ейтралитете, тогда, может быть, и Япония, связанная с Великобританией рядом договоров, последует ее примеру. Великобритания присоединилась к Заявлению держав о нейтралитете восемнадцатого октября 1911 года. Ну и что? Она по-прежнему помогает цинам.
Сунь подозвал кэбмена и через пять минут был у министерства иностранных дел.
Чиновник министерства вышел к Сунь Ят-сену в парадном мундире и при всех орденах. Сунь счел это хорошим предзнаменованием.
Министр встретил Суня доброжелательно, пригласил его сесть в кресло возле камина, сам уселся рядом. Весело потрескивающий огонь в камине, непринужденная обстановка располагали к доброй беседе, поэтому, отбросив правила этикета, Сунь сразу перешел к делу:
— Если цины будут настаивать на вооруженном вмешательстве держав, сохранит ли Великобритания обещанный нейтралитет?
Министр понимающе улыбнулся.
— Вы позволите и мне говорить с вами без обиняков? — Сунь кивнул.
— Благодарю вас, доктор. Скажите, пожалуйста, учанское правительство или любая другая революционная власть смогут гарантировать неприкосновенность английского капитала в Китае? Гарантировать права и преимущества?
— Необходимые поручительства вы получите в ближайшее время.
«Нейтралитет, любой ценой нейтралитет!» — подумал Сунь, а вслух сказал:
— Необходимо, господин министр, чтобы ваше правительство отказало цинам в займах и предоставило их революционному Китаю. Тем самым наша задача установить республику на территории всей страны значительно бы упростилась. Не секрет, что английские фунты в руках цинов — это пушки и пулеметы против республики.
Министр склонил голову набок, по выражению его лица трудно было понять, о чем он сейчас думает. А думал он о том, что генерал Юань Ши-кай, которого цины недавно провели в премьер-министры, хитроумный и опытнейший политик. Но было, очевидно, и другое: монархия в Поднебесной доживает последние дни.
Ответ министра прозвучал неопределенно:
— Британия готова разделять с китайским народом его тяготы.
«Не тяготы народа вы намерены разделять, а его добро, господин Солсбери», — понимающе усмехнулся про себя Сунь Ят-сен.
— Прошу вас, сэр, пояснить вашу мысль.
«А этот китаец не так прост, как может показаться на первый взгляд», — подумал министр, нажимая кнопку звонка.
Внесли большую карту Китая. Красным карандашом на ней были сделаны пометки в тех местах, которые заняли революционеры. Южные провинции были сплошь покрыты красным. «Недавно штурмом взята древняя столица Нанкин. Вероятно, она станет столицей революционных сил», — подумал Сунь.
— Мы слышали последнюю новость, доктор. В Нанкин съезжаются представители свободных провинций, они объявили, что созывают временный парламент. И все-таки Юг — это еще не весь Китай. Нам приходится считаться исключительно с фактами, а факты говорят, что пекинское правительство еще существует. Мы вынуждены выполнять старые обязательства. Отказ от них и договор о новых займах будут возможны, когда для этого возникнет реальная почва. Как вы считаете, дорогой доктор, долго ли продержится Пекин? «Он имеет в виду Юг?» — подумал Сунь.
— Возможность сохранения самодержавия исключена.
— Новый тур наших взаимоотношений с Китаем начнется, когда это станет ясно окончательно.
Министр, вежливо улыбаясь, проводил своего гостя до двери.
В небольшом искусственном пруду в самом центре Нанкина плавали сизые утки. Человек в широких брюках и коротенькой курточке крошил белую лепешку и бросал крошки в пруд. Увидев приближающегося прохожего, он быстро сунул остатки лепешки в карман: в городе, недавно захваченном революционерами, было голодно. Он мог навлечь на себя подозрения: бедный горожанин скармливает птицам такое добро.
Он взглянул на городские часы, висевшие на красной кирпичной башне почти напротив пруда. Пора!
Он прошел сотню шагов и открыл дверь в полутемное помещение телеграфа, вывеска которого была прошита пулеметной очередью. Взял на столе бланк с красной полосой и заполнил его: «К больному приглашен врач из Америки». Телеграмма была адресована торговцу скобяным товаром в Пекин.
Премьер-министру цинского правительства, его превосходительству генералу Юань Ши-каю, ее подали в дешифрованном виде: «Наш агент сообщает: в Нанкине все склоняются к тому, чтобы президентом временно избрать доктора Сунь Ят-сена».
После разъезда гостей супруги Кэнтли и Сунь перешли в библиотеку, им хотелось посидеть втроем, как в далекие времена. Вторично подали кофе, чай, ликеры. В доме тихо. Над круглым столом мирно горит старая газовая лампа, за стеклами шкафов корешки знакомых любимых книг. «Не забыть бы купить новинки экономической литературы», — думает Сунь. Его мысли сейчас целиком заняты предстоящим отъездом. «Достичь определенного положения на международной арене и сохранить его возможно, только если Китай будет иметь жизнеспособную экономику. Это единственный аргумент при доказательстве своей силы…»
— Вы верите, Сунь, что революция в Китае не пойдет на убыль? — отвлек его от размышлений низкий, неторопливый голос мистера Кэнтли.
— А вы считаете Учан вершиной революционного движения? Нет! — Сунь решительно покачал головой. — Нет, мистер Кэнтли, старуха империя уже развалилась.
Миссис Кэнтли внимательно смотрела на Суня. Он был уверен в том, что говорил, лицо его было спокойно, только руки, может быть, чересчур крепко сжимали подлокотники.
— Может, хватит на сегодня политики, друзья? — вмешалась она. — Берегите себя, милый Сунь. Я вижу, что жизнь ваша нелегка.
— Ну, покоя он знать все равно не будет. Покой таким людям, как наш Сунь, явно противопоказан.
Сунь Ят-сен засмеялся, достал из кармана крошечный томик китайских поэтов. «Вероятно, я теперь не скоро попаду в Лондон, но помнить о вас буду всегда», — и вечным пером надписал первую страницу:
Не надо думать: «Если седина,
То уж какие тут воспоминания!..»
Нет, намять, верно, всем нам и дана
Затем, чтоб вечно помнить расставанья.
«Вся моя жизнь — сплошные расставанья», — горестно подумал Сунь, дописывая последнее слово…
Наемный лимузин отвез Сунь Ят-сена в порт. Погода стояла холодная, ветер обрывал с деревьев последние листья. И Темза, и каменные стены домов, и оголенные стволы деревьев отливали серовато- черным налетом. «А на юге Китая жарко, ослепительное солнце, зеленая листва», — подумал Сунь. Никогда он еще не видел Лондон таким холодным и выцветшим, как в день отъезда на родину.
Вступив на борт корабля, он долго стоял на палубе, наблюдая, как меркнут вдали огни Ла- Манша. «Все, что было, — это только подготовка к тому, что предстоит еще сделать». Сунь решительно открыл дверь каюты.
Возвращение
Хотя я перестаю быть президентом, не я счастлив, что имею возможность служить народу как гражданин.
Глава перваяЮАНЬ ШИ-КАЙ
- В Китае острейший политический конфликт, ваше преподобие. На вашем месте я бы повременил с поездкой.
— О, мистер Сунь, беспорядки и смута — норма жизни у вас в Поднебесной. Я много лет прогнил в Гуанчжоу, всякого насмотрелся и могу предсказать — Юг против Севера долго не продержится. И знаете почему? Впрочем, хотите я подарю вам свою статью? Она написана давно, но, думаю, суть китайского характера в ней схвачена верно.
— В своей статье, господин пастор, вы, конечно, не особенно жалуете нас, китайцев?
— Упаси бог, я старался быть объективным.
— Странно выглядит ваша объективность — статья называется «Империя мертвых»!..
Генерал Юань Ши-кай уже давно не покидал своего поместья, с тех вор как получил при дворе почетную отставку.
День генерала обычно начинался с беседы со старшим сыном. Он ожидал его в приемной палате, восседая в изящном позолоченном кресле. Это кресло было копией императорского трона, впрочем и сама приемная палата походила на императорскую: «трон» стоял на ковре с гербом дома Юаней. Утренние беседы действовали на генерала умиротворяюще. Но однажды, когда Кэ-дин вошел в палату, он увидел отца, сидящего на простом черном стуле. Трон куда-то исчез.
— Что означают эти перемены, отец? — сын почтительно прижал к груди сложенные ладони. Юань Ши-кай поднял голову. Часы глухо пробили шесть раз.
— Трон пока в сторону. Пока! — Юань улыбнулся, намекая на то, что за исчезновением трона стоит хитрый замысел. Он молчал несколько минут, разжигая любопытство Кэ-дина. Так бывало всегда, когда Юань Ши-кай принимал какое-нибудь решение, поэтому Кэ-дин терпеливо ждал.
— Ночью мы приняли наших пекинских агентов, — вкрадчиво начал генерал. — Цинам приходится туго. Порядок, существовавший более двухсот лет, вот-вот рухнет. Регенты пятилетнего императора Пу И в панике, они ищут человека, способного подавить мятеж на Юге. Нам известно, что не только видные китайские сановники называют мою скромную персону, но и представители держав. Никогда еще, сын мой, мы не были ближе к власти, нежели теперь. — Генерал, весьма довольный, откинулся на спинку стула. Его суетливые пальцы машинально перебирали старинные сандаловые четки.
— Интересно, а где сейчас доктор Сунь Ят-сен? Газеты что-нибудь сообщают о нем?
Кэ-дин покачал головой.
— Очевидно, он еще в эмиграции, газеты о нем ничего не пишут. — Руки Юань Ши-кая сделали неопределенный жест, пальцы нехотя отпустили четки. — Цины в полном смятении, справиться с ними будет нетрудно. Сунь Ят-сен — вот кто единственный реальный противник. И он с минуты на минуту может вернуться в Китай. Авторитет его чрезвычайно высок, и если он встанет во главе революционного правительства, одолеть Юг будет в тысячу раз труднее!
В узкие окна палаты медленно пробивался утренний свет, растворяя бледное пламя толстой краевой свечи. Язычок пламени колыхнулся — в зал вошел адъютант. На тяжелом золотом подносе подал запечатанный пакет. Юань неторопливо его вскрыл. Императорский указ!