— Как ты можешь быть мне родной? — пробормотала она мне с презрением.
Я ответила радостным приветствием. В отличие от меня, мама не была жаворонком.
Я должна казаться веселой. Мне никак нельзя делиться с мамой причиной своего несчастья, что, в свою очередь, делало меня еще более несчастной из-за того, что я хранила от нее секреты. Затем она чуть не убила меня, узнав, что я выбросила весь наш кофе. Она отказалась со мной разговаривать и вышла из дома в неподходящей одежде, заявив, что проведет надо мной ритуал экзорцизма, если я продолжу пытать ее отказом от кофеина.
К счастью, меня простили, когда я извинилась через сообщение и пообещала подарить ей виллу в Тоскане, когда стану богатой и знаменитой. За мои хлопоты меня вознаградили латте. Я обманывала себя, если думала, что смогу жить без кофеина.
Все утро мне приходили сообщения от парней с просьбой потусоваться. Я отмахнулась от всех, используя в свое оправдание домашнее задание, и уединилась в своей комнате. Ни один учебник я так и не открыла. Вместо этого надела наушники, слушала Боба Дилана и писала песни.
Свое убежище я покинула только тогда, когда мама просунула в дверь голову и с усмешкой предложила:
— Пицца и Райан Гослинг?
Я кивнула.
— Звучит превосходно. — Я изо всех сил старалась улыбаться убедительно.
Она, казалось, не заметила моего притворства. Ее взгляд остановился на моем столе и куче скомканных листов бумаги.
— Джимми Нейтрон, у тебя, наконец, закоротил один из проводов? — спросила она, кивнув на бумажные комки. — Я бы не волновалась, малышка. У подростка неизбежно возникает какая-нибудь физическая реакция на выполнение домашнего задания в субботу, — сказала она с неприязнью. — Даже у Человека дождя.
Я вскочила, надеясь, что она не приглядывалась слишком внимательно к комочкам-нарушителям.
— Это математика, ты же знаешь, как я ее ненавижу, — быстро сказала я, направляясь к двери и заходя на кухню. Мама последовала за мной.
— Не понимаю, почему такой предмет преподают в школе. Если бы они хотели пытать современную молодежь, то пытка водой была бы гораздо менее болезненной.
Она подмигнула мне и взяла телефон.
— Одну или две? — спросила она, имея в виду пиццу.
Я подняла брови.
Она серьезно кивнула.
— Ты права. О чем я только думала? Три.
— И чесночный хлеб, — добавила я в попытке заглушить свою печаль сыром и углеводами.
— Это не первое мое родео, сестра, — ответила она, поднося телефон к уху.
Я улыбнулась маме, счастливая, что она меня отвлекла. Вечера кино и пицца, возможно, не заглушат настойчивые мысли, носящиеся в моей голове, но помогут хоть на чуточку заставить их замолчать.
***
Той ночью я лежала в постели, с полным животом пиццы и мороженого «Бена и Джерри», и не могла заснуть. Казалось бы, мне полагалось быть усталой, учитывая недостаток сна прошлой ночью, но мой разум не оставлял меня в покое. Мне пришлось подвергнуться изысканной пытке, анализируя каждый момент, который мы с Киллианом пережили два дня назад, и пытаясь найти, где я допустила ошибку. Это было ужасно.
Посреди этих мрачных мыслей мой телефон завибрировал и осветил темноту комнаты. Я посмотрела на него, поморщившись, зная, что это Сэм или Уайатт спорят о названии группы, как было весь день.
Я вздохнула и потянулась к сотовому, готовясь исполнить роль миротворца. От имени над сообщением мое сердце подпрыгнуло.
Киллиан: Веснушка, ты не спишь?
Я лихорадочно несколько раз перепечатывала ответ и отправила тот, который состоял лишь из одного слова.
Я: нет.
Я уставилась на экран и закусила губу. Блин. Не стоило отвечать так быстро. Была почти полночь субботнего вечера; раз я не спала, надо было заставить Киллиана думать, что я занимаюсь чем-то интересным и веселым, что замедлило бы скорость написания ответа и сделало бы ситуацию менее трагичной.
Киллиан: Задний двор.
В тот момент, когда мои глаза прочитали эти слова, я так быстро вскочила с кровати, что запуталась ногами в простынях, споткнулась и ударилась бедром о прикроватный столик.
— Ай, — почти закричала я, когда по бедру разлилась боль. — Ай, ай, ай, — вторила я, прыгая по комнате.
О шуме я не беспокоилась, так как слышала, что мама ушла около получаса назад. Я улыбнулась, когда дверь за ней закрылась, точно зная, куда она идет. К Зейну. Единственное, что омрачало мое счастье, это то, что она скрывалась от меня. Держала все в секрете. Она знала, как сильно Зейн мне нравится. Я, хоть убейте, не понимала эти ее тайны мадридского двора. Опять же, я поступала до жути похоже и даже сама не понимала, зачем это делаю.
Боль в бедре утихла настолько, что мне удалось натянуть розовые угги и пыльно-розовый объемный свитер поверх серых леггинсов. Бросив быстрый взгляд в зеркало, я провела рукой по своим своенравным кудрям и оставить их распущенными.
Коснувшись дверной ручки, я остановилась и глубоко вздохнула.
«Не действуй нетерпеливо или отчаянно. Требуй объяснений по поводу молчания», — велела я сама себе.
Я бесшумно спустилась по ступенькам, ведущим на задний двор, щурясь в темноте.
— Веснушка, — поприветствовал голос, и рядом со мной материализовалась фигура.
Я вздрогнула и схватилась за колотящееся сердце.
— Джиперс Криперс, — прошептала я в испуге.
Киллиан подошел еще ближе, засунув руки в карманы. В свете из кухни, который я оставила включенным, я видела его полуулыбку.
— Ты только что сказала «Джиперс Криперс»? — спросил он веселым тоном.
Мои щеки покраснели.
— Нет, — ответила я смущенно.
Киллиан подошел еще ближе, хотя и не прикоснулся ко мне; его руки оставались в карманах.
— Да, сказала. Моя маленькая Лекси сказала «Джиперс Криперс», — пробормотал он.
От фразы «моя маленькая Лекси» дыхание на мгновение перехватило.
— Это инстинктивно, — объяснила я. — Мама не ругается. Я переняла от нее несколько из ее… слов-заменителей.
Киллиан стоял так близко, что я чувствовала тепло его тела.
— Не смущайся, — сказал он хриплым голосом. — Это очаровательно.
Он выдержал паузу.
— Мне нравится, что твоя мама защищает тебя от ругательств. — В его тоне сквозила резкость, и мое сердце немного сжалось, когда я поняла, что его мама не защищала его ни от чего, особенно от чего-то такого банального, как ругательства.
Он поднял руку и слегка коснулся моей челюсти. Я затаила дыхание, пытаясь продлить прикосновение, получить от него максимум удовольствия.
— Такому прекрасному человеку, как ты, не нужны уродливые слова, — решил он.
Я поджала губы. Я всегда испытывала неловкость из-за того, что не ругалась. И все же Киллиан, похоже, одобрял это. Ему это нравилось.
— Что же, если я хочу защититься от опасности ругательств, мне придется найти новую группу, учитывая лексикон мальчиков, но вряд ли это произойдет в ближайшее время.
Наступило долгое молчание, которое мне хотелось заполнить и в то же время оставить все как есть. Мне не терпелось спросить Киллиана, почему я не получала от него вестей, почему он пришел ко мне посреди ночи. Но я этого не сделала.
— Да, Веснушка, после вечера пятницы, не думаю, что в ближайшее время ты избавишься от этих парней, — сказал он наконец. — Им нужна суперзвезда, если они хотят чего-то достигнуть.
Мое сердце екнуло.
— Ты был там? — сделала я вывод.
— Конечно, был, — подтвердил Киллиан, и его ладонь скользнула вниз по моей руке, обхватывая кисть руки. — Я бы ни за что это не пропустил.
Я попыталась думать под ощущения его большого пальца, поглаживающего тыльную сторону моей ладони.
— Я не видела тебя. Почему ты не подошел поздороваться?
— Не хотел привлекать к себе внимание, учитывая, что Клэй знает меня и знает, что мне не хватает пару лет для того, чтобы находиться в его баре, — объяснил Киллиан. — Это была твоя ночь. Ты должна была провести ее с друзьями и семьей.
Я нахмурилась, глядя на него в темноте.
— И с тобой, — поправила я его. — Ты мой… мы ведь друзья, не так ли?
Киллиан сжал мою руку.
— Мы нечто большее, Веснушка.
Я проигнорировала резкий кувырок в животе.
— Хорошо. Что ж, значит, на нашем следующем концерте я ожидаю тебя в качестве почетного гостя, — распорядилась я.
Киллиан тихо рассмеялся.
— Твое желание для меня закон.
Я ненадолго замолчала.
— Если ты был там, то почему… — я сделала паузу, не желая показаться прилипчивой.
Киллиан коснулся моего подбородка.
— Почему — что?
Я уставилась на него.
— Почему я ничего не слышала от тебя? — тихо спросила я, очень надеясь, что это не прозвучит драматично.
Киллиан обхватила мою щеку и вздохнул.
— Прости, детка. У меня произошла кое-какая херня с мамой. — Он приложил палец к моим полуоткрывшимся губам, предвосхищая мой вопрос. — Об этом я расскажу тебе завтра. Это время слишком драгоценно, чтобы омрачать ее проблемами.
Я замерла, когда его рука на долю секунды задержалась у моих губ, и его большой палец скользнул по ним.
— Короче, я был занят. Обычно для тебя я никогда не бываю слишком занят. Это было исключение. И оно станет единственным, — пообещал он.
Я сглотнула.
— Мог бы воспользоваться той штукой, которую изобрели для информирования людей о том, что они заняты, — тихо предложила я. — Знаешь, это модифицированное изобретение Александра Грэма Белла?
Я слегка поддразнивала его, главным образом, чтобы скрыть боль, которую почувствовала, несмотря на его красивые слова.
Киллиан помолчал, затем снова вздохнул. На одно великолепное мгновение он прильнул лбом к моему лбу, прежде чем ответить:
— Я к этому не привык, — пробормотал он. — К необходимости отмечаться, хотеть отмечаться. Думать о ком-то каждую секунду, когда я бодрствую. Я не совсем хорош в этом.
— Думаю, ты в этом вполне хорош, — прошептала я.
— По отношению к тебе «вполне хорош» — не приемлемо.