– Ага, – грустно кивнула я. – Человеческие ноги не предназначены для таких выкрутасов.
– Как я тебя понимаю, – поддакнула Мэри.
– Когда мы танцуем, стоя на полу, у меня ещё получается, но когда все начинают парить в воздухе… Это же просто невозможно!
Отец Рождество вздрогнул, будто у него перед лицом взорвался фейерверк.
– Не произноси это слово, – строго сказал он.
Но к тому времени настроение у меня совсем испортилось, так что я заартачилась и принялась повторять снова и снова:
– Невозможно. Невозможно. Невозможно. Невозможно.
– Амелия! – с мягким укором произнесла Мэри. – В нашем доме не ругаются.
– Но невозможно – это вовсе не ругательство! – воскликнула я. – Ведь в мире существуют действительно невозможные вещи. Обычному человеку не под силу освоить свистопляску. Или овладеть практическим чудовством. А иногда в понедельник утром даже счастье попадает в разряд невозможного!
– Счастье никогда туда не попадает, – возразил Отец Рождество. – Нет ничего невозможного. Невозможность – всего лишь…
– Знаю, знаю, – перебила его я. – Невозможность – всего лишь возможность, которую ты ещё не увидел. Сто раз уже слышала. Но вот, к примеру, разве можно ходить по потолку? Невозможно! Или полететь к звёздам? Невозможно же!
– Вообще-то нет, – пробормотал Отец Рождество. – Очень даже возможно, просто не стоит этого делать. А это две большие разницы.
– Послушай, милая, – вмешалась Мэри. – Я понимаю, что ты чувствуешь. Я уже год хожу на занятия по практическому чудовству и должна признаться, что почти не продвинулась. Но я не собираюсь сдаваться. Должны же быть предметы, которые тебе нравятся?
Я задумалась. Капитан Сажа потёрся головой о мою ногу, желая подбодрить.
– Пожалуй, есть, – призналась я. – Письмо. Мне нравится писать. Очень нравится. Когда я пишу, то чувствую себя свободной.
– Ну вот и замечательно! – улыбнулся Отец Рождество. – А как же санное мастерство? Тебе нравится управлять санями? У тебя здорово получается!
И тогда я наконец переборола стыд и обо всём им рассказала.
– Мне не разрешают управлять санями, – с горечью выговорила я.
– Что? – одновременно воскликнули Мэри и Отец Рождество.
– Это потому, что я только первый год учусь в эльфийской школе. И потому что я человек. Сначала мне сказали, что придётся подождать шесть месяцев, но прошло уже двенадцать, а меня по-прежнему не подпускают к саням. Ну да ладно. Возможно, они правы. И Отец Водоль был прав тогда, на вашей свадьбе. Наверное, я просто не подхожу для жизни в Эльфхельме.
– Какая немыслимая чушь! – воскликнула Мэри, и щеки её раскраснелись сильнее обычного. – Ты подходишь Эльфхельму не меньше, чем я, – и чем кто-либо другой. Амелия, таких людей, как мы с тобой, всегда заставляли чувствовать себя лишними. Нас ссылали в работный дом, с глаз долой! Но ты добрая девочка, Амелия, а доброте везде есть место. Не забывай об этом!
– Мэри права, – закивал Отец Рождество. – А Отец Водоль – всего лишь старый желчный эльф, и слушать его – последнее дело. Ты имеешь такое же право летать на санях, как и любой эльфёнок в твоём классе. Не переживай! Я замолвлю за тебя словечко в школе. И с Кипом в Школе санного мастерства поговорю. Я положу конец этим глупостям. Но при одном условии…
– Что за условие? – насторожилась я.
– Чтобы я больше не слышал слово «невозможно» в этом доме!
Я рассмеялась. И Мэри тоже. Даже Капитан Сажа, кажется, тихо фыркнул от смеха.
– Хорошо, – улыбнулась я Отцу Рождество. – Договорились.
Поездка на санях
Это случилось.
Наверное, Отец Рождество действительно замолвил за меня словечко, потому что в следующий понедельник – за неделю до Рождества – меня наконец допустили к полёту на санях. И я, должна вам признаться, была очень, очень счастлива. Хотя и волновалась, конечно, тоже. Ту неделю я почти не спала. Когда я проснулась в понедельник, Отец Рождество посоветовал мне попрыгать на батуте «по меньшей мере полчаса», чтобы растрясти волнение и взять себя в руки.
Я понимала, что спустя год получила возможность по-настоящему стать частью Эльфхельма. Управление санями – единственная истинно эльфийская способность, которой я обладала. Учитель Кип был добрым другом Отца Рождество. Когда Кипу было всего пять, Отец Рождество спас ему жизнь. Однажды я спросила Отца Рождество, как это случилось, но он покачал головой и сказал только, что «кое о чём лучше не вспоминать». А Кип, насколько я знала, и вовсе не любил болтать попусту, и словоохотливость нападала на него, только когда речь заходила о санях.
Итак, мы пришли в Школу санного мастерства на Главном пути. Выкрашенные в красный с белым ученические сани стояли рядком в ожидании полёта. Все они были куда меньше саней Отца Рождество, и чтобы поднять их в воздух, достаточно было одного оленя.
– Печенька, запряги Скакуна.
– Есть! – воскликнул Печенька, подпрыгнув от восторга.
– Мерцалка, возьми Резвую.
– Будет сделано, мистер Кип, – послушно ответила Мерцалка.
– Снежинка, сегодня работаешь в паре с Кометой.
Так продолжалось до тех пор, пока всем ученикам не досталось по оленю. Кроме меня.
Я помахала рукой, пытаясь привлечь внимание Кипа, но эльф притворился, что меня не видит. Тогда я спросила напрямую:
– А мне какие сани взять?
Кип прищурился и бросил на меня тяжёлый взгляд из-под густой чёлки.
– Люди не должны летать на санях.
У меня возникло сильное подозрение, что Кипу вообще не слишком нравятся люди.
– Но Отец Рождество человек.
Кип покачал головой.
– Отец Рождество – необычный человек. Его зачаровали при помощи чудовства.
Я живо припомнила, как в Лондоне люди думали, что я ещё слишком мала, чтобы чистить дымоходы. Но мама из-за болезни не могла подняться с постели, и мне приходилось работать за неё. Снова и снова я доказывала маминым клиентам, что они ошибаются. И теперь я собиралась доказать это Кипу.
– Я могу летать на санях, – решительно заявила я. – За тем я сюда и пришла.
Мерцалка с Резвой уже направлялись ко взлётной полосе, Печенька со Скакуном наступали им на пятки. Остальные ученики тоже не отставали.
А я снова почувствовала, как меня оставляют за бортом. В глазах предательски защипало, и я шмыгнула носом, опасаясь, что сейчас разревусь от обиды.
– Ладно, ладно, – пошёл на попятную Кип. – Полагаю, проще будет найти тебе сани.
Я улыбнулась. Слёз как не бывало.
– Спасибо, мистер Кип.
– Просто делай, что я скажу, – отмахнулся он.
– Конечно, конечно, обещаю!
Я окинула взглядом школьный двор и обнаружила, что все сани и олени уже заняты. Хотя нет, в дальнем углу стояли белые сани, в которые был запряжён Блитцен, любимый олень Отца Рождество. Эти сани я видела год назад, когда мы с Отцом Рождество и Мэри заходили в магазин сладостей. Изящные, блестящие, они ничуть не походили на простые ученические.
– Вон те свободны, – сказала я, ткнув в них пальцем.
– Но это же «Снежная буря 360», – с явным беспокойством ответил Кип.
– И что?
– Моя последняя разработка. Эти сани стоят тысячу шоколадных монет.
Кип оглянулся, в отчаянии пытаясь найти для меня другие сани. Но во всех уже сидели эльфята, которым не терпелось оторваться от земли.
Кип посмотрел на меня и раздражённо закатил глаза.
– Ну хорошо. Можешь взять «Снежную бурю 360». Но ты должна обращаться с ними очень осторожно. Очень-очень-очень-очень-очень осторожно. Ты поняла?
– Да. Очень-очень-очень-очень-очень осторожно, – согласно закивала я. – С пятикратной осторожностью. Всё поняла.
Кип подвёл меня к саням, и я забралась внутрь. Сиденье оказалось очень удобным и дорогим даже на вид, а приборная доска была уменьшенной копией приборной доски на санях Отца Рождество. Кип принялся объяснять, зачем нужны многочисленные рычажки, шкалы и циферблаты. Торчащие из рабочих митенок пальцы проворно бегали по кнопкам.
– Это альтиметр для измерения высоты, это барометр надежды – его стрелка должна указывать вот сюда. Следи за тем, чтобы преобразователь надежды всё время горел зелёным. Компас прямо посередине. Тахометр показывает, как работает двигатель. Его стрелка должна находиться между восьмьюдесятью и сотней, но на взлёте нужно увеличить обороты до ста пятидесяти, а при посадке – сбросить до шестидесяти. Поводья на этих санях – лучшие из тех, что существуют на земле, они реагируют на малейшее движение. Чтобы повернуть, потяни легонько влево или вправо. Чтобы начать снижаться, потяни вниз. Если потребуется резко развернуться, дерни три раза. Всё запомнила?
– Запомнила, – кивнула я, не сводя глаз с барометра надежды. Он улавливал рассеянные в воздухе частицы надежды. А в эти дни, после заключения мира с троллями, их там было в достатке.
Кип пробурчал что-то себе под нос – вся эта затея явно была ему не по душе – и спрыгнул на снег. Протопав ко взлётной полосе, он повернулся к ученикам и принялся выкрикивать инструкции.
– Значит так, слушайте внимательно! Когда я назову ваше имя, дёрните за поводья пять раз, чтобы олень пустился в галоп.
Взлётная полоса на вид ничуть не отличалась от остальных укрытых снегом дорог Эльфхельма. И была довольно короткой. Ученикам требовалось поднять сани в воздух как можно скорее, в противном случае они рисковали врезаться в стену школы.
– Когда сани оторвутся от земли, – продолжал Кип, – откиньтесь назад и не выпускайте поводья. Самая трудная часть позади. Чтобы развернуться, потяните поводья вправо или влево. Всё поняли?
– Да! – хором ответили эльфята, уже приплясывавшие от нетерпения.
– Амелия! – крикнул Кип. – Ты меня услышала?
Я кивнула.
– Отлично, просто отлично. А теперь запомните самое главное правило, – со всей серьёзностью проговорил Кип. – Летать можно только над Эльфхельмом. Не вздумайте приближаться к Очень большой горе, и ради всего рождественского – не летайте к Лесистым холмам. Это очень важно.