— Ты помнишь, дорогая, день, когда впервые пришла ко мне в Токио? На стене у меня висела картинка — мальчик на берегу реки. Так вот, это Лу Хао-дун когда-то изобразил меня. Где тот рисунок? Да в моих бумагах, я с ним никогда не расстаюсь… Лу Хао-дуна держали в плавучей тюрьме. Зверски пытали, но он никого не выдал. Так и погиб, не разомкнув губ. — Сунь умолк. Отвернувшись от него, Цин-лин беззвучно плакала.
Резко зазвонил телефон. Цин-лин подняла трубку. Это был Чэнь Ю-жэнь. Голос у него был встревоженный. Он только что получил из Шанхая и Гонконга партию газет. В них открыто пишут, что кантонский купец Чэнь Лянь-бо намерен поднять купеческие вооруженные отряды против кантонского правительства.
— А ну-ка, дай мне трубку, Цин-лин. Алло, Чэнь Ю-жэнь? Что вы сказали? Так, так. Купеческая полиция… Пароход с оружием? Я немедленно выезжаю в порт.
Цин-лин не хватило духу противиться этой поездке.
Длинное серое судно стояло на рейде. В таможенной конторе Сунь сразу увидел Чэнь Лянь-бо, разъяренно потрясающего какой-то бумагой перед носом невозмутимого чиновника. За ним возвышалась фигура Ху И-шэна, брата Ху Хань-миня. При появлении Сунь Ят-сена господа нимало не смутились; отвесив ему вежливые поклоны, они продолжали настаивать на выдаче военного груза. Сунь Ят-сен сделал знак чиновнику пройти в другую комнату. Чиновник подтвердил, что лицензия на ввоз в город оружия у Чэнь Лянь-бо имеется. Подлинная, с правительственной печатью, однако дело в том, что она войдет в силу только через сорок дней, как обговорено специальным пунктом. Кроме того, количество оружия на пароходе не соответствует цифре, проставленной в документах.
Не будь звонка Чэнь Ю-жэня, Сунь Ят-сен, пожалуй, решил бы, что здесь пахнет контрабандой. Но дело, кажется, оборачивалось гораздо серьезнее.
— Похоже, — высказал свое подозрение чиновник, — что лицензию собирались использовать дважды: сегодня и еще через сорок дней. Предъявитель явно рассчитывал, что мы не обратим внимания на дату.
— Груз конфисковать! — распорядился Сунь. — В случае осложнений дайте знать мне лично, вот номера телефонов.
Сунь Ят-сен уже садился в машину, когда из конторы поспешно вышли Чэнь Лянь-бо и Ху И-шэн. Они что-то закричали и побежали к машине. Впереди коротконогий, приземистый, но очень подвижный Чэнь Лянь-бо, за ним рослый, неповоротливый, на несгибающихся ногах Ху И-шэн. Смерив взглядом расстояние до ворот, Сунь круто повернулся на сиденье и крикнул шоферу:
— Гони!
Автомобиль резко тронулся с места, уносясь от угрожающих выкриков, летящих ему вдогонку.
По пути из порта Сунь Ят-сен заехал на ближайшую штаб-квартиру, принадлежащую хэнаньскому полку, и попросил немедленно соединить его с военной академией. На том конце провода трубку поднял Чан Кай-ши.
— Говорит генералиссимус Сунь Ят-сен, Я только что распорядился конфисковать крупную партию английских винтовок и патронов у купца Чэнь Лянь-бо. Пошлите в порт отряд своих курсантов: конфискованное оружие надо переправить в академию. Да не забудьте выставить вооруженную охрану.
— Что? — захрипело в трубке. — Какое оружие?
— Подробности поясню позднее, — в трубке молчали. — Вы меня поняли, Чан Кай-ши? Вам неясен приказ?
— Нет, нет, господин генералиссимус, — торопливо отозвался Чан Кай-ши, прерывисто дыша в трубку. — Я вас отлично понял. Приступаю к исполнению. Думаю, с купеческой полицией справиться будет не труднее, чем сжечь бумажных тигров.
Опустив трубку на рычаг, Сунь Ят-сен обернулся к адъютанту — тот давно делал ему знаки, стараясь привлечь его внимание. Вид у адъютанта был весьма растерянный.
— Что там еще?
— Соблаговолите посмотреть в окно, господин генералиссимус.
К зданию штаб-квартиры сомкнутым строем подходили отряды купеческой полиции. Черные береты, надвинутые на самые глаза, черные рубахи с нарисованными прямо на материи желтыми погончиками. Винтовки наперевес. Эти люди совсем не были похожи, даже символически, на тех безобидных, вырезанных из бумаги тигров, которых сжигают перед боем, чтобы поразить врага.
— По-олк! В ружье!
Из казармы к штаб-квартире бежали, заряжая на ходу винтовки, хэнаньцы[33].
— Стрельбу отставить!
— Сунь вышел на крыльцо.
— Что здесь происходит, господа? Полицейские остановились. От них отделились двое, чеканя шаг, направились к Сунь Ят-сену. Молоденький полицейский, сдернув с головы берет, ломающимся голосом подростка объявил:
— У нас есть требования к правительству.
— Я вас слушаю.
— Конфискованное оружие должно быть возвращено. Винтовки предназначены для вооружения новых отрядов купеческой полиции. В случае отказа, завтра же… — Парламентер замялся, он впервые так близко видел знаменитого Отца республики.
— Что же будет завтра?
— Все кантонские купцы объявят забастовку, торговля замрет, и жизнь города будет парализована. — Он низко наклонил голову и, сделав шаг назад, застыл в ожидании ответа. У Суня на лбу вздулись жилы.
— Разве купеческая полиция до сих пор не справлялась со своим делом? Почему вдруг возникла необходимость расширить ее ряды? («Интересно, откуда «тиграм» стало известно, что я здесь, ведь и получаса не прошло после моего отъезда из порта», — мельком подумал Сунь Ят-сен.)
— Слушайте меня, господа полицейские, — обращаясь прямо к отряду, сказал Сунь, — оружие мы вам не вернем.
По рядам прошел ропот негодования.
— Мы не можем этого сделать. У каждого из вас, как я вижу, уже есть по винтовке. А новое оружие понадобилось Чэнь Лянь-бо, чтобы обратить его против кантонского правительства и лично против меня. Отдать оружие в руки Чэнь Лянь-бо — значит расстрелять революцию. Я этого не сделаю. Ступайте к себе, в Сигуань, и не вздумайте подымать мятеж. В противном случае я лично стану к орудию.
Сунь Ят-сен повернулся и пошел обратно в дом, чувствуя на себе недобрые взгляды.
Чэнь Лянь-бо, воодушевленный обещанием военно-морского командования английского флота поддержать его своей артиллерией, продолжал стягивать силы в Сигуань. Что ни день, в правительство поступали ультиматумы и угрозы. После нескольких вооруженных налетов купеческих отрядов на центральные районы города Сунь Ят-сен отдал приказ об орудийном обстреле Сигуаня, этой крепости приверженцев Чэня. А на следующий день, двадцать девятого августа 1924 года, британский консул бросился на выручку кантонских купцов. Ах, доктор Сунь Ят-сен, где ваша хваленая гуманность? Немедленно прекратите варварский обстрел беззащитного города! В противном случае все английские военно-морские силы призовут к порядку ваше правительство.
Но эта угроза прямой вооруженной интервенции не испугала Сунь Ят-сена. Не те времена.
Положение Гуанчжоу становилось угрожающим. С северо-востока на него двигались банды генерала Чэнь Цзюн-мина. В Сигуани купеческие отряды спешно возводили укрепления и перекидные мосты, чугунными решетками от разоренных оград перегораживали улицы. Гонконгские газеты уверяли читателей, что реальная власть в Гуанчжоу уже перешла в руки Чэнь Лянь-бо. Писали о его связях с высшими офицерами правительственных войск, а также с правыми гоминьдановцами. Назывались имена Дай Цзи-тао, Фэн Цзи-ю и даже Ван Цзин-вэя. По настоянию Чан Кай-ши Сунь Ят-сен решил ненадолго съездить в Шаогуань. «Сяньшэн, это совершенно необходимо для поднятия духа в армии, которая готовится к походу против Севера. Сейчас Шаогуань — место больших маневров», — убеждал его Чан Кай-ши, и Сунь Ят-сен поехал. Оттуда он направил Чан Кай-ши приказ держать наготове войска курсантов академии — надвигалось десятое октября, годовщина Синьхайской революции, в этот день следовало ожидать «сюрприза». Для решения чрезвычайных дел Сунь Ят-сен решил срочно создать Революционный комитет. Кого же ввести в его состав? Можно и без участия Ху Хань-миня и Ван Цзин-вэя. Поскольку сейчас революция немыслима без изучения опыта России, а Ху Хань-минь потерял веру в изучение этого опыта, естественно, не следует вводить его в Революционный комитет, так будет лучше для дела. Напротив, если он войдет в состав комитета, то будет лишь мешать его работе, а это не принесет пользы ни комитету, ни ему. Поэтому церемониться здесь никак нельзя. Ван Цзин-вэй тоже не является сторонником русской революции, и его также можно не вводить в комитет. Дальнейшая революционная борьба нашей партии будет безрезультатной, если мы не будем учиться у России… Таким образом, был намечен принцип создания Революционного комитета. Поручив ближайшим помощникам его формирование, Сунь отдал приказ Ляо Чжун-каю еще раз попытаться урегулировать положение в городе мирным путем. Девятого октября Ляо Чжун-кай отправил на переговоры трех офицеров из хэнаньского штаба. Чэнь Лянь-бо не стал их слушать. Он распорядился запереть парламентеров в пустой подвал и только вечером в своем блиндаже допросил их. Маленький, ничем не примечательный, с круглым сонным лицом, купеческий главарь Чэнь Лянь-бо мало походил на военачальника. Его мундир с золотыми эполетами едва сходился на выпирающем животе: видно, спешил купец обрядиться в офицерский мундир и не подогнал его на свою фигуру.
— С чем, говорите, пожаловали? — с деланным равнодушием спросил он арестованных.
— Мы же докладывали.
— Ну что ж, раз докладывали, значит, докладывали. Правительство предлагает мировую? Ладно. Можете передать, что Чэнь Лянь-бо распускает купеческие отряды.
Через день действительно баррикады, загромождавшие Сигуань, постепенно стали исчезать. Разведка доносила, что члены отрядов купеческой полиций начали расходиться по домам. Но с собой они уносили новенькие английские винтовки из конфискованного правительством оружия. Они были выданы им по распоряжению Ху Хань-миня, едва Сунь Ят-сен выехал из города.
Десятого октября, в честь годовщины Синьхайской революции, улицы и площади города заполнили демонстранты. Путь их лежал к резиденции правительства. Они двигались по Тяньцзинь-роуд, узенькой, старой улочке. Вдоль добротных кирпичных домов с верхних окон свисали цветочные гирлянды, пестрели транспаранты. Первые колон