Отходняк после ящика водки — страница 79 из 111

Я вполне согласен с тем, что Гитлер хотел поработить русский народ. Как, впрочем, все народы, населявшие СССР.[30] Этому есть море документальных и прочих других свидетельств. Иными словами, он не предполагал сделать с ними ничего плохого по отношению к тому, что с ними и так уже случилось. Посудите сами: у рабов поменялся бы хозяин. На жизни раба это бы никоим образом не сказалось. Как вкалывал бы он за кукиш с маслом, так бы и продолжал вкалывать. Как сажали бы его за малейшую провинность в лагерь, так и сажали. С точки зрения простого русского мужика, что фашист, что коммунист – один черт захребетник и насильник, кровопийца и враг народа.

Таким образом, если смотреть на ситуацию объективно, боязнь порабощения не была для русского солдата, а это практически сплошь были крестьяне и их дети, значимым стимулом для сопротивления врагу. Рабства он не боялся, поскольку и так в нем находился. Причем в одной из самых страшных его форм – колхозе.

Как хлебом-солью встречали наступающую немецкую армию на Украине, на которой Сталин уморил голодом 5 миллионов человек, как фактически без сопротивления весь сорок первый год миллионами сдавались в плен сталинские крестьянские армии, про это написаны горы литературы, сняты километры кинохроники, есть бесконечное число свидетельств очевидцев. Не хотели крестьяне защищать то государство, которое построил их враг – русский большевизм.

И только к зиме, а еще сильнее к концу 42-го, а еще крепче после приказа «Ни шагу назад» и введения заградотрядов НКВД, стрелявших в спину своим солдатам, немецкое наступление удалось остановить под Сталинградом. Ну так Сталин здесь не открыл Америки. Аналогичным образом во время Гражданской войны создавал боеспособную Красную армию его заклятый враг, наркомвоенмор товарищ Троцкий. Те же репрессии в тылу, те же расстрелы дезертиров и отступающих, тот же страх неминуемой смерти, который гнал вперед, в штыковую русского солдата, где в рукопашной схватке смерть не была так неизбежна, как от пули энкавэдэшника.

Как хотите, но я не могу согласиться и с тем тезисом, что тридцать миллионов убитых людей – это справедливая плата за избежание гитлеровского рабства. Те, кто в этом рабстве оказался, не нашли в нем каких-либо существенных отличий от сталинского. Оно было как минимум не хуже. Во всяком случае, в этом рабстве погибло бы существенно меньше людей, чем в борьбе с ним. И ладно бы дрались за свободу, а то ведь гибли, чтобы и дальше горбатиться на старого ненавистного Хозяина.

Упаси Боже, я отнюдь не собираюсь доказывать, что Гитлер был лучше Сталина. Если была бы возможность, фашисты угнетали бы людей еще сильнее, чем коммунисты. Но сильнее было невозможно. Сталин достиг в этом вопросе абсолютного максимума.

Как пропагандистский ход сопротивление гитлеровскому рабству годится для объяснения необходимости жертв, но как реальная причина – нет.

И опять свербит у меня в голове мысль – неужели все эти люди погибли только лишь для того, чтобы сохранить и дальше большевистский режим, чтобы спасти задницы этих преступников – Сталина, Молотова, Берии, Хрущева и прочих? Тридцать миллионов людей убиты лишь для того, чтобы эти сволочи и дальше могли издеваться над оставшимися в живых?

Услышу, найду ли я ответ на этот мой вопрос? Вряд ли… Но и не поставить его я не могу.

Несколько слов о любви к Родине

Есть еще версия, что подвиг советского солдата объясняется его патриотизмом, любовью к Родине. Рассмотрим эту версию подробнее.

Я вот так понимаю, что любовь к Родине – это прежде всего (а по мне – так и исключительно) любовь к своему народу. Но ведь если это так, то русский человек, только получив винтовку в руки, должен был ее направить против коммунистов, как самых главных врагов народа. Однако он этого не сделал, а, напротив, погиб, защищая этих самых засранцев от неминуемого краха.

Есть такая притча, а может быть, и не притча, а быль. Во всяком случае, у меня язык не поворачивается назвать эту историю анекдотом. Слишком она верна и не смешна.

Однажды заходит Ягода к Сталину и говорит:

– Иосиф Виссарионович, никак мы не можем вернуть Горького на Родину. Уж мы и так и сяк. И долги его оплатили, и полное собрание сочинений издали, и бабу молодую, красивую подсунули, а он, гад, не едет – и все тут!

А Сталин отвечает:

– Значит, вы не даете Горькому его цену. У каждого человека есть своя цена. Заплатите ему его цену, и он приедет.

– А какая у Горького цена?

– Любовь народа. Дайте ему любовь народа – и он вернется.

Ягода, обескураженный простым и точным рецептом решения проблемы, застыл с открытым ртом. Немного оправившись, он осторожно спросил у Сталина:

– Вот вы говорите, что у каждого человека есть его цена…

– Да, у каждого.

– Значит, и у вас есть цена?

– Есть, конечно.

– И какова же она, если не секрет?

– Мировая революция.

Что означает эта история? А то, что счастье советского народа никогда не было задачей большевистского правительства. Напротив, народ был лишь средством для достижения более глобальной цели – «счастья» всего человечества. И ради этой цели коммунисты не задумываясь были готовы пожертвовать нашим народом. Он должен был стать всего лишь кирпичиком в будущем здании коммунистического рая. Справедливости ради нужно сказать, что они фактически и не скрывали этого своего намерения уморить русский, да и не только русский, народ. Они так и говорили – все нынешнее поколение людей коммунизма не увидит, вы умрете в боях за него, на его великих стройках. А вот следующее поколение, правда, мы точного прогноза дать не можем и ничего конкретного не обещаем, но не исключено, что этот рай на земле увидит и даже поживет в нем чуть-чуть. История показала, что они народ обманули. Все жертвы были зря. Коммунизма не было построено. И мировой революции – тоже не произошло. И никогда не будет. А народ принес огромные жертвы. Фактически четверть населения.

Если трактовать патриотизм как любовь к своему народу, то должен ли патриот защищать большевистское государство? Ответ – нет. Не должен. Оно враждебно твоему конкретному народу. И никакие благие цели не оправдывают понесенных народом жертв.

Кстати говоря, Сталин о патриотизме-то вспомнил, только когда у него уже жопа загорелась, в июле 41-го. Тогда-то он спохватился и начал говорить о наших великих предках, великой истории, стал заигрывать с церковью и так далее.

А до этого он воспитывал сплошь интернационалистов. Типа, нет национальных границ, разделение людей происходит не по линии русский – немец или там еврей – индус, а по классовым различиям: пролетариат – буржуазия, крестьянин – помещик. Поэтому – гимн Советского Союза «Интернационал», поэтому – «Пролетарии всех стран – соединяйтесь!», поэтому – мировая революция, а религия – это «опиум для народа».

Мы не забудем, что эти самые большевики в Первую мировую войну агитировали за «поражение своего Отечества», поскольку считали, что настоящий интернационалист должен желать поражения своей страны в войне. В семнадцатом и восемнадцатом годах они беззастенчиво на немецкие деньги захватили и удержали власть в России и подписали с врагом абсолютно капитулянтский Брестский мир, тем самым лишив Россию плодов победы в этой войне.

Какого уровня цинизма нужно достичь, чтобы вытащить на белый свет ценности русского национального патриотизма, почти тридцать лет перед этим издеваясь над ними, выжигая их каленым железом, считая патриотизм – обскурантизмом, национализмом и буржуазной выдумкой.

И измордованный, запуганный, отчаявшийся народ взял эти ценности из рук своего палача. И погиб за него. А иначе за что же он погиб? За русский народ? Нет. Русского народу осталось бы больше, если бы он не стал погибать за большевиков.

Есть, правда, иная трактовка патриотизма. Патриотизм, мол, это не только и не столько любовь к своему народу, а это прежде всего любовь к своему государству, к модным нынче территориальной целостности, независимости и суверенитету.

Записные патриоты замахают сейчас на меня руками и закричат – как можно противопоставлять любовь к народу и любовь к суверенитету? Разве это не одно и то же? Отвечаю – нет. Не одно и то же. Совсем даже разные вещи. Не вдаваясь в длинные рассуждения, могу лишь сказать, что суверенитет в рассматриваемом, а может, и не только в рассматриваемом, но и в общем случае, это всего лишь необходимое условие для власти безнаказанно издеваться над собственным народом.

Простому русскому крестьянину, который пухнет с голоду или с оторванной ногой лежит в госпитале, в то время как его баба на себе пашет тощую серую землю, этот суверенитет до фени. Суверенитет нужен его угнетателю, который чуть что – орет: не лезьте, не ваше дело! У нас – государственная независимость и принцип невмешательства! Как хочу – так и угнетаю! Вас не спросился…

Но тем не менее допустим, что такой экзотический патриотизм, основанный на любви к праву твоего угнетателя и дальше угнетать твой народ, действительно имел место. Но даже и тогда можно было обойтись без таких колоссальных жертв. О чем свидетельствует приведенный выше пример с Францией. К середине 45-го года имела она обратно свой суверенитет. И никуда он не делся, выглядит как новенький. По-моему, даже лучше стал. Другой разговор, что, получив суверенитет из рук союзников, наш народ лишился бы большевистского правительства. Но кто бы об этом пожалел за исключением самих большевиков?

Кое-что о защите демократических ценностей

С момента появления России на европейской арене ее все время разводили на предмет участия в европейской политике. А проще говоря – использовали русскую армию как пушечное мясо. Разводка была примитивной, но, на удивление, почти всегда срабатывала. Русскому царю (царице) говорили: «Вы властелин великой державы. А великая держава должна участвовать в европейских войнах. Иначе какая вы великая? Поэтому извольте к завтрашнему утру прислать под наше командование русскую армию к деревне такой-то для генеральной битвы с армией врага европейского порядка господина такого-то. Иначе нам без вас не справиться. А за это мы скажем вам большое спасибо, назовем настоящим другом и, после битвы, пошлем тебя, козла и мудака, куда подальше. Ну разумеется, до следующего раза, когда нам снова понадобится пушечное мясо».