– Да.
– Так откуда шрам?
– Производственная травма.
– Так ты с бандитами дискутировал о литературе? Чем ямб лучше хорея?
– Нет.
– Слушай, сначала ты говоришь, что не имеешь права на privacy, раз публика имеет право знать, а после требуешь, чтоб от тебя отстали. Некрасиво.
– Ну… Я раньше занимался финансовым рынком. Акции так колебались, что упали. И вот от них шрам. Шутка. На самом деле там просто было жарко, плюс 35…
– А потом температура упала – и прям тебе на голову?
– Да нет, кондиционером надуло. Нарыв был. Я уж подыхал, но тут нашелся хороший врач и сделал мне зубилом дыру в голове…
– У меня это вызывает аналогию со вмененным налогом. Сперва тебя зубилом по голове, а после клевещи и не знай забот. Шутка. Слушай, а ты один вообще работаешь?
– Ну есть помощники.
– То есть если тебя убьют, то бизнес не умрет?
– Не умрет, естественно…
– Да это я просто так интересуюсь…
– А какова концепция сайта? Ты можешь ее сформулировать?
– Она, вообще говоря, простая: мой сайт – площадка, на которой люди выясняют отношения. А я стою в стороне. Я не журналист, не пиарщик, не участник процесса. У меня нет интереса. Но есть некие правила поведения, постановки и снятия материалов с сайта. Они такие. Первое: материалы, если они появились на сайте, не убираются ни на каких условиях. Прецедентов не было. Только вместе с сайтом! Цена снятия – цена сайта. Если продам, то не вернусь в этот бизнес. Он меня уже затрахал. Ну вот, например, был у меня такой случай. Напечатал я аэрофотосъемку секретных объектов. Мне позвонили откуда надо и попросили снять. Я потребовал официальное письмо о том, что это гостайна.
– И чем кончилось?
– Материал так и стоит. Поскольку они выступили с устным обращением, а мне нужно письменное.
– Мне кажется, многие думают: «Он нам рассказывает о неснимаемых материалах, чтоб поднять цену. Чтоб цену снятия поднять до полтинника, к примеру». Я говорю об общественном восприятии твоего бизнеса.
– Да мне уже и сотню предлагали. Я ж не согласился. Второе мое правило такое: сам я никогда ничего не пишу. С моей стороны инициативы нет. Объясняю. Там сверху написано: «Библиотека компромата Сергея Горшкова». Вот это и является слоганом. Я публикую не то, что знаю, а то, что озвучено кем-то. То есть я не могу пойти и сфотографировать человека в сортире и разместить снимки на сайте. Я не папарацци. Я такого не стану публиковать. У меня материалы либо уже слитые кем-то, то есть опубликованные, либо кем-то продвигаемые.
– То есть ты не знаешь, чему служишь. Но знать, чему служишь, ты не желаешь.
– Ну, это слишком сильно сформулировано. Я просто держу место, где люди выясняют отношения между собой. И в этом не участвую.
– То есть можно так твой лозунг сформулировать: «Риски ваши, прибыль моя».
– Это ближе. У меня задача – максимально выдержать нейтралитет.
– Поэтому у тебя идут исключительно перепечатки? Типа – это ж не ты писал.
– У меня есть перепечатки. Есть имитация перепечаток. Есть просто материалы без ссылок. Но я все-таки предпочитаю работать в ситуации, когда есть на что ссылаться. Когда можно, так сказать, перевести стрелки.
– Ты потому хочешь перевести стрелки, что тебе страшно. И ты хочешь, что называется, прикрыться.
– Ну, де-факто это спасает только от уголовного преследования. То есть если пытаются начать преследование по клевете и я показываю источник – это спасает от иска. А по чести и достоинству, понятно, это не спасает. Закон написан так, что если я возьму газету «МК» и повешу на заборе, а кто-то пройдет и прочитает статью, которая кого-то порочит, то буду соответчиком. Более того: если я сейчас скажу гадость про Чубайса, а официант пройдет мимо и зафиксирует это, а после выступит свидетелем, то по закону я буду признан распространителем порочащей информации. Факт распространения есть, статья 152 ГК. И я должен буду на суде отвечать за правдивость этой информации. Получается, что если я СМИ, то материальную ответственность могу перенести на источник. Но от обязанности публикации опровержения я не освобождаюсь. У меня сейчас такая проблема: параллельно идут два суда. Один соответчик – «Профиль», другой – «Версия». В обоих случаях речь идет о старых заметках, обе года три-четыре назад опубликованы. Одна – казахские разборки, а вторая – мелкий московский конфликт. Про них давно все забыли. Но это никого не волнует. А волнует людей то, что эти тексты сейчас висят у меня на сайте, и опровержения требуют с меня. И денег требуют – один истец полмиллиона рублей, другой 600 тысяч, солидарно (причем доля не оговаривается). Ну и заодно они пытаются получить опровержение также и от «Профиля» и «Версии». А ты говоришь – перепечатка. Я и денег должен, и опровержение…
– А что такое ООО «Верит»?
– Моя фирма, на которую зарегистрирован товарный знак «Компромат. ру». Название – производное от французского слова «la verite» – «правда».
– Я встречал в Сети сайты с похожими названиями. Некоторые путают. Что ты об этом скажешь? Пробовал с ними разобраться?
– Сайтов с похожими названиями в Сети уже нет. Видимо, разобрался.
– Сергей, наверное, не секрет, что некоторые считают тебя офицером ФСБ. Вообще логично было бы, чтоб спецслужбы завели себе такой инструмент. Может пригодиться. На эту версию хорошо работает факт твоей безнаказанности, между прочим…
– Нет. Использование сайта в качестве ведомственного инструмента погубило бы его, поскольку автоматически появляется слишком много сфер, закрытых для негатива. Я вполне допускаю, что иногда меня могут пытаться использовать втемную в каких-то комбинациях, но сделать из этого систему нереально.
– Сергей, сайт твой широкая публика знает, тебя самого – нет. Давай-ка ты коротко о себе расскажи!
– Я сам 1965 года. Декабрьский. Коренной москвич, можно сказать.
– А, ты с 1147 года ведешь родословную!
– Не, ну как – коренной? Во втором поколении. Дедушка из Рузы, бабушка из Сытькова. Прапрадед – купец первой гильдии. Благотворительностью занимался. Народ его помнит… Я ездил смотреть дом, который отобрали большевики.
– А как и при каких обстоятельствах ты решил, что тебе надо работать в журналистике?
– Я в журналистике никогда не работал и не собирался. Да и не работаю. В этой сфере у меня был очень небогатый опыт – я год-два, с перерывами, вел в «Коммерсанте» колонку про финансы. Делал обзор рынка.
– Где ты учился?
– Я типичный ботаник, кончил матшколу. Хотел стать физиком. Секретным физиком. Чтоб делать бомбы.
– Вот видишь, как интересно: ты русский, хотел быть секретным физиком, то есть сделать такую бомбу, чтоб урыть Америку. Фактически ты хотел посвятить себя укреплению сверхдержавы. Высокая романтическая задача. Вот ты с какого уровня начинал. Это я так, для себя отмечаю. Откуда ты вышел и куда пришел.
– …Потом я пошел по кибернетике – так тогда модно было. Все кончилось факультетом кибернетики МИФИ.
– Помнишь притчу об обезьяньей лапке? Из книги Норберта Винера, отца кибернетики?
– А про обезьяну – это что? Типа если она будет бить по клавишам, то через миллион лет набьет «Войну и мир»?
– Да нет же. В этой книге в главе про постановку задач есть эссе. Смысл такой. У маленького мальчика отец уехал воевать в Индию. Ну, имперская Британия, XIX век. Мальчик хорошо учился, воспитывался в английской аристократической семье. И очень хотел отца увидеть. И когда он окончил Итон, то поступил в Кембридж. И, гуляя по блошиному рынку, нашел факира, торговавшего восточными предметами, в том числе обезьяньей лапкой, которая исполняла все желания. Он купил эту лапку, пришел домой, произнес заклинание и сказал: «Хочу, чтобы отец срочно приехал домой». На следующий день – стук в дверь; дверь открывается – военные заносят гроб с телом отца.
– Ну понятно. Я в такой формулировке не помню. Зато помню другую притчу про постановку задач. Когда мужик просит сделать ему член до пола. Просыпается – а у него ноги длиной 12 сантиметров.
– А что ж ты свою кибернетику бросил?
– Так перестройка же началась и гласность. Я закончил МИФИ в 88-м, аспирантуру – в 91-м. Все по той же теме – теоретическая кибернетика. А тут вся наука к черту…
– В перестройку я занялся финансами, фьючерсы там всякие, у меня была своя фирма на РСТБ… На трех биржах я вообще работал. А потом, в 98-м, у нас был финансовый кризис якобы. И собственно рынка не было. А где работать? Все стоит. А тут как раз бум – растет интернет-пузырь. Растет и растет. То есть можно вот так сделать сайт, раскрутить и продать. Потом еще сделать сайт и опять продать дорого. Это было выгодное, казалось, дело. Ниша оказалась свободна. Это стало приносить доход.
– Большой?
– Там какая проблема? Доход оказывается больше, чем оценки тех, кто может сайт купить. У меня каждый раз такая дилемма. То есть сумма минимальная, по которой люди готовы продать сайт, в два раза больше, чем максимальная, за которую готовы купить.
– Ну и когда тебе стали делать предложения? Сколько денег давали?
– Через три месяца стали покупать. Полтинник давали. А последнее предложение из реальных было: 500. Тысяч. Еще год назад я бы, может, согласился. Но – не сейчас. Я в год зарабатываю на сайте больше. Сколько точно – трудно сказать: сумма быстро меняется.
– Из чего складывается прибыль? Откуда деньги?
– Треть дохода дает размещение, хотя, разумеется, основа сайта – тексты, публикуемые мной по своей инициативе, то есть бесплатно. За деньги идут материалы «инициативников» со стороны. Остальное – реклама, баннеры, другие статьи доходов.
– А сколько ты берешь обычно? И какая максимальная сумма, которую тебе заплатили за публикацию?