му на свидания, а я прикрывала ее перед отцом. Сейчас это может показаться странным, но в те времена люди иначе относились к вопросам чести, и такие отношения, что были между Симоной и Натаном, были попросту невозможны, это был скандал! Позор, если угодно… Но Симону это не волновало. Она отдалась своей любви целиком и без остатка, а я прикрывала ее и втайне надеялась, что Лев, осознав, что Симона не так прекрасна и невинна, как он себе воображает, наконец обратит внимание на меня. Если бы я только знала, чем это все для нас обернется…
– Я знаю, что Натан погиб, – вполголоса сказал Марк.
– Да, – закивала Елена Львовна, – я была в ужасе! Мне было страшно за Симону, я думала, эта новость ее убьет. Но я ошибалась. Она была так спокойна. Не проронила ни слезинки. В день похорон я ждала ее у двери. Мне казалось, неправильным оставлять ее одну в такой день. Я думала, она будет совершенно разбита, и представь себе мое удивление, когда открывается дверь и в квартиру входит улыбающаяся Симона, напевая веселую песенку!
Я ждала ее, чтобы утешить, поддержать, подставить дружеское плечо, но она явно в этом не нуждалась. И знаешь, Марк, тогда мне показалось, что она выглядит… счастливой! Как будто не похоронила только что любовь всей своей жизни. Она даже не сразу заметила меня, витала где-то в своих мыслях. А когда увидела, что я жду ее в коридоре, крепко-крепко обняла и звонко чмокнула в щеку. А потом велела подождать и забежала к себе в комнату. Вынесла одну из картин, что написал для нее Натан, и вручила мне. Вот она, – Елена Львовна кивнула в сторону картины, на которой была изображена девушка в платье с красными цветами. – Симона обожала эту картину. Говорила, что она символизирует начало их большой любви с Натаном. Поэтому я просто опешила, когда она отдала картину мне, и сказала, что благодарна за дружбу и поддержку. После чего закрыла дверь у меня перед носом, а я все продолжала стоять в коридоре, прижимая картину к себе. Не знаю, как долго я простояла, но я слышала, как Симона что-то двигает в своей комнате, все так же весело напевая. Это было так странно! Но я знала, что не стоит сейчас лезть к Симоне с расспросами, поэтому, поудобнее перехватив картину, ушла к себе. Через некоторое время раздался звонок – кто-то пришел к Симоне. Я слышала, как она с кем-то говорит в коридоре, но потом она провела гостя к себе, и голоса стихли. Я не видела, кто это был, но точно мужчина. И тогда я усомнилась в том, что с Натаном у нее было настоящее чувство. Шутка ли, только его похоронила и уже приводит в дом другого мужчину? Разве так можно? Но я быстро поняла, что ошибалась. Мужчина, который к ней пришел, определенно явился не с добрыми намерениями. Через несколько минут после того, как закрылась дверь ее комнаты, я услышала крики. Они так ругались! Мне стало страшно. Я хотела выйти и позвать на помощь, но внезапно все стихло. Я тихонько приоткрыла дверь и увидела, как он вышел из комнаты Симоны. Выглядел ужасно: растрепанный, лицо в царапинах, как после драки. Он немного постоял в коридоре, и из своего укрытия я услышала, как за ним захлопнулась дверь. Я побежала к Симоне, проверить, как она, но едва переступила порог, поняла, что опоздала… Симона была мертва. В комнате был страшный беспорядок, повсюду следы борьбы…
– Постойте, – прервал ее Марк. – Я читал милицейский отчет, в нем сказано, что в комнате никаких следов не было обнаружено…
– Разумеется, – горько улыбнулась Лозинская, – я все убрала.
– Что? – Марк не мог поверить своим ушам. – Но зачем? Это же было место преступления!
– Марк… – выдохнула Елена Львовна. – Я не могла поступить иначе.
– Почему? – недоуменно уставился на нее Марк.
– Да потому что мужчиной, который выходил от Симоны, был твой дед…
Марк с трудом пытался осознать услышанное. Его дед? Он ссорился с Симоной за несколько минут до ее смерти? Он никогда не видел деда рассерженным или даже в плохом настроении, тот всегда излучал доброжелательное спокойствие, неужели он мог кричать и тем более бороться с женщиной? С женщиной, которую, по утверждению Елены Львовны, он страстно любил?
– Так, – он попытался взять себя в руки, – но ведь это ничего не значит. Симона покончила жизнь самоубийством, при чем здесь мой дед? Вы слышали, о чем они спорили?
– Нет, но мне и не нужно было. Когда я его увидела, я сразу все поняла. Еще до того, как зашла в комнату Симоны.
– То есть вы хотите сказать, что мой дед убил Симону, и инсценировали самоубийство? Так, что ли? Но это бред! Следствие обнаружило предсмертную записку!
– Да. Я ее написала. Почерк никто не потрудился сверить, поэтому моя ложь осталась незамеченной.
– Но зачем? – в очередной раз повторил Марк, даже не зная, к чему именно относится его вопрос: к странному поведению Елены Львовны или чудовищному преступлению, которое, по ее утверждению, совершил его дед.
– Я защищала его! И не могла позволить ему разрушить собственную жизнь!
– Все это чушь собачья! – зло сказал Марк, поднимаясь со стула. – Вы что-то увидели, додумали и теперь хотите заставить меня поверить в то, что мой дед – убийца? Он бы никого пальцем никогда не тронул!
– Она его не любила! Даже после смерти Натана она не хотела быть с ним, он разозлился… Марк, самые страшные преступления случаются из-за любви!
– Так бывает только в книгах! Мой дед не мог, слышите? Не мог никого убить! Симона ушла из жизни добровольно!
Выпалив это, Марк зашагал к двери, а Елена Львовна кричала ему вслед, что Симона рассказала ей все сама. Но он уже не слушал. Громко хлопнув дверью, побежал по лестнице вниз, подальше от сумасшедшей старухи и ее бредней. Туда, где его ждал единственный человек, способный понять, что он чувствует.
Глава 29
Яна прождала Марка до самого закрытия магазина, но он так и не появился. На звонки и сообщения не отвечал, но выйдя на улицу, она увидела, что в его окнах горит свет, и решила, что может зайти к нему без предупреждения.
Он открыл дверь и, ни слова, не говоря жестом, пригласил ее войти. В гостиной он сел на диван и вернулся к изучению содержимого коробок, расставленных на кофейном столике. Яна села рядом и, чтобы развеять неловкое молчание, решила рассказать про ритуал, который сегодня провела Маргарита.
– В общем, если оставить медальон в комнате, он на некоторое время отвлечет Симону, и у нас появится шанс за это время найти ее убийцу! Но Маргарита сказала, что времени совсем немного, так что нам лучше поторопиться.
– Нам? – резко переспросил Марк.
– Ну да, – непонимающе уставилась на него Яна. – Ты же должен был сегодня поговорить с Еленой Львовной, помнишь?
Марк ничего не ответил и все так же, не глядя на нее высыпал, из ближайшей к нему коробки фотоснимки, которые разлетелись по всему столу. Один из них соскользнул с гладкой поверхности и приземлился у ног девушки. Яна наклонилась и взяла старую черно-белую карточку. Прямо со старого снимка на нее смотрел так хорошо знакомый ей мужчина.
– Марк! Это он! Мужчина из сна! Это он душил Симону! Он боролся с ней, царапая ее руки!
Марк повернулся к ней, выхватил из рук фотографию и ядовито спросил:
– И что ты хочешь этим сказать? Что мой дед убил Симону? Потому что на снимке изображен именно он!
Яна не могла понять, что удивило ее больше: злоба, с которой Марк задал вопрос или то, что мужчиной из сна оказался его дед. Она привыкла видеть Льва Яковлевича Яновского седовласым мужчиной с аккуратной бородкой и очках в проволочной оправе – таким он был изображен на сайте своего университета и такое фото чаще всего иллюстрировало его научные публикации. И ей бы никогда в голову не пришло соотнести разъяренного темноволосого мужчину из сна с уважаемым профессором. Она как можно спокойнее сказала:
– Марк, я ничего такого не хочу сказать. Мы ведь ничего не можем знать наверняка…
– Да что ты? А вот твоя полусумасшедшая соседка утверждает, что мой дед убил Симону! Как тебе такие новости?
– Нет, Марк, я не верю в это…
– А вот пойди и спроси у своего призрака! Пускай она сама тебе все расскажет! А я сыт по горло всей этой чертовщиной и вашими попытками опорочить память моего деда.
– Марк, я же ничего такого не говорила… – попробовала оправдаться Яна, но он молча смотрел на нее, и девушка поняла, что, пожалуй, ей лучше удалиться.
Попрощавшись, она вышла на лестницу, но Марк так и не проронил ни слова, вернувшись к созерцанию старых снимков.
В квартире снова было непривычно тихо, даже телевизор, обычно работавший в комнате Аллы, молчал. Яна зашла к себе и, не раздеваясь, легла на кровать. По щекам текли слезы. С опозданием она поняла, что оставила медальон лежать на столе в квартире Марка, но возвращаться за ним не было никакого желания. Она могла понять его чувства – узнать такое о человеке, который тебя вырастил, нелегко. Но, что-то ей подсказывало, что они снова ошибаются. Хотя в одном Марк был все-таки прав: пора спросить напрямую того, кто знает правду.
Яна села на кровати и, утерев слезы, громко сказала:
– Симона, я знаю, ты меня слышишь. И я знаю, что ты злишься, но поверь, я изо всех сил стараюсь тебе помочь, и это непросто. Если бы ты помогла мне еще немного, подсказала, где искать ответ! Я очень хочу тебя освободить, но понятия не имею, что делать!
И в ту же секунду Яна все поняла. Решение было таким простым! Она улыбнулась, и напевая себе под нос, начала приготовления. Она достала из тайника за картиной записку и еще раз перечитала ее: «Душа моя, в любом мире и в любом времени не будет силы, способной нас разлучить. Моя любовь приведет меня к тебе, где бы ты ни оказалась».
Конечно, он ее найдет! Как же иначе? Но ей для этого нужно сделать всего один шаг – шаг в пустоту. Руки словно сами знали, как скрутить узел и закрепить веревку. Она надела свое лучшее платье, медальон, который хотела подарить Натану, но так и не успела. Там была ее миниатюрная фотокарточка и локон волос – чтобы частичка ее всегда была рядом с ним. Она посмотрела на стену, с которой несколько минут назад сняла картину и подарила Леночке. Пусть у нее останется что-то хорошее, что будет напоминать о ней и Натане. Он был таким прекрасным художником. Это он сделал для нее копии картин, у которых они впервые встретились. Интересно, кем он станет в следующей жизни? Да это и неважно, она будет любить его в любом случае. Она уже готова была взобраться на стул, как кто-то позвонил в дверь.