— Не горячитесь, Сунь, вы можете на меня рассчитывать.
Через несколько дней, когда Сунь разбирал почту, ему попался пакет с адресом, написанным по-английски. Вскрыв его, он увидел переплетенную в желтое с черным брошюру. В нее было вложено письмо, в котором сообщалось о смерти английского пастора Ф. Кларка.
«Выполняя последнюю волю покойного, — писал его секретарь, — сообщаю Вам, мистер Сунь, о самом искреннем уважении, которое пастор всегда питал к Вам. Незадолго до смерти пастор просил переправить Вам эту брошюрку, которую Вы в свое время отказались принять…»
Так вот оно что! Пастор умело выбрал время для своего подарка! «Империя мертвых»! Да, сейчас в Китае торжествуют политические мертвецы вроде Юань Ши-кая. Но Республика еще восстанет из пепла! — и желто-черная книжица полетела в мусорную корзину.
Глава четвертаяУБИЙЦА
Юань Ши-кай начальнику тайной сыскной полиции:
— Слыхали? Невероятная наглость — доктор Сунь требует, чтобы я ушел с поста президента! Он сумасшедший, этот доктор.
— Мы располагаем всеми данными относительно его местонахождения, ваше высокопревосходительство. Только прикажите.
— Приказываю.
Всю свою сознательную жизнь, с тех пор как он стал членом организации «Черный дракон», Миядзаки Торадзо мечтал о свободе. И хотя жизнь его уже миновала свою лучшую пору, упрямая мысль выйти из «Черного дракона» не оставляла его. Уехать на остров Кюсю и остаться там до конца своих дней, погрузиться в чтение книг, которыми у него набиты комнаты, а может, и самому взяться за писчую кисть — у него есть о чем поведать людям. Мечта уводила Торадзо далеко: он становился великим поэтом. Но делать ему приходилось совсем не то, что хотелось. Поэтому он все реже заглядывал в колодец своей души, где в последнее время не мог разглядеть ничего, кроме вечных колебаний темной воды. А работы у «Черного дракона» прибывало. Ветер с Запада дышал грозой. В Европе назревали события, готовые вот-вот вылиться в войну. Пока державы будут драться между собой, Япония может совершить прыжок. Она только выжидает удобный момент, чтобы во всеуслышание заявить о своих притязаниях на соседний Китай. В этой обстановке политические акции тайного общества «Черный дракон» резко подскочили.
Миядзаки сидел в библиотеке Красного храма, величественно возвышающегося на холме Святости неподалеку от Токио. Циновки на узких окнах спущены, поверх них задернуты темные шторы. Бесшумно горят длинные курительные свечи, света они почти не дают, поэтому обычно зажигается большая электрическая лампа, которая свисает с потолка на длинном шнуре. Пахнет сандалом, мышами, пылью. Длинные свитки манускриптов, пожелтевших в глубине веков, лежат на полу и столах, аккуратно сложены в деревянные лакированные ящики с перламутровой инкрустацией. Тлен не коснулся лакированных склепов, но рисовая бумага, которой доверены сокровенные мысли японских самураев, не выдержала испытания временем, она трухлява, готова рассыпаться от прикосновения. Здесь черпают свое вдохновение японские политики. «Завоевание — благородная цель всякого японца, ибо только оно способно принести другим народам благо великой цивилизации», — читал Торадзо. Идея ясна, только как применить ее в современных условиях?
Рядом с Миядзаки, как обычно, сидят над книгами и другие члены «Черного дракона». Но ни в какие разговоры между собой они не вступают. Лишь раз в месяц на общих собраниях скрещиваются шпаги их красноречия…
К полудню, наглотавшись бумажной пыли, Миядзаки вышел на восточный дворик. Сел под голой яблоней на замшелую, разогретую солнцем скамью. Сон мгновенно сморил его. Ему приснилась весна на острове Кюсю, где прошло его детство. Мелкая, гладкая галька вдоль ручьев, цветущие вишни. Много вишни, словно пена морского прибоя…
Проснулся Миядзаки от тихого говора. Разговаривали рядом, в тонкостенной бамбуковой беседке. Миядзаки попытался вернуть утраченный сон, но знакомое имя, несколько раз упомянутое в разговоре, заставило его внимательно прислушаться. «В пекинском посольстве суматоха. На днях в Токио прибывает Накаяма. Юань Ши-кай требует, чтобы с ним расправились прямо на перроне».
Накаяма — это же Сунь Ят-сен! Суня убьют, едва он прибудет в Токио! Торадзо вскочил со скамьи. Осторожно ступая, чтобы под ногами не шелестели сухие листья и не скрипел гравий, вернулся в библиотеку, а к вечеру выехал в деревню, туда, где нашла временное пристанище чета китайских эмигрантов — бывший заместитель министра финансов нанкинского правительства Ляо Чжун-кай с женой Хэ Сян-нин.
Миядзаки прислонил свой велосипед к стене сарая, откуда доносилось недовольное хрюканье голодного поросенка, и, скинув у дверей туфли, переступил порог дома. В маленькой комнате с бумажной перегородкой было пусто. Он сел у окна и стал ждать. Начинало темнеть. Можно было зажечь огонь — на столике у левой стены, рядом с керосиновой лампой, лежали спички. Но Миядзаки остался сидеть в темноте, погрузившись в свои думы. Внезапно он почувствовал знакомое недомогание — у него начинался очередной приступ хронической лихорадки.
Когда наконец вернулись хозяева, Миядзаки, обессиленный приступом, лежал на циновке, натянув на себя весь скудный запас одеял, который ему удалось обнаружить в доме. Бросив взгляд на пожелтевшее лицо Миядзаки, Хэ Сян-нин отыскала в сумочке порошок хинина, приготовила горячий чай.
— Дорогой Торадзо, что вынудило вас приехать без предупреждения? Мы едва не заночевали в городе, — Ляо Чжун-кай присел рядом с Миядзаки.
— Обстоятельства необыкновенного характера заставили меня поторопиться. Скажите, господин Ляо, вам известен день и час прибытия в Токио доктора Сунь Ят-сена?
Супруги переглянулись.
— Он должен приехать послезавтра. Из Кобэ. Номер поезда еще неизвестен. А что случилось? — От волнения Хэ Сян-нин прижала руки к груди и замерла в тревожном ожидании, не сводя с Торадзо темных блестящих глаз.
— Насколько мне удалась узнать, китайское посольство в Токио готовит на Сунь Ят-сена покушение. Его хотят застрелить, так же как, Сун Цзяо-жэня.
Хэ Сян-нин вскрикнула. Торадзо откинул одеяла и сел на циновке. Ему было жарко, лоб и виски его покрылись мелкими каплями пота.
— Успокойтесь, госпожа Ляо, в Японии у доктора Сунь Ят-сена много настоящих друзей. Необходимо организовать их в специальную группу, и я этим займусь немедленно. Надо, чтобы вы помогли мне вовлечь в нее китайских эмигрантов. Но главное — когда прибудет поезд, не надо устраивать на вокзале митинг. Сунь Ят-сена следует сразу усадить в закрытый автомобиль и увезти в гостиницу. Необходимо все время быть начеку: убийц может быть несколько…
Поезд из Кобэ прибыл в Токио точно по расписанию — в шесть часов вечера. К этому времени члены группы «Отпор убийцам» по команде Миядзаки заняли все входы и выходы на вокзале. Пятнадцать человек побежали к третьему вагону следом за Ляо Чжун-каем. Как только Сунь с зеленым саквояжем в руках появился в дверях, они оттеснили остальных встречавших, образовав узкий живой коридор, по которому он прошел к машине. Но Торадзо не покидала тревога за жизнь друга. Его может ждать нож или яд, а от них защитить куда труднее.
И все же встреча Сунь Ят-сена прошла не так гладко. Какой-то человек взобрался на тележку с багажом и пытался выстрелить в Сунь Ят-сена поверх толпы. Его тут же схватили и бросили в подвал привокзального полицейского участка. Сунь Ят-сен через Инукаи Цуёси упросил полицейского комиссара позволить ему поговорить с глазу на глаз с покушавшимся. Сунь рассчитывал узнать, кто состоит в заговоре против него и насколько это серьезно.
В комнате для свиданий Сунь Ят-сен увидел человека с серым лицом, с глазами, горящими ненавистью. Это были глаза фанатика.
Узкие кисти рук, тугая полоска белого воротничка на смуглой шее, тонкое, нервное лицо — чистокровный самурай.
— Убиваете из-за угла, господин Накамура? — то ли спрашивая, то ли утверждая, произнес Сунь. — Наверное, именно так был убит Сун Цзяо-жэнь. — Японец молчал. Сунь Ят-сен подвинул ему папиросы, сифон с водой. Накамура учтиво поблагодарил, налил полный стакан, залпом осушил его.
— Так вы будете говорить? — мягко спросил Сунь.
— Убивать — моя профессия, — хмуро отозвался японец, раскуривая папиросу.
— За это хорошо платят!
— Обедневшему самураю выбирать не приходится.
— И это говорит японец, гражданин великой державы? Неужто сегодня в Японии не найти другого заработка? Я стремлюсь к тому, чтобы моя родина заняла достойное место среди передовых стран, и за это вы хотели всадить мне пулю в сердце.
«Не в сердце, а в затылок», — мысленно поправил Суня Накамура. Безразличие овладело им: ненависть погасла, уступив место опустошенности.
— Как вы полагаете, господин Накамура, пекинское посольство скоро подошлет ко мне нового убийцу?
— Не раньше, чем через полгода. Но вам лучше исчезнуть из Японии, доктор.
«Если в моем распоряжении есть еще несколько месяцев, то я подожду, — подумал Сунь. — В это трудное время лучше быть ближе к родине. Только, пожалуй, следует перейти на нелегальное положение».
— Хотите, я буду просить власти вернуть вам свободу?
Сунь никогда не колебался в своей вере в доброе начало человека. Не дождавшись ответа на свое предложение, он вновь повторил его.
Накамура покачал головой, на горле ходуном заходил острый кадык.
— Почему вы отказываетесь?
— Мне нечем оплатить такое великодушие. Накамура откинулся на спинку плетеного стула и больше не шевелился. Только глаза горячечно поблескивали на его неподвижном лице. Пора было кончать это тягостное свидание.
Глава пятаяТИГР ПЕРЕД ПРЫЖКОМ
4 ноября 1913 г.
Постоянный Президент Китайской республики Юань Ши-кай издает декрет о роспуске партии Гоминьдан и об аннулировании ее мандатов.
Доктор Сунь Ят-сен объявил об организации новой Революционной партии Китая — Гэминдан. В основу ее программы были положены три народных принципа и его учение о революционной диктатуре.