— Ты уже все знаешь, Сяо Цзун. Я уверен, что он жив и здоров. Документы у него в порядке, я лично позаботился об этом. Скоро вы с ним встретитесь, — Сунь дотронулся до ее руки. Грустные глаза, светившие из-под островерхой вьетнамской шапочки, повеселели.
— А помните, сяньшэн, как однажды, когда я служила горничной в доме вашего брата господина Сунь А-мэя, вы мне заявили, что я еще слишком мала, чтобы взять в руки винтовку?
— Помню, Сяо Цзун, помню. Расскажи-ка мне лучше, как тебе удалось разыскать меня в Ханое.
— Не могу, сяньшэн, это чужая тайна. Правда, могу сказать, что это был счастливый случай. Но я страшно боялась, что вы меня забыли. — Они оба рассмеялись. Суня окликнул проводник. И когда вслед за проводником он вынырнул из полумрака на свет, то увидел, что они выехали на косогор крутого холма. Хуан Син соскочил с коня и с удовольствием разминал затекшие ноги. В сопровождении еще двух проводников подъехал лейтенант Клодель, командир французской передовой части. Французские дипломаты давно интересовались деятельностью Сунь Ят-сена, рассчитывая, что их заигрывание с китайскими революционерами сделает цинов уступчивее. Они даже командировали в Китай для оказания помощи революционерам небольшую группу офицеров. Офицер Клодель относился к Сунь Ят-сену с искренним восхищением: в глазах передовых французов Сунь был пропагандистом идей и принципов французской революции 1789 года.
— Лучшего места для бивака не найти, — произнес француз, обращаясь к Суню и почтительно поднося руку к полям своего пробкового шлема.
— Что ж, объявляйте привал, — согласился Сунь. — Двигаться дальше действительно не имеет смысла — жара становится слишком изнурительной…
Ночью Сунь долго не мог заснуть. Слушал посапыванье лежавшего рядом Хуан Сина, в дверной прорез палатки смотрел, как загораются и гаснут на черном южном небе, глубоком и бездонном, крупные звезды.
— Вы не спите, господин Сунь? — услышал он тихий голос Клоделя — он дежурил у костра. Сунь Ят-сен сдвинул на лоб москитную сетку и выбрался из палатки. В слабом свете едва курившегося костра он увидел рядом с лейтенантом фигуру в солдатской форме. Должно быть, это был чужак, — боевики Объединенного союза формы не имели. Тревожно сжалось сердце — а что, если, вопреки имевшимся сведениям, враг гораздо ближе, чем можно ожидать. Но француз пояснил:
— Солдат из крепости Чжэньнаньгуань. Перешел на нашу сторону. Говорит, что искал повстанцев и случайно натолкнулся на нас.
Кряжистый, низкорослый солдат впился взглядом в Суня.
— Ваше имя? Откуда родом? — спросил Сунь,
— Бинь Сюнь, из уезда Гуаньчжоу.
— Что привело вас к нам?
— Я за революцию!
— А как вы себе представляете революционную борьбу?
— Это что, допрос? — солдат нервно перебирал застежки своего форменного халата. — Могу и ответить: хочу громить цинов, убивать богачей, отбирать у них добро. Вчера я один вырезал целое помещичье гнездо. — Солдат гордо посмотрел на Суня. — Двух женщин и четверых детей. Добро припрятал в укромном месте.
Увидев, как на скулах допрашивающего его человека заходили желваки, солдат поспешно добавил:
— Я не все забрал, пусть и другим достанется. Никто из слушавших не проронил ни слова.
— Вот что, солдат, — наконец произнес Сунь, делая над собой усилие, чтобы сохранить спокойствие. — Мы солдаты революции, а не мародеры и не убийцы. Мы не тронем тебя, но чтобы утром духа твоего здесь не было!
— Кого гоните?! — закричал вдруг солдат истерически. — Жалеете помещичьих выкормышей? Я к вам с открытой душой, а вы с французами снюхались! Хотите Китай подороже продать, вонючие черепахи! — вырывалось из его дико оскаленного рта.
— Стой, собака! — раздался сзади высокий женский голос. Сяо Цзун!
Сунь обернулся, но она, оттолкнув его, метнулась вперед, к солдату. Сунь не услышал выстрела, он только увидел, как Сяо рухнула на землю.
— Сяо Цзун, что с тобой?! — Сунь бросился к лежавшей без движения женщине.
— Она убита, сяньшэн, — произнес Хуан Син, тоже наклонившись к Сяо. Сунь Ят-сен отстранил его рукой, рванул на груди Сяо Цзун кофту. Старая, выношенная ткань легко поддалась.
— Факел! Зажгите факел!
Темнота отступила, оставив за собой полукруг неустойчиво мерцающего света. Сунь осмотрел рану. Чуть пониже левого соска чернело небольшое отверстие. Он наложил повязку, затем, подняв Сяо на руки, понес ее к себе в палатку. За спиной он услышал все тот же визгливый голос: «Кого бьешь? Своего бьешь?!» И вслед за тем сухо хлопнул револьверный выстрел.
Утром в палатку заглянуло искусанное москитами лицо Хуан Сина.
— Что женщина? Жива? Сунь отвернулся.
Могилу рыли по очереди, выбрав самое сухое место на гребне холма. По старинному обычаю, забросав Сяо землей, сожгли на могиле бумажные деньги. Пора было трогаться дальше.
Сунь Ят-сен рассматривал в бинокль высокие зубчатые башни крепости. И башни, и примыкавшие к ним низкие длинные строения, и стены, сложенные из плитняка, покрытые пятнами мха, выглядели старыми и ветхими. Не было никаких следов, говоривших о новом боевом оснащении. На башнях, задрав в небо чугунные жерла, стояли допотопные, наверное давно заржавевшие, тяжелые пушки. По донесениям во всех трех фортах крепости насчитывалось не более сотни солдат и офицеров.
Три часа назад Хуан Син в сопровождении двух боевиков отправился в крепость с ультиматумом сдаться. С минуту на минуту Сунь ждал его сигнала или возвращения: три часа — ровно столько, сколько требуется, чтобы одолеть сорок ли туда и обратно по местным дорогам.
Сунь Ят-сен снова навел бинокль. В крепости не чувствовалось движения, и вдруг он увидел, как на западной башне замаячило белое пятнышко — это Хуан Син выкинул флаг. Значит, все в порядке, и гарнизон перешел на сторону повстанцев.
Отряд добрался до перевала, сторожевые посты беспрепятственно пропустили его, ворота главного форта распахнулись, а через минуту Сунь пожимал тянувшиеся к нему со всех сторон руки солдат.
Поднявшись на крутой склон бастиона, Сунь Ят-сен замер от изумления: окрестности отсюда смотрелись, как на ладони. Услышав за собой тяжелое дыхание, он обернулся и увидел своих ординарцев.
— Сходите-ка лучше за господином Хуаном, — рассердился Сунь, — и передайте, что я жду его здесь. Это куда полезней, чем постоянно наступать мне на пятки. — Опека начинала его раздражать.
— Это невозможно, сяньшэн, нельзя вам оставаться одному, — как обычно, терпеливо пояснил один из ординарцев, и в тот же миг, будто поскользнувшись, ничком упал на землю. Медленно поворачиваясь на бок, он подтянул к груди колени и тут же перевернулся на спину. На лице его застыло смятение человека, которого смерть застала врасплох.
— Скорее вниз, в крепость, — крикнул другой и схватил Суня за рукав. Сунь посмотрел вниз — ничего подозрительного там не было. А через минуту бамбуковые палочки забили тревогу, им вторили козьи рожки, резко и заливисто. Со всех сторон к бастиону бежали солдаты.
Сунь припал к бойнице, сзади растерянно топтался Хуан Син. Сунь повернул к нему посеревшее лицо:
— Мы окружены — это цинские войска. Хуан Син сказал виновато:
— Я лег было поспать… — Сунь досадливо повел плечом, — словно, если бы Хуан Син не прилег, ничего бы не произошло!
— Готовьте отряд к бою, — жестко сказал он. Но Хуан Син почему- то медлил, как бы еще не понимая, что происходит. Он заглянул в бойницу и, вмиг протрезвев, бросился разыскивать Клоделя, на ходу отдавая приказ солдатам рассыпаться цепью вдоль бастиона. Одна мысль сверлила его мозг: еще в Ханое все было обдумано так тщательно, так всесторонне, и все же отряд оказался в ловушке! И крепость, как нарочно, была настоящей мышеловкой!
Обе стороны начали пристрелку, В бинокль было видно, как торопливо производили построение цинские войска: Хуан Син заявил, что у противника в пять раз больше солдат, чем у осажденных.
— Пошлите за подкреплением в Шиваньдашань[14], - приказал Сунь Ят-сен.
— Люди уже посланы.
— Снарядите еще одного гонца.
— Боюсь, что ему не пробраться.
— Найдите добровольца из здешних мест.
— Разрешите мне, сяньшэн! — произнес стоявший рядом ординарец Суня.
— Вы найдете дорогу?
Солдат кивнул.
— Отыщите старшего проводника, пусть пойдет с вами.
— Я понял, сяньшэн.
В шесть часов вечера цины ударили из крупнокалиберных орудий. Но снаряды не достигали крепости и ложились в долине, сотрясая землю. Видно, противник опасался ответного огня и отошел дальше, чем требовалось для попадания в цель. Но и при этом крепость содрогалась до самого основания и грозила обрушиться.
— Вскоре они прекратят пальбу, — уверенно заявил Хуан Син. Он уже был вполне спокоен и покуривал папиросу. — Атака возобновится на рассвете, только бы пришло подкрепление!
— Откуда вдруг такая уверенность?
Хуан Сину почудилась в голосе Сунь Ят-сена усмешка, и он сделал вид, что не расслышал вопроса, достал из кармана второй револьвер и принялся старательно его перезаряжать.
— Что же вы не отвечаете мне, «упрямый хунанец»? Обиделись?
Прямой, дружелюбный вопрос обезоружил Хуана:
— Под покровом ночи враг постарается подойти поближе.
— Что вы советуете предпринять?
— Вышлем часть отряда им навстречу,
— К восточным скалам?
— Да, пожалуй. Там они меньше всего ожидают засады.
— Хорошо.
— Я распоряжусь.
— И еще, назначьте на девять совещание командования, Хуан.
Гонец, одетый в серый халат, чтобы не выделяться среди камней, осторожно спустился вниз и залег в кустах, поджидая проводника. Когда стемнело, они побежали по каменистой тропке, ведущей в скалы. Миновали поворот, еще один. Проводник остановился, — показалось, короткое эхо выстрела, а может, просто свалился камень?
Было около семи часов вечера, но, как обычно в этих краях, уже стремительно начинало темнеть. Пройдет час-другой, и густая чернота зальет землю. Хуан Син, конечно, прав: ночь сулит передышку, которую надо использовать с толком.