— Смотрите и слушайте! — закричал глашатай, и все, как по команде, повернули головы направо: на площадь по узкому коридору в толпе въезжала конная повозка. Посередине площади повозка остановилась. Трое палачей выволокли из нее трех осужденных. Вряд ли кто-нибудь смог опознать их — лица приговоренных превратились в кровавое месиво. Правда, их имена предусмотрительно написали на смертных рубахах.
Сань-го почувствовал слабость, ноги едва держали его, но он заставил себя смотреть и даже прикрикнул на солдат, чтобы не жмурились: пусть это зрелище сделает твердыми их сердца, наполнит их ненавистью!
Остаток дня Тао неприкаянно слонялся по казармам: не мог думать ни о чем, кроме казни. Старшие офицеры несколько раз собирали солдат и перечитывали указ наместника, повелевающий всем находиться на своих местах. Нарушителям грозит смерть. Но никакие угрозы не могли остановить проникающие во все углы новости. Известие о том, что в Учан должен прибыть Хуан Син, разнеслось с молниеносной быстротой. Обстановка в казармах становилась все напряженнее, казалось, одной искры достаточно, чтобы вспыхнул пожар. Распространился еще один слух: в Учане начались широкие репрессии — отряды полиции и жандармерии устроили массированный налет на восточные кварталы города. В казармах с нетерпением ждали утра.
Поздно вечером Тао Сань-го вышел на улицу. С далекого пожарища тянуло гарью. С реки доносились крики грузчиков. Два пьяных офицера волокли еще более пьяного третьего. Стал накрапывать мелкий дождь. Тао укрылся под навесом ближайшего дома. За оградой щелкал кнут, визжали свиньи, громко, захлебываясь, залаяла собака. Скорее бы прошла эта ночь…
Когда Саньго вернулся в казарму, там царила растерянность. Солдаты, забравшись на нары, угрюмо молчали, а посредине стоял Хромой Вепрь, один из взводных, прозванный так за хромую ногу и крутой нрав.
— Что притихли, заговорщики? Скоро вас хорошенько потрясут, а пока — сдать оружие!
На нарах никто не шевельнулся. Хромой Вепрь подошел к койке Сань-го и сунул руку под матрац. Там в старом ватном одеяле, скатанном в рулон, у него хранились два новеньких револьвера и жестянка с порохом.
— Не трогай! — Сань-го в секунду оказался возле взводного и схватил его за плечо. Хромой Вепрь вывернулся и размахнулся, но Сань-го отскочил. Взводный выхватил револьвер. Но на него надвигался Ляп. Это был всеобщий любимец.
— Душить нас пришел, цинский прихвостень? Ну, погоди, собака!
Хромой Вепрь на мгновение утратил дар речи. Неслыханная дерзость! Так они стояли друг перед другом, не решаясь сделать первого шага. Хромой Вепрь спустил курок, но, видно, рука его дрогнула — пуля досталась не Ляну, а стоявшему рядом молоденькому солдату. Серую его рубаху мгновенно окрасило багровое пятно. Коротким, страшным ударом Сань-го сбил Вепря с ног. Но сытным рисом был вскормлен этот цинский прихвостень. В ту же минуту он вскочил, сжимая пистолет. Выстрел! Осечка! Лян метнулся Вепрю в ноги. Солдаты скрутили офицера веревками для шитья туфель.
— Что за драка?! — услышали они голос заместителя командира батальона. Он вбежал, нелепо размахивая шашкой.
— Мы не преступники и не позволим себя обыскивать, — выступил вперед Сань-го.
— Довольно! Попили нашей крови, хватит!
— А ну, давайте-ка вашу шашку, командир!
— Бей цинов! — пронзительно выкрикнул высокий, ломкий голос. Он принадлежал Сгон Бин-куню, командиру резервного отряда.
— Солдаты, за мной! — скомандовал он, и все ринулись к выходу. Во дворе, в деревянных ящиках, лежали винтовки. Сань-го бросился к Сюну.
— А что будем делать дальше, ведь патронов к винтовкам у нас нет.
— Без паники, Сань-го. Идем брать арсенал.
Сюн Бин-кунь и Тао Сань-го бежали рядом, размахивая руками, чтобы сохранить равновесие на скользком мокром грунте. На Чувантае, у арсенала, смутно угадывались сторожевые посты.
Завидев в бинокль бегущих солдат, дежурный начальник караула У Чжао-лин почуял неладное. Он поспешил вывести из-под навеса коня, которого держал под седлом чуть ли не круглые сутки. Второпях он долго не мог попасть ногой в стремя. Яростно чертыхаясь, он едва влез в седло.
Арсенал сопротивления не оказал: часовые выстрелили в воздух и распахнули ворота. Теперь Чувантай — в руках восставшего восьмого саперного батальона.
Солдаты бросились вооружаться. Всем казалось, что здесь, в Чувантае, где столько боеприпасов, можно держаться сколько угодно, победа почти одержана. Сюн Бин-кунь тоже думал, что самое трудное уже позади, а для того, чтобы власти успели перебросить свои войска из других провинций, потребуется немалое время. Ни у него, ни у Тао не было достаточного военного опыта, чтобы возглавить такую операцию. В сущности, все произошло стихийно, и они даже не знали, какими резервами располагают.
Пока Сюн размышлял, вставляя в винтовку новую обойму, к нему подвели человека в офицерской форме, это был начальник караула. За ним, немного поотстав, солдат держал повод лошади.
— Бежать хотел, — зло сказал часовой, — и ушел бы, не подверни ногу его коняга.
— Я и не думал бежать, — торопливо возразил офицер, — наоборот, я собирался встречать батальон.
Тао и Сюн переглянулись.
— Так вы сочувствуете повстанцам? Ах, вы член Союза? Это же замечательно! Скажите, а вы могли бы принять на себя командование революционными войсками?
По лицу офицера скользнула удивленная и растерянная улыбка.
— Или вы отказываетесь служить революции?
— Нет, нет, — поспешно сказал офицер, — но…
— Ну и прекрасно, — оборвал его Сань-го. — Идемте, я представлю вас батальону.
Так, волею случая У Чжао-лин превратился в командующего повстанческими войсками.
Прикинув ситуацию, новый командующий отдал приказ немедленно прервать телефонную связь Чувантая с городом и выстроить войска для смотра перед походом на штурм резиденции императорского наместника маньчжура Жуй Чэна.
Орудийные залпы разбудили наместника среди ночи. Нервно поигрывая тяжелыми кистями пояса от спального халата, стараясь сохранить перед слугами величие и спокойствие, Жуй Чэн медленно прошествовал в большой зал и приблизился к окну. По черному небу расползлось зарево пожара. Во дворе солдаты втаскивали на повозку пулемет, а к воротам волокли тяжелые ящики со снарядами. Мысль о том, что восстание, которого он так боялся, началось, обдала его жаром. Жуй Чэн бросился в спальню и, не дожидаясь слуг, стал судорожно одеваться, путаясь в платье.
Без доклада вошел начальник личной охраны.
— Дворец окружен повстанцами, — сообщил он, еле шевеля помертвевшими от страха губами.
Жуй Чэн повернулся на пятках и ожесточенно принялся чесать руки — им овладел нервный зуд.
— Прикажете подать ордена? — спросил начальник охраны, протягивая наместнику длинный футляр. Жуй Чэн имел обыкновение нацеплять все свои награды всякий раз, когда ему приходилось принимать важное решение.
— Какие ордена! — заорал наместник. — Ты в своем уме? Ступай и распорядись, чтобы ломали заднюю стену дворца, готовили выход к реке.
Пролом в стене сделали быстро. Жуй Чэн с двумя женами и детьми погрузились в лодку. В реке зловеще плескалась темная вода. Низко осев, лодка пошла вдоль берега, прячась в тени деревьев. Уже на рассвете военный корабль «Принц Чунь» принял на борт беглецов и направился в порт Ханькоу.
К утру весь Учан был в руках революционеров.
За день до восстания в Учане доктор Сунь Ят-сен, прибыв в американский город, Денвер, первым долгом отыскал в своем багаже шифр и прочитал телеграмму, полученную от Хуан Сина из Гонконга: «В учанском гарнизоне готовится восстание, — сообщал Хуан Сип, — нужна немедленная финансовая помощь».
Восстание! Но деньги?! Без них нет оружия, нечем платить солдатам жалованье, оплачивать поездки эмиссаров. Он, конечно, приложит все усилия, но уснеет ли раздобыть нужную сумму. Ведь на это уйдет несколько дней. После долгих размышлений Сунь решил посоветовать Хуан Сину отложить выступление.
На другой день в кафе, куда Сунь заглянул позавтракать, было почти пусто. Он выбрал столик и развернул купленную по дороге газету. В глаза сразу бросилось сообщение: «Учан взят революционерами!»
«Успех в Учане! — мысленно воскликнул Сунь. — Вот этого я никак не ожидал!» Выходит, что условия для революции в этом городе созрели настолько, что достаточно было, очевидно, одной искры, чтобы вспыхнуло восстание!
Сунь бросился на почту.
Глава шестаяЧЕРЕЗ ЛА-МАНШ
— Великобритания объявила о своем нейтралитете, не понимаю, чего же еще добивается от нас доктор Сунь Ят-сен?
— Я просил доктора Сунь Ят-сена предварительно изложить суть просьбы, однако он продолжает настаивать на личной аудиенции.
Стояла глубокая осень 1911 года, и она ничуть не отличалась от осени 1896 года, когда Сунь впервые посетил Англию. Над Лондоном колыхался туман, растворяя силуэты домов, чугунные решетки, фонарные столбы в своей желтоватой мгле. Тускло поблескивали мокрые мостовые.
Сунь Ят-сен направлялся в министерство иностранных дел. Часть пути он решил пройти пешком, чтобы еще раз обдумать предстоящий разговор, но все его мысли уносились на родину. Он думал о том, как трудно сейчас Хуан Сину, который выехал в Ухань, несмотря на то что считал ее самым неподходящим местом для обороны. Недавно Сунь увидел в газете снимок, на котором глава Учанского революционного правительства генерал Ли Юань-хун торжественно вручает Хуан Сину печать и флаг командующего действующей армией. Этот снимок обошел европейские газеты. Но, несмотря на все усилия, Хуан Сину не удалось отстоять Ханьян — город пал под натиском цинских войск. Хуже всего дела обстоят на севере. Цины упорно цепляются за трон, рассчитывая, и не без оснований, на поддержку западных держав.
Китай зависит от шести империалистических держав. США и Франция, вероятно, повременят с вооруженным протестом. Царская Россия и Германия настроены к революционерам недружелюбно, а Япония — просто враждебно. Надо непременно заручиться поддержкой Джона Буля в вопросе о н