— Детка, я должен сказать тебе это сейчас, прежде чем ты отдашь мне самый драгоценный дар, который только может получить мужчина, — прохрипел он. — Люблю тебя. Я не говорил тебе этих слов раньше, но я чертовски сильно люблю тебя, Веснушка. И меня это ужасно пугает. Раньше эти слова пугали меня. Это были последние слова, которые я сказал своему старику, когда видел его в последний раз. Я был убежден, что эти слова были поцелуем смерти. Словами прощания. А я никогда не хочу с тобой прощаться, никогда не хочу тебя отпускать. Поэтому я их и не говорил.
Он немного помолчал.
— Но теперь я понимаю: несмотря ни на что, я никогда тебя не отпущу. Никто на этой планете не будет владеть моим сердцем. Только ты, — пообещал он. Его руки сжались, а в глазах заплясали эмоции, которых мое грохочущее сердце не понимало. — Обещай мне, что ты будешь помнить это. Что бы ни случилось, помни, как много ты для меня значишь. Что ты значишь для меня всё.
— Обещаю, — прошептала я сквозь слезы.
Килл стер их. В ту ночь больше не было слов. Они были не нужны. Килл подарил мне самую прекрасную ночь в моей жизни.
Глава 31
Я бежала по причалу, и в тот момент мне казалось, что эхо от моего топота грохотало громче волн. Перед собой я видела только одну цель. Одного человека. В жилете со знакомой нашивкой на спине. Нашивке, которая мне очень нравилась. А мальчик, носивший ее, мне нравился больше всего на свете.
— Мы получили! — запыхавшись крикнула я, подбежав к нему. — Контракт. Нам предложили чертов контракт на запись, — взвизгнула я, и моя улыбка грозила расколоть мне лицо.
Нам предложили не только контракт на запись, но и деньги. Большую сумму. Достаточную, чтобы Уайатт поперхнулся водой в тот момент, когда Уилл, руководитель звукозаписывающей компании, произнес сумму.
Сэм рассеянно похлопал его по спине, не сводя глаз с Уилла.
— Не умирай, братан, — прошипел он. — Контракт аннулируют, если наш бас-гитарист склеит ласты, не успев поставить подпись над пунктирной линией.
Я издала сдавленный смешок, испытывая своего рода шок. В тот момент мы с готовностью подписались бы под любыми условиями, но Зейн подал голос и потребовал включить в наш контракт самые разные пункты, о которых я бы даже не подумала.
Уилл немедленно уступил всему. Я не знала, было ли это потому, что он так сильно нас хотел, или потому, что мой отчим-байкер смотрел на него сердито и обещал расправу, если не получит желаемого. Какова бы ни была причина, меня она не волновала.
Мне не терпелось поставить подпись, но огромная ладонь Зейна сжала мою руку.
— Лекс, ты уверена в этом? — ко мне он обращался совершенно другим тоном, чем к Уиллу. — Вся твоя жизнь изменится в тот момент, когда ты это подпишешь, — заявил он, кивнув в сторону стола.
Я ухмыльнулась ему.
— Ты ошибаешься. Моя жизнь изменилась в тот момент, когда мы с мамой приехали в Амбер. Когда мы встретили тебя. Когда я встретила Килла. — Мой взгляд метнулся к дивану. — Моих мальчиков. В тот момент, когда я узнала, что у меня будет братик или сестренка, — прошептала я, и уголки губ Зейна приподнялись.
Я сжала его руку.
— Многое изменится, но самое важное останется прежним, — добавила я.
Он внимательно смотрел на меня, прежде чем поцеловать в голову и кивнуть.
Сэм драматически вздохнул.
— Слава Господу, — воскликнул он, взглянув на Зейна. — Я уж подумал, мне придется сразиться с Буллом, чтобы мои мечты попасть на обложку Rolling Stone сбылись. И я бы это сделал.
Зейн покачал головой, уголок его губ слегка приподнялся.
Я оглядела своих мальчиков.
— Должны ли мы это сделать?
Они кивнули.
Итак, мы подписали договор над пунктирной линией. Группа «Беспокойные умы» официально заключила контракт на запись с одним из крупнейших звукозаписывающих лейблов в мире.
Киллиан продолжал смотреть на волны. Будто я ничего и не говорила. Будто его оглушил и загипнотизировал грохот прилива.
Я потрясла его за плечо.
— Земля вызывает Килла, ты меня слышал? — спросила я, все еще паря на седьмом небе от счастья. — Твоя девушка станет богатой и знаменитой рок-звездой. Безусловно, тебе придется стать моим доблестным телохранителем и защищать от обезумевших фанатов, — поддразнила я.
Несмотря на мой шутливый тон, глубоко в животе шевельнулось некое чувство, — интуиция, болезненное ощущение, которое начало сжиматься вокруг горла, как змея.
Киллиан медленно повернулся, и это странное чувство полностью убило весь восторг, который я испытывала несколько минут назад. Я уже не верила и не помнила, что была недавно так счастлива. Не тогда, когда Киллиан смотрел на меня с холодным и безразличным лицом, отчего я заметно вздрогнула.
— Килл, — прошептала я, сжимая его плечо.
Его взгляд скользнул туда, где я прикасалась к нему. Очень медленно и целенаправленно он накрыл мою руку ладонью. На один счастливый миг мне показалось, что прикосновение перейдет в ласку, его лицо прояснится, и мальчик, которого я любила, вернется. Этот странный момент станет мимолетным воспоминанием. Сейчас я желала только этого.
Но он сжал мою руку, снял ее с плеча и отпустил, ясно показывая свои намерения.
Я позволила руке онемело повиснуть сбоку. От того места, где он меня коснулся, исходило ощущение покалывания. Оно пробежало по руке. Я боялась, что оно поселится в моем сердце, если в ближайшее время чего-то не произойдет.
— Килл, — повторила я голосом едва громче хрипа, и на глаза навернулись слезы.
Его холодный взгляд на мгновение остановился на мне.
— Все кончено, — произнес он наконец.
Никогда не думала, что два слова могут иметь такую силу. Только прошлой ночью он сказал мне два слова, которые обладали силой поднять мне настроение, заставить чувствовать себя в безопасности, тепле, защищенности, экстазе. Я и понятия не имела, что другие два слова смогут полностью уничтожить меня. Оставить растерзанной в клочья.
— О-о чём ты говоришь? — заикаясь спросила я.
Киллиан взглянул на океан, затем снова на меня.
— Слушай, это… мы? Это бы не продлилось долго. Будь реалисткой. Мы не созданы друг для друга. Ты мне не подходишь, Лекси, — сказал он механическим, лишенным эмоций голосом.
Я удивилась, что все еще стою и не кричу, настолько велика была боль. Быстро и отчаянно я замотала головой, так что мои кудри захлестали мне по лицу.
— Ты меня так не называешь. Для тебя я не Лекси. Для всех остальных, возможно. Но я твоя. Только твоя, — умоляюще лепетала я.
В его глазах сверкнула сталь, и я едва могла поверить словам, которые в следующий миг сорвались с его губ.
— Да, Лекси. Ты была моей. Прошлой ночью ты вся была моей. Я получил то, что хотел, единственное, что хотел. Теперь все кончено, — заявил он.
Я почти ожидала, что он отмахнется от меня, будто отбрасывая в сторону, как какой-то... предмет. Мусор. Не то сокровище, которым он меня считал и ошибочно заставил поверить.
Слёзы теперь свободно текли по моим щекам. Поднялся ветер, и соленые океанские брызги залили мне лицо. В ужасе я не осознавала, где кончались мои слезы, и начинался океан. Боль была настолько глубока, что мне казалось, моим горем можно заполнить океанские впадины.
— Ты это не серьезно. Ты врешь. Не знаю, почему. Но ты должен прекратить это. Прекрати немедленно, — истерично потребовала я. — Прекрати, — взмолилась я.
— Детка, я же говорил тебе, что клуб значит для меня. Мне нужно быть свободным. Мне не нужны оковы, — продолжил он в пустоту, не обращая внимания на то, что я истекаю кровью прямо перед его ледяными глазами.
Я быстро заморгала, сдерживая слезы. Я для него оковы. Вот кем он меня считал.
— Никто не свободен, даже птицы прикованы к небу, — прошептала я прерывающимся голосом, страстно желая достучаться до него, не опускаясь до того, чтобы использовать Боба Дилана, нашего Боба Дилана, чтобы встряхнуть его, пробудить от этого кошмара.
Киллиан и бровью не повел. Не сказал ни слова, просто посмотрел на меня пустыми глазами.
Эти пустые глаза будут мне сниться каждую ночь следующие пять лет.
Я не могла этого вынести. Не могла вынести того, что человек, владевший моим сердцем, всей моей душой, смотрел на меня так, будто я была никем. Пустым местом. Поэтому я развернулась и побежала по причалу, будто от этого зависела моя жизнь. Словно могла каким-то образом сбежать от боли в разбитом сердце.
Глупая я, мне следовало знать, что от этого невозможно убежать. Это будет преследовать меня повсюду. Станет частью меня.
Киллиан
Он смотрел, как она мчится от него прочь, и был удивлен, что не упал на колени. Он хотел. Настолько сильна была его агония, его ненависть к себе. Ему хотелось утопиться в океане.
Он причинил ей боль. Он увидел это в тот момент, когда произнес эти омерзительные слова. Он смотрел, как уничтожает свою единственную любовь на этой земле. Единственного человека на всей планете, за защиту которого он с радостью отдал бы свою жизнь.
Киллиан хотел броситься за ней. Это стремление заменило желание опуститься на колени и завыть на волны. Заменило его желание дышать.
Но он не мог этого сделать. Он сжал кулаки по бокам так сильно, что почувствовал, что костяшки пальцев готовы треснуть. Бежать за ней нельзя.
Она оправится от того, через что он только что заставил ее пройти. В это он верил. Должен был верить. Это ради ее же блага.
Киллиан принял правильное решение. Единственно верное. Для его девушки, его Веснушки.
«Ты меня так не называешь. Для тебя я не Лекси. Для всех остальных, возможно. Но я твоя. Только твоя».
Он вздрогнул при воспоминании о муке, прозвучавшей в ее словах. Она будет. Только его. Всегда. Он готов умереть за нее, что сейчас и происходило. Частичка, единственная крошечная часть его личности, которую можно было назвать хорошей, — это та, что создала она. Эта часть умерла в тот момент, когда он произнес эти слова, в тот момент, когда он ранил сердце, которое она подарила ему. Сам вонзил в него кинжал.