внимательно посмотрел на Торадзо. — Да что с тобой? У тебя утомленный вид. А какие тени под глазами! Отдыхать, отдыхать…
Торадзо и впрямь чувствовал себя прескверно: он плохо переносил переезды по морю, сильно устал, да и постоянные угрызения совести не давали ему покоя — чувство вины перед Сунем не оставляло его ни на минуту. Он послушно опустился на прохладную циновку и отдался заботам друга. Сунь заварил по-китайски чай — на одного, в большой фарфоровой чашке с крышечкой, принес миску с любимым Торадзо сухим печеньем, приготовленным на патоке, — он давно уже заметил, что всем лакомствам Торадзо предпочитает эти хрустящие шарики без начинки.
Торадзо с жадностью отхлебнул из чашки зеленоватой жидкости с легким цветочным запахом. На висках и на верхней губе у него проступили крупные капли пота.
— Да ты весь дрожишь! — забеспокоился Сунь. — Уж не лихорадка ли у тебя? Паршивая болезнь! Помнишь, как она потрепала Чжэн Ши-ляна? Я сейчас выйду, куплю хины — у меня вся вышла.
Торадзо сделал протестующее движение рукой, но Сунь его перебил:
— Ложись и не вздумай подниматься. Как- никак я врач, а врачу должно повиноваться.
Диагноз Суня подтвердился: у Миядзаки начинался приступ лихорадки. Он пролежал восемь дней, а когда на девятый поднялся, казалось, что от него остались кожа да кости.
Сунь Ят-сен вернулся в тот день поздно. Сначала Миядзаки услышал, как он вполголоса разговаривает с хозяйкой, затем зашуршала раздвижная дверь и появился Сунь.
— Где ты пропадал весь день? Я заждался тебя, — тихо сказал Торадзо.
— Не сердись, приятель, — неотложные дела. Мне предстоит встреча с Ли Хун-чжаном, точнее, с его доверенным лицом. Кстати, приехал Чэнь Шао-бо. Наши дела с газетой налаживаются.
— Зачем приехал господин Чэнь?
— Будет сопровождать меня в поездке.
— Поедете на континент?
— О нет. Сядем на японское судно, идущее в Гонконг, а в пути пересядем на китайский пароход.
— Рискованное предприятие! — Миядзаки сел на татами[10] подтянув ноги к подбородку.
— Без риска не обойтись. Нам нужны союзники, Торадзо.
Мысли у японца заметались. Проклятая слабость! Надо что-то предпринять, и незамедлительно. Как воспрепятствовать этой встрече? Может быть, стать ее участником? Он провел ладонью по затылку, ероша густые волосы. На лице его проступил яркий, неестественный румянец, заметный даже при скупом свете. «Уж не туберкулез ли у него?» — с тревогой подумал Сунь Ят-сен.
— Тебе не нужно ездить на эту встречу, Сунь, — горячо произнес Торадзо. — А вдруг это ловушка? Вспомни Лондон! И почему на встрече не будет самого Ли Хун-чжана?
— А! Ловушка, Лондон! Сговорились вы все, что ли? И Шао-бо твердит о том же. Если всего бояться, то надо идти в монахи, а не в революционеры: монастырские стены крепкие, за ними хорошо отсиживаться, — рассмеялся Сунь. — Если уж они хотят меня убить, то не проще ли прихлопнуть где-нибудь в глухом переулке, чем затевать такую кутерьму с пароходами! Дешевле, и без шума.
Миядзаки нахмурился. Строго законспирированная встреча в море — слишком удобный случай обезглавить Союз возрождения! Миядзаки чувствовал это сердцем и потому особенно настойчиво убеждал Сунь Ят-сена: впервые он охотно следовал приказу «Черного дракона».
Сунь и сам не особенно верил готовности Ли Хун-чжана сотрудничать с революционерами. Но почему бы все же не попробовать, тем более что инициатива исходит от той стороны. А у Ли Хун-чжана огромные финансовые возможности и связи. Его поддерживают англичане, у англичан же можно достать оружие.
Миядзаки долго уговаривал Сунь Ят-сена, пока в какой-то момент не заметил, что тот не слушает его. Через несколько дней, когда они сидели в маленькой харчевне неподалеку от Храма белого слона, Сунь неожиданно предложил:
— Если ты чувствуешь себя вполне здоровым и не трусишь, не хочешь ли сопровождать меня? Кстати, со мной едет еще один японец в качестве советника. Так как?
Миядзаки ответил Сушо благодарной улыбкой.
Японское судно «Ниппон мару» вышло в открытое море и легло курсом на юг. Сунь Ят-сен поднялся на палубу: хотелось побыть одному, как всегда, когда на душе становилось скверно. Перед самым отплытием пришла недобрая весть — ураганом разбило шхуну, которая везла в Амой оружие. Сколько потонуло надежд! Теперь переговоры с Ли Хун-чжаном приобретали особое значение. Сунь почувствовал, что рядом с ним кто-то встал: Торадзо, утопив подбородок в высоком вороте халата, тоже задумчиво смотрел на море.
— Сможет ли Ли Хун-чжан в случае удачных переговоров снабдить нас английским оружием? Как ты думаешь, Торадзо? — обратился к нему Сунь.
— Сомневаюсь, — пробормотал Миядзаки, болезненно морщась.
— Тебе все еще нездоровится? — участливо спросил Сунь, заметив, что Торадзо не по себе. — Ты слишком легко одет.
— Нет, Сунь, не беспокойся, я совсем здоров. Мой халат? О, я еще поддел жилет. А знаешь что у меня под халатом? Дай-ка руку.
— Меч?
— Да, самурайский меч, семейная реликвия.
— Для чего тебе меч, Торадзо?
— Всякое может случиться, а стреляю я плохо. С мечом чувствуешь себя увереннее. Кстати, Кан Ю-вэй перебрался в Сингапур, слыхали?
— Спокойного убежища ищет, вот и ринулся под крылышко англичан, — усмехнулся Чэнь Шао-бо, — он тоже поднялся на палубу.
— Не думаю, — возразил Сунь. — Скорее всего — реформаторы хотят быть поближе к Гонконгу, — там у них больше единомышленников. Увы, находятся еще люди, которые верят в великого реформатора, как он сам — в Конфуция. — Сунь улыбнулся собственной наивности, вспомнив, как несколько лет назад добивался приема у Ли Хун-чжана, собираясь предложить ему свой проект реформ. Что же изменилось теперь? Что вынудило Ли Хун-чжана идти на переговоры с революционерами? А может быть, он, Сунь, думает о Ли Хун-чжане хуже, чем тот заслуживает? В конечном счете ситуация в Поднебесной такова, что всякий честный человек, в ком есть хоть капля любви к родине, не может не задуматься, куда идет Китай! Что ж, скоро все разъяснится!
Пароход сбавил пары — подходили к Гонконгу. Глухой черной ночью, дав условный сигнал, к ним приблизилось маленькое китайское суденышко. Эмиссар Ли Хун-чжана доложил о готовности к встрече с доктором Сунь Ят-сеном. За час до его прихода Миядзаки решительно заявил:
— Сунь Ят-сен должен остаться на пароходе, вместо него на переговоры поеду я.
Неожиданно спутники Сунь Ят-сена поддержали японца. Только Сунь возражал. Чэнь Шао-бо отозвал его в сторону:
— Следовало бы сказать тебе раньше… Прошел слух, что доктора Сунь Ят-сена хотят заманить в Китай. Может, как раз сегодня… Миядзаки, пожалуй, прав. Пекин не Лондон, оттуда живым не выйти. А японца, если даже арестуют, выпустят.
— Вы не доверяете Ли Хун-чжану? — тихо спросил Сунь Ят-сен.
— Наивный ты человек, Сунь. Осторожность в таком деле не помеха. Иди, переоденься, Миядзаки уже пошел в каюту.
— Поторопитесь, господа, лодка ждет вас! — крикнул в раскрытую дверь каюты помощник капитана.
С борта японского судна сбросили веревочную лестницу. В тусклом свете фонаря посланцы увидели невысокого грузного китайца.
— С кем имею честь говорить? — высоким, несколько визгливым голосом произнес он, едва гости поднялись на палубу, и представился:- Лю Сюэ-синь.
Где Торадзо доводилось слышать это имя? Он пригляделся: лицо китайца казалось жестким — слишком прямая линия рта, острый нос, через всю левую щеку безобразный шрам от рваной раны. Вспомнил! Он встречал этого господина в Сингапуре. Кажется, он коммерсант, торгует джутом.
— Кто из вас господин Сунь Ят-сен? — спросил Лю, не узнавая Миядзаки.
— Мы готовы выслушать ваши предложения, господин Лю, — учтиво произнес Миядзаки, не отвечая на вопрос.
— Прошу в каюту, господа. — Лю Сюэ-синь прошел вперед.
Помещение каюты неожиданно оказалось просторным, сухим и хорошо освещенным. На стенах были развешены английские офорты с изображением охотничьих сценок. В углу, свернувшись, дремала собака. Увидев чужих, она встала и потянулась на длинных лапах им навстречу. Лю Сюэ-синь приказал ей сесть, и она недовольно вернулась на место, положив длинную злую морду на лапы, замерла, не сводя с Миядзаки настороженного взгляда.
Вежливо улыбаясь, поблескивая золотыми коронками, Лю пригласил Торадзо к столу.
— Как идут дела в Гуанчжоу? — спросил Миядзаки, чтобы завязать разговор.
— Не могу сообщить ничего утешительного, — вздохнул эмиссар, раскуривая трубку и подвигая гостям плоский ящичек с табаком. — Правда, цинские власти ослабили свой контроль над Югом, но армия разлагается, солдаты самовольничают, покидают гарнизон без разрешения, грабят население. От жалоб нет отбоя.
Запоминая каждое слово Лю Сюэ-синя, Миядзаки в то же время разглядывал другого китайца, сидевшего напротив. Торчавшие на его головной повязке узелки напоминали только что прорезавшиеся рожки молодого козленка.
Перехватив взгляд Миядзаки, Лю поспешно сказал:
— Простите, господа, позвольте вам представить второго эмиссара Ли Хун-чжана господина Ли Жуя.
— Когда-то нам приходилось встречаться, господин Сунь Ят-сен, — незамедлительно напомнил Ли Жуй. «Сейчас этот «козлик» догадается, что я не Сунь Ят-сен», — подумал Миядзаки, холодея.
— В свое время вы подавали прошение на имя моего господина, помните, в Пекине?
Миядзаки вздохнул с облегчением — Ли Жуй ни о чем не догадывается. Секретарь Ли Хун-чжана! Торадзо про себя улыбнулся: кажется, старый Ли всерьез задумался над перспективой стать главой революционного правительства на Юге!