— Ваши головорезы учинили расправу над честным революционером. Мало того! Они разграбили несколько деревень, расстреливали и вешали крестьян. Разве правительство выделило субсидию вашей армии, чтобы она бесчинствовала, генерал?!
«Нет, Сунь еще не знает всего», — облегченно вздохнул Чэнь. Теперь можно было перейти в наступление.
— Разве на те жалкие гроши, что вы отпускаете на содержание армии, можно сносно прокормить солдат, господин президент? Кстати, как губернатор Гуандуна, я больше не разрешу взять ни цента на содержание вашей Второй армии. Вы, вероятно, забыли, кто поставил вас у власти. Какая черная неблагодарность!
— За что вы убили генерала Дэн Гэна? — грозно повторил свой вопрос Сунь.
— Я здесь при чем? — пожал плечами Чэнь, стаскивая с головы тряпку, которая давно просохла. Он нехотя поднялся на ноги. Его крепкая жилистая рука легла на рукоять маузера.
Сунь обернулся, ища поддержки у своих спутников. Но Сюй и Ли точно воды в рот набрали.
— Вы, господин Сюй, вместе с генералом Ли немедленно отправитесь в Гуйлин и примете меры по переводу Главной ставки в Шаогуань, ближе к Гуанчжоу. Войска следует привести к присяге на верность. Ляо Чжун-кай, примите дела у господина Чэня. Именем республики я отстраняю его от всех постов, и пусть им займется суд…
Но до суда дело не дошло — наутро генерал Чэнь Цзюн-мин со своими частями спешно покинул город. Генерал Ли Ле-цзюнь в Гуйлин не доехал: по дороге он присоединился к Чэню. Кое-кто из кантонских купцов потихоньку собирался к отъезду в Гонконг — под крылышко англичан. В правительстве за глаза осуждали Суня за разрыв с Чэнем. Он это чувствовал и ходил хмурый, проклиная себя за то, что не подверг Чэня суду на месте…
Этим вечером Сунь Ят-сен решил остаться в своей резиденции, радуясь возможности побыть одному и заняться библиотекой. Во всем здании стояла тишина, только с нижнего этажа доносились слабые звуки рояля. В сгустившихся сумерках за окном растворялись крыши ступенчатых пагод. Сунь Ят-сен опустил на окна циновки и повернул выключатель. Яркий свет залил комнату. Сунь Ят-сен окинул любовным взглядом свое сокровище — книжные шкафы: впервые за много лет вся его библиотека собрана в одном месте. Ему предстоит разобрать ящик с рукописями, для них специально оставлены пустыми нижние отделения.
Он раскрыл бюро, но вынимать оттуда папки с документами медлил. Что-то ему мешало, странно будоражило, не давая работать. Может, это из-за встречи со знакомым доктором в госпитале, куда он ездил с инспекцией? Когда-то, много лет назад, они совместно делали первые шаги на медицинском поприще. Тогда они не были друзьями, но сейчас они встретились как близкие люди. Сунь внимательно слушал рассказ доктора о новых достижениях в области хирургии и вдруг почувствовал, как хочется ему прикоснуться к холодным блестящим инструментам, услышать напряженный стук своего сердца перед началом операции, как в те далекие времена. Доктор все говорил, хотя время давно истекло, и Сунь его не перебивал, он жадно вдыхал острые больничные запахи — йода, карболки, оглядывал на полках тесные ряды всевозможных колб, сожалея о том, что когда-то пришлось оставить все это: ведь врач оказывает немедленную помощь, он видит результат своей работы. А доведется ли Суню пожинать плоды своих трудов?.. Никогда еще прежде рука его не тосковала так по скальпелю…
Стенные часы издали тоненький тренькающий звук, готовясь отметить полный оборот стрелки на циферблате.
— Сяньшэн, вас спрашивает какой-то солдат. Мы его было не пустили — поздно, да он поднял такой шум… Прямо не знаем, что с ним и делать? — виновато доложил начальник охраны. Он приоткрыл дверь в кабинет, но не входил, а топтался на пороге, помня строгий наказ президента не беспокоить его в этот вечер. Он был сильно встревожен вестью, которую сообщил ему адъютант Сунь Ят-сена, Ма Сянь: у одной девушки, пытавшейся пробраться к машине Суня, отобрали заряженный револьвер.
— Солдата пропустить, а заодно попросите зайти Ма Сяня, — у меня к нему дело.
Через минуту в коридоре раздалось шарканье матерчатых туфель, и в кабинет влетел безоружный солдат: руки его сжаты в кулаки, рубашка взмокла от пота и прилипла к телу. «Где я видел это скуластое морщинистое лицо?» — подумал Сунь, но солдат не дал ему вспомнить:
— Спасайтесь, сяньшэн! — крикнул он, забыв о приветствии. — Немедленно бегите отсюда. Они будут здесь с минуты на минуту!
— Успокойся, солдат! — Сунь наклонил сифон над стаканом, сильная струя мгновенно наполнила, его. — Выпей-ка воды и успокойся.
Солдат отстранил стакан рукой,
— Я правду говорю!..
От волнения голос у него сорвался.
— А ты не мог бы поподробнее растолковать, что происходит?
— Сюда идут чэневцы. Им приказано разгромить вашу резиденцию и всех, кто тут окажется, уничтожить.
Сунь Ят-сен вдруг тряхнул солдата за плечи;
— Откуда здесь взяться солдатам Чэня? Ведь они, под Вэйчжоу!
— Генерал Чэнь Цзюн-мин только что без боя взял Гуанчжоу. Похоже, что в гарнизоне его ждали — сдались без единого выстрела да еще выдали несколько ящиков патронов, их сегодня доставили из Гонконга.
— Чем докажешь? — быстро спросил Сунь, все еще не отпуская солдата, но уже поверив ему.
— Клянусь своими предками, пусть их души никогда..
Сунь Ят-сен не дослушал.
— Да, этого следовало ожидать.
Он припал к стакану и выпил его до дна. Солдат все еще стоял.
— Вы не узнали меня, сяньшэн? — робко спросил он. — А ведь я когда-то, еще в двенадцатом году, служил в нанкинском гарнизоне. Мне приходилось не раз сопровождать вас в поездках за город.
- Ты носил кличку Коршун?
— Ну да. — Солдат просиял. — А теперь я ухожу. Поверьте, в кантонском гарнизоне у вас есть верные люди. Мы попробуем Чэня немного задержать. — Солдат поклонился и бросился вон из кабинета, едва не сбив с ног Ма Сяня, стоявшего в дверях.
— Где Цин-лин, Ма Сянь?
— Наверху.
В спальне Цин-лин, смертельно бледная, сидела на кровати, прижимая к груди старенькое домашнее платье.
— Одевайся! С минуты на минуту начнется обстрел резиденции. Поторопись же, Цин-лин!
Неловко натягивая платье, Цин-лин вдруг улыбнулась, но такой растерянной улыбкой, что у Суня от жалости дрогнуло сердце.
— Погоди, Сунь. Нам нельзя выходить вместе. Вместе нас непременно опознают. Мы покинем резиденцию порознь, — с неожиданной решительностью заявила она.
На мгновение прижав жену к груди, Сунь легонько подтолкнул Цин-лин к двери, где ее дожидался Ма Сянь.
— Не беспокойтесь, сяньшэн, я провожу вашу жену в надежное место.
— Постарайся отправить ее в Шанхай. Пусть ждет меня там.
Проводив Цин-лин до дверей, Сунь Ят-сен бросился в кабинет, он вытряхивал из папок и швырял в саквояж документы. Где-то совсем близко ударил орудийный залп. Сунь захлопнул опустевшее бюро, надел полуфренч. Кто-то из офицеров охраны подал ему заряженный револьвер. Сунь взвел курок и выпрыгнул из окна на задний двор — к парадному подъезду уже бежали чэневцы.
Надвинув на лоб мягкую шляпу, Сунь Ят-сен в сопровождении трех офицеров завернул за угол и в ту же минуту увидел, как запылал ближайший мост. Удалось ли Ма Сяню провести через него Цин-лин? А что, если нет?..
Стараясь держаться в тени, Сунь вышел к реке. У причала на приколе мерно покачивался старенький катер. Сунь вскочил на нос.
— Нет, я не ищу убежища, — ответил он на вопрос, в каком районе Гуанчжоу он предпочтет укрыться, — правьте к острову Вампу.
Рулевой подчинился.
Сунь решил использовать кантонскую эскадру: это был его последний шанс.
Над городом среди ночи занималась заря пожарищ. По Жемчужной медленно разливался багровый свет. Напрасно вглядывался Сунь в темноту: эскадры в порту Вампу не было! Лишь канонерка «Юн Фэн», та самая, на которой он когда-то прибыл в Гуанчжоу из Шанхая, швартовалась у мола.
На ее палубе караульный матрос чистил винтовку, сидя на мотке каната. При свете фонаря Сунь Ят-сен разглядел открытое лицо с курносым носом и большим ртом. Вместо ответного приветствия он попросил вызвать командира.
Командир появился через минуту.
— Неужели это вы, сяньшэн? — удивился он, беря под козырек, а затем крепко пожимая Суню руку. — Да ведь эскадра по вашему приказу еще вчера ушла в устье Жемчужной.
— О каком приказе вы говорите? — не понял Сунь.
— Ну как же, еще вчера на рассвете к командующему эскадрой прибыла группа офицеров с приказом, о котором лично ему, командиру канонерки, известно одно — эскадра должна немедленно выйти в открытое море и там дожидаться дальнейших указаний. Канонерка же задержалась из-за ремонта.
— Это измена! Я не отдавал никакого приказа.
— Сниматься с якоря?
— Нет, мы останемся здесь. Готовьте орудие к бою!
— Есть готовить орудие к бою, — четко произнес командир, однако он ни секунды не сомневался, что в данной ситуации этот приказ равносилен самоубийству.
К утру пошел дождь, тепленький, вялый. На палубе канонерки кисло запахло порохом. Сунь Ят-сен сам командовал орудийным расчетом. Снаряды корабельного орудия приземлялись на набережной Гуанчжоу. Проклятый изменник Чэнь Цзюн-мин! Даже вероломный генерал Лу Жун-тин выглядит в сравнении с ним невинным ребенком.
Наконец отряды Чэнь Цзюн-мина отступили в глубь города. Разведка, высланная на берег, донесла, что город кажется мертвым. На улицах баррикады из дров и растащенных заборов, над китайскими магазинами развеваются иностранные флаги — английские, французские, американские. Каждый флаг — своего рода охранная грамота. Но счета в банке у многих купцов чувствительно поуменьшились — иностранный протекторат стоит дорого. Чэневцы разбойничают в бесчисленных мелких лавчонках старого города. Некоторые дома обвиты проволокой, на воротах — дощечки с черепом и скрещенными костями. Но для бандитов это не преграда — им-то известно, что в электросети тока нет — рабочие электростанции объявили забастовку в знак солидарности с кантонским правительством.