— На что потрачены эти деньги?
— Сто пятьдесят тысяч поглотило жалованье солдатам и офицерам нанкинского гарнизона, сяньшэн, остальные… — Тао Сань-го покосился на неплотно прикрытую дверь, — остальные ушли на жалованье вашим министрам в Шанхай и Учан.
— Ляо Чжун-кай знает об этом? — гневно спросил президент.
— Знает, — вздохнул Тао, — знает, но что тут поделаешь; раз есть должность и она занята — надо платить. Таков закон.
— К дьяволу такие законы, раз они обогащают бездельников!
— Это сущее воровство, сяньшэн, — горько сказал Сань-го.
— Ладно, что там дальше?
— Заявление от рикш. Они просят правительство оказать им милость и освободить от налога за коляски. Цены на продукты подскочили, да и зима необычайно холодная, тут и на жалкую горсть риса не заработаешь.
— Я об этом уже докладывал кабинету. Вынесли решение — освободить, но только на один месяц. Так и пометь себе. И не смотри на меня с упреком, Сань-го, один я ничего не могу поделать. Рикши оплачивают содержание всей нашей полиции. Я с удовольствием бы возложил эту обязанность на богачей, да об этом и думать нечего: в парламенте поднимется вой.
«Я в правительстве только кукла, деревянная кукла, — в который раз подумал Сунь Ят-сен, — а еще хвалился перед Ху Хань-минем ринуться в бой против всей этой бюрократии».
Через окно донеслись гулкие звуки колокола — Где-то звонили к вечерне. На один миг в памяти Сунь Ят-сена ожил Лондон, октябрь 1896 года. Цинское посольство тогда заманило его в ловушку. А его нынешняя должность, чем она не ловушка?
— Сяньшэн, до меня дошло, что кабинет требует повесить двенадцать крестьян, — глуховатый голос Тао Сань-го вернул Суня к действительности, — их до сих пор держат в плавучей тюрьме. Подумать только, казнить людей за то, что они просили милостыню!
— Знаю, Сань-го, знаю, — вздохнул Сунь, сутуля плечи. — Третьего дня я ходатайствовал об отмене казни. Мне обещали отпустить крестьян на волю. — Он помолчал. — Крестьянина задавили поборы, Сань-го! С этим нужно что-то делать!
— Минуту, — Тао перелистал бумаги и подал их президенту. Сунь Ят-сен побледнел, когда заглянул в них.
— Таких подробностей я не знал. Дело плохо. Что бы там ни говорили, а налоги надо уменьшить. И установить твердые цены на землю.
Сань-го показал еще три страницы. Они были густо исписаны цифрами. Цифры касались внутренних пошлин. Пошлины разъединяли провинции, душили рисовую торговлю. Из всех столбцов этот был самый длинный.
— С этим тоже пора кончать, и как можно скорее. Подготовь мне проект отмены пошлин.
— Проект уже готов, сяньшэн, он у меня с собой.
— Вот как? Отлично! Дай-ка его сюда, дорогой мой Сань-го. Ты очень нужный республике человек!
В этот момент дверь распахнулась — на пороге стоял Хуан Син.
— Я согласен с вами, господин президент, — произнес Хуан Син, протягивая Суню здоровую левую руку. Правая все еще висела на перевязи. — Тао Сань-го действительно очень нам полезен.
Сунь Ят-сен нетерпеливо кивнул, возвращаясь к прерванному разговору.
— Рис не будет иметь твердой цены, покуда провинции отделены друг от друга пошлинами. Мы их отменим, не правда ли, господин министр?
Хуан Син повел плечом.
— Их совершенно необходимо отменить. В одних провинциях крестьяне мрут от голода, как мухи, а в других — остаются излишки риса. Практически они уплывают в карманы помещиков. Надо, чтобы во всем Китае товары ходили свободно. — Сунь Ят-сен внимательно посмотрел на Хуан Сина. Хунанец страшно осунулся и его бритая голова стала похожа на череп с висячими усами. Хуан Син собрался было ответить, но Сунь Ят-сен опередил его.
— Транспорт, хотите вы сказать? Транспорта нет, но его можно наладить. Пусть об этом позаботится заинтересованное в нем торговое министерство. — Он постучал по твердому зеленому переплету, куда вложил докладную записку Сань-го. — Очевидно, здесь есть об этом?
— Да, сяньшэн. На последних страницах.
— Что вы скажете, господин министр? Хуан Син молчал.
— Здесь запланирована работа лет на пять, а то и на десять. Кто знает, суждено ли нам увидеть ее результат. Но мы будем работать. Будь у нас для начала миллионов тридцать…
— Японская компания «Мицуи» согласна одолжить республике сто пятьдесят тысяч иен, — подал голос министр.
— Капля в море! Скоро нам нечем будет платить жалованье солдатам и служащим. Интересно, на какие средства полковник Ли Юань-хун, мой заместитель, содержит учанский гарнизон?
— В Учане во время восстания мы захватили торговый банк и конфисковали всю наличность — сорок миллионов долларов, — объяснил Тао Сань-го. Он покосился на Хуан Сина, — почему бы не сделать этого и в других городах южных провинций?
— Ну, не можем же мы восстановить против себя всю имущую часть городского населения, дорогой господин Тао, — быстро ответил Хуан Син.
— Тогда необходимо срочно упорядочить нашу казну, вести строгий учет расходов. Надо быть слепым, чтобы не видеть, как за короткий срок в сфере финансов совершены все возможные беззакония. Имена виновных у меня здесь, — Сань-го указал на зеленую папку, — и я не успокоюсь, пока казнокрады не будут разжалованы и наказаны.
«Подобное рвение может стоить ему жизни, — подумал Хуан Син, — но это его дело».
— Ваша преданность, господин Тао Сань-го, нам хорошо известна, — произнес он вслух. — Мы все помним, что ваша жена погибла, заслонив грудью господина Сунь Ят-сена. Но…
— Должен вам заявить, — перебил его Тао Сань-го, — что наибольшие хищения совершаются под крышей законности. Известно ли вам, господа, что, например, от солевой пошлины в государственную казну поступает едва ли одна треть? Остальное разворовывается. Сяньшэн, вы не поверите, но в этом замешан сам министр финансов!
— Такое открытие делает вам честь, господин Тао, — сказал на это Хуан Син, — только боюсь, что ваше усердие пропадет даром. Позвольте доложить, сяньшэн, — час назад из Пекина получена телеграмма. Император Пу И наконец отрекся от престола. Монархии больше не существует! Императрица-регентша назначила президентом Юань Шикая.
— Что же вы до сих пор молчали! Что собирается предпринять Юань Ши-кай?
— Вы были слишком увлечены своим делом, сяньшэн. Юань Ши-кай, как и прежде, обещает объединить Китай на республиканских основах. Что вы на это скажете?
— Ну что ж… Если Юань выполнит все свои благие намерения, сложу президентские полномочия. Но когда же мне заявят об этом прямо?
— Точно еще не известно. — Хуан Син поморгал короткими ресницами. — У Юаня огромная армия, за его спиной иностранные державы. Они передают новому президенту все таможенные поступления, собираемые в подчиненных нам провинциях, они обещают Китаю огромные займы, разумеется, при условии объединения страны, управляемой единым правительством.
— Возможно, в этом и есть определенный здравый смысл, — раздумчиво произнес Сунь Ят-сен, — только не кажется ли вам, господин министр, несколько странным, что Юань получил мандат на пост президента от императрицы- регентши, а не от республики?
— Какая разница! Главное, что единство будет достигнуто.
Они теперь редко понимали друг друга — президент и его военный министр, гораздо реже, чем прежде, с оружием в руках на полях сражений. «Интересно, как поведет себя нанкинский парламент? — подумал Сунь Ят-сен. — Неужто нанкинцы не понимают, что передача всей власти Пекину означает победу помещиков и компрадоров? Ну, теперь дело сделано…»
Солнце в окне давно погасло, с Янцзы тянуло вечерней сыростью. Сунь щелкнул выключателем — света не было. Внесли зажженные свечи. По стенам метнулись тени.
— А день завтра будет непогожий, — произнес Сунь Ят-сен, подходя к окну и сдвигая створки.
Тайный агент Юань Ши-кая приехал в Нанкин и без труда разыскал дом главнокомандующего Южной армией господина Хуан Сина. Он решительно постучал в ворота и, отрекомендовавшись солдату-караульному «коммерсантом из Гуанчжоу», заявил: — Мне необходимо видеть главнокомандующего. Где его можно найти?
Солдат заколебался.
— Послушайте, господин Хуан Син вызвал меня срочной депешей. Речь идет о новых поставках оружия для Южной армии.
— В таком случае поторопитесь, господин коммерсант. В этот час главкома можно застать в доме госпожи Сюй. Я провожу вас.
Хуан Син «коммерсанта» принял, но сразу же ему заявил, что никого из Гуанчжоу в Нанкин не вызывал и хотел бы знать, ради чего…
— Погодите, господин главнокомандующий, вам не собираются навязывать партию проржавевших винтовок. Неужели не догадываетесь? Мы имеем к вам одно- единственное предложение.
— Кто это «мы»? — нетерпеливо перебил его Хуан Син.
— Хорошо. Я вижу, что лучше играть в открытую, — улыбнулся агент. — Я послан к вам генералом Юань Ши-каем. Генерал хотел бы видеть Хуан Сина, храбрейшего из республиканцев, у себя на службе. Я уполномочен сделать вам официальное предложение.
Хуан Син вспыхнул — вот уж этого он никак не ожидал! Его захлестнула ярость. Он медленно поднялся со стула и пошел к двери. Распахнул ее. Затем, словно передумав, плотно ее закрыл и тихо, отчеканивая каждое слово, произнес:
— Не откажите в любезности передать там, в Пекине, что любовь к родине, во имя которой Хуан Син согласился на объединение Севера и Юга под властью Юань Ши-кая, на самого генерала Юаня не распространяется. — У Хуана вдруг перехватило дыхание, ноги ослабли, он чуть не закричал от ужасной боли, прихлынувшей вдруг к вискам. Лицо агента дрогнуло, поплыло…
Хуан схватился за стул, тяжело сел и сжал голову. Он знал, что через несколько минут это пройдет, такое уже бывало с ним не раз за последние месяцы.
— Что с вами, господин Хуан Син? — услышал он как будто издалека. — Напрасно вы так волнуетесь. Никто не требует, чтобы ответ был дан немедленно. Успокойтесь, подумайте.
— Я же, кажется, сказал — Хуан Син вам не слуга. Неужели не ясно? — Он нажал кнопку звонка.