— Можно ли считать окончательным решение господина Ли Хун-чжана пойти на разрыв с Пекином? — задал свой главный вопрос Торадзо.
— Все будет зависеть от обстоятельств, — начал осторожно Лю и взглянул на второго эмиссара. Тот едва заметно кивнул. Голос Лю зазвучал увереннее: — Мы готовы оказать финансовую поддержку революции. Размеры помощи будут зависеть от ваших успехов, господин Ли Хун-чжан никогда не бросает денег на ветер.
— Значит, помощь только в случае успеха? — обнажил смысл сказанного Торадзо.
— Доктор Сунь, вы слишком категоричны, — возразил Ли Жуй. — Мы обещаем южному правительству семь-восемь миллионов таэлей. Новому правительству.
«Понял, «козлик», понял. Политэмигранту Сунь Ят-сену вы не протянете и медного гроша», — с горечью подумал Миядзаки, а вслух спросил:
— Что вы за это хотите?
— В состав правительства должен войти господин Ли Хун-чжан или его представитель. Что вы на это скажете, доктор?
«Доктор, должно быть, отдаст приказ распустить повстанческую армию», — подумал Миядзаки.
— Вполне вероятно, — ответил, помедлив, Миядзаки и поднялся. — Ну, господа, нам пора.
— Одну минуточку, доктор Сунь. Было бы желательно, чтобы и господин Кан Ю-вэй не остался за бортом — он так популярен в кругах кантонской знати! Говорят, он сейчас бедствует, не возьметесь ли вы, доктор, переправить ему в Сингапур несколько тысяч таэлей?
— Деньги будут переданы по назначению. — Миядзаки сухо поклонился. Выходя, он коснулся груди: меч под рукой придавал ему уверенности.
Лю Сюэ-синь вышел проводить гостей. Во время переговоров его, не переставая, мучила мысль о том, что в речи Сунь Ят-сена проскальзывал слабый японский акцент. «Впрочем, — отмахнулся от нее Лю, — доктор ведь долго жил в Японии».
Сунь Ят-сен забросал Миядзаки вопросами. Выслушав его подробный отчет, он помрачнел: Ли Хун-чжан предложил ему взятку за место в правительстве! И это тот человек, которому Сунь нес когда-то свои заветные думы! Значит, почтенные господа сановники желают таскать из огня каштаны чужими руками. Им нужна власть, только власть, и ее они собираются купить за деньги! К дьяволу таких союзников!
Через несколько часов, поручив Миядзаки передать Кан Ю-вэю деньги, Сунь Ят-сен и Чзнь Шао-бо пересели на встречный пароход, идущий к берегам Японии. Но история с господами реформаторами на этом не кончилась: через несколько дней Сунь Ят-сен получил телеграмму из Сингапура: «Арестован. Необходима помощь. Миядзаки».
Сунь Ят-сен немедленно выехал в Сингапур.
— Господин, за которого вы ходатайствуете, совершил тяжкое преступление, — заявил Сунь Ят-сену начальник сингапурской полиции.
— Миядзаки Торадзо — преступник?! Невероятно! — воскликнул Сунь. — Я знаю господина Миядзаки лично и могу поручиться за него.
Начальник полиции внимательно посмотрел на сидящего перед ним господина: тот выглядел очень солидно — превосходно сшитый европейский костюм, лакированные ботинки, но главное — манеры! Нет, этот человек не внушал ему подозрений.
— Тем не менее, вот… — он протянул посетителю лежавший особняком на столе лист бумаги, — это протокол о задержании: господин Миядзаки Торадзо взят при попытке совершить покушение на господина Кан Ю-вэя.
Сунь Ят-сен рассмеялся.
— Нет, это невероятно! — снова повторил он. В его голосе звучала такая уверенность, что начальник полиции невольно посмотрел на протокол в руках посетителя.
— Речь идет о покушении на жизнь уважаемого господина. Улики неопровержимые! Английские власти встревожены. — Полицейский тяжело откинулся в кресло, его студенистые щеки затряслись.
«Английские власти! Если они пронюхают, что прибывший сегодня в Сингапур японский коммерсант с документами на имя Накаямы и господин Сунь Ят-сен — одно и то же лицо, меня немедленно вышлют. Надо торопиться», — промелькнуло в голове у Суня. Он еще раз пробежал протокол глазами и, недоверчиво покачав головой, протянул его начальнику полиции.
— Вы прибыли в Сингапур ради этого японца? Откуда, позвольте вас спросить?
— Из Гуанчжоу. Простите, вы сказали — улики?
— Да, меч и крупная сумма денег, очевидно, плата за убийство.
— Сколько обнаружили денег? — быстро спросил Сунь. — Тридцать тысяч таэлей в непромокаемом клеенчатом пакете? — Брови начальника полиции удивленно поползли вверх.
— Именно так.
— Так вот, господин начальник полиции, задержанный вами Миядзаки Торадзо, мой помощник, уполномочен мною передать эти деньги господину Кан Ю-вэю. Вы не посмотрели мои документы? Пожалуйста.
Начальник полиции долго рассматривал протянутые ему бумаги.
— Миядзаки должен быть немедленно освобожден! — нетерпеливо произнес Сунь. — Мне предстоит заключить в Сингапуре несколько крупных сделок, не терпящих отлагательств, и без помощника мне не обойтись. В ваших руках дела фирмы, которую я представляю!
— Все это довольно убедительно, господин Накаяма, но меч… У арестованного отобрали меч.
Сунь поднялся, давая полицейскому понять, что деловому человеку некогда заниматься такими пустяками.
— Меч — символ храбрости у нас в Японии, — проговорил он как можно небрежнее, — его носит при себе каждый самурай.
— Арестованный — самурай?
— Разумеется. Разве при аресте меч нашли обнаженным?
Полицейский уткнулся в протокол:
— Действительно, оружие было изъято у Миядзаки при личном обыске. Но господин Кан Ю-вэй сам вызвал полицию и обвинил Миядзаки в покушении на его жизнь!
— Только чрезмерно развитое воображение толкнуло господина Кан Ю-вэя на шаг, который не делает ему чести.
— Я распоряжусь освободить Миядзаки Торадзо. Как быть с деньгами?
Сунь оперся на длинную ручку зонта. «Сейчас вы будете наказаны, господин Кан Ю-вэй», — подумал он с усмешкой.
— По справедливости деньги должны достаться вам. Сингапурской полиции причинено столько беспокойства! — Сунь ослепительно улыбнулся.
В тот же миг все было решено: подписан приказ об освобождении Миядзаки, «за введение властей в заблуждение» господину Кан Ю-вэю назначен штраф, а господин Накаяма и господин начальник сингапурской полиции расстались добрыми друзьями.
Переговоры с Ли Хун-чжаном и случай с Кан Ю-вэем окончательно убедили Сунь Ят-сена в том, что союз с реформаторами невозможен, рассчитывать на их помощь бессмысленно. Оставалась последняя надежда на японцев. Революционные войска стягивались к Амою, чтобы начать выступление, ждали оружие, обещанное Миядзаки. Сунь еще не знал, что японцы тоже предали его.
Чжэн Ши-лян умирал. Один, в заброшенной полуразвалившейся хижине на окраине Гонконга. И вокруг не было никого, кому он мог бы поведать, что с ним случилось… Холера свалила его, едва он добрался в город. Он ведь врач и сразу понял, что это холера. Собравшись с силами, на рассвете он покинул дом, приютивший его, не хотел быть неблагодарным. И вот теперь он лежал совсем один. Голова его пока еще оставалась ясной, хотя он знал, что это ненадолго. Чжэн Ши-лян перебирал в памяти картины минувшего, думал о странностях жизни, в которой воины умирают от болезней, как простые смертные… Когда пришел приказ Сунь Ят-сена о роспуске отрядов, Ян Цюй-юнь закричал: «Не позволю!»
— Но японцы отказались поставить оружие, мы не можем подставлять под пули безоружных людей, мы революционеры, а не убийцы!
— Трусы могут уходить! Мы сами договоримся с японцами! — подбородок Яна задрожал, руки нервно ощупывали карманы. Чжэн Ши-лян брезгливо смотрел на эти суетливые холеные руки.
— Позерство, господин Ян, — устало сказал Чжэн Ши-лян. — Вы и. винтовку- то держать не научились.
— Как вы смеете! — Ян Цюй-юнь бросился к Ши-ляну, уронил пенсне, неловко и беспомощно зашарил по полу. Чжэн Ши-лян обошел его и толкнул дверь плечом. В сущности, Ян был близок к предательству…
Чжэн Ши-лян провел сухим языком по губам — мучила жажда.
…Из Амоя надо было уходить. Распустив армию, они дожидались в маленькой деревушке транспорта, чтобы ехать к морю, где их должен ждать катер. Была тяжелая серая ночь. Дождь топтался по раскисшей земле, горы растворились в едком тумане, и утро не предвещало ничего хорошего. Чжэн Ши-ляну не спалось — всю ночь душил кашель, холодное отчаяние сковало сердце: он никак не мог смириться с поражением, вторым поражением в его жизни. Как живой стоял перед ним Лу Хао-дун, словно упрекая его за этот второй провал.
Утром все были готовы к отъезду. День тянулся томительно долго. После обеда Чжэн Ши-лян еще раз проверил свои записи, тщательно им закодированные, осмотрел и почистил и без того вычищенный револьвер, затянул ремнями походную сумку, в которой кроме жестянки с горстью патронов ничего не было. Ян сидел на полу, подтянув колени к подбородку, и бросал на Чжэн Ши-ляна нетерпеливые взгляды. Только курьер Сунь Ят-сена Ямада Есимаса спокойно похрапывал, подложив под голову кожаный мешок. Не унывал и Тао Сань-го, молодой командир, прибывший в Амой с рекомендательным письмом Сунь Ят-сена.
Повозка, запряженная парой буйволов, пришла к вечеру. Они ехали добрую половину ночи. Буйволы едва передвигали ноги по расползшейся глине. Жидкая грязь от колес летела на седоков. Ян чертыхался и проклинал и эту ночь, и погоду, и все, что привело его сюда. Он мечтал поскорее очутиться в доме своего богатого тестя, чтобы отмыться, отогреться и отоспаться, а главное — ни о чем не думать. А потом он, вероятно, съездит ненадолго в Японию по делам Союза — от этой поездки ему не отвертеться…
Тао Сань-го колебался, вернуться ли ему в деревню к жене или податься в Шанхай и попытаться найти работу. Чжэн Ши-лян собирался к Сунь Ят-сену в Японию. Он напряженно вглядывался в темноту, стараясь уловить желанный шум моря, но все звуки заглушал сильный дождь.
— И откуда только берется такая прорва воды! — беззлобно произнес Чжэн Ши-лян, надвигая на лоб круглую соломенную шляпу.
— Верно, господин, все льет и льет, — живо откликнулся возница обрадовавшись поводу поговорить. — А вчера, в такую непогодь в нашу деревню наезжали два чужака. Пробыли мало, только все расспрашивали, не остался ли в нашей деревне кто из революционной армии, — крестьянин щелкнул бичом, буйволы зашагали проворнее.