Финал. Берлин. Олимпийский стадион. Стадион, конечно, реконструировали, но имперский размах 1936 года остался. И в огромной прорези на западной трибуне, и в скульптурах по краям стадиона, и в масштабе прилегающей площади. Чувствуются художественные пристрастия незабвенного Адольфа Алоизыча. Но сейчас не об этом.
Игру вы все видели. И голы, и накал страстей, и удар головой Зидана. Все это уже сто раз описано и проанализировано. Я болел за французов, если можно французами назвать негров и арабов, которые получили французские паспорта. Вот и Рибери, коренной француз, взял да и принял ислам. Куда катится Франция? Непонятно…
А немцев ругали за одного мулата и двух силезцев.
Еще совсем недавно во Франции шли войны не то что против мусульман, а между католиками и гугенотами (то есть кальвинистами-протестантами-христианами)! Я даже не знаю: то, что происходит нынче с Францией, это хорошо или плохо? Все эти возмущения в пригородах, поджоги, баррикады, демонстрации… Очередной плавильный котел народов? Вряд ли…
Против негров и арабов играла команда, составленная не только из одних итальянцев, но еще и из итальянцев, играющих только в итальянских клубах. Как говориться, сошлись две школы, две концепции. Лед и пламень, два полюса, инь и ян. Результат вы знаете…
После матча все как-то сдулись и, немного покричав, разошлись притихшие. Чемпионат закончился. Я приехал в гостиницу и лег спать. Желания тусоваться у Бранденбургских ворот не было. Все. До встречи в Южной Африке в 2012 году!
А.К.
САНАТОРИЙ «КАЩЕНКО»
Однажды Андрей Бильжо, мой старый товарищ, модный художник и в прошлом элитный психиатр, зазвал меня в «Кащенко».
Для одних это психушка – жуткое место, юдоль скорби. А для других – психиатрическая больница, увлекательная работа на грани искусства, место встреч с интересными людьми, старинный парковый ансамбль с дореволюционным ландшафтным дизайном.
Бильжо рассказывал про это так смачно, что я согласился, несмотря на мрачный имидж этой отрасли. В конце концов он прав. Мало того что психиатрия – таинственная притягательная наука; мы ж еще знаем, что стопроцентно нормальных среди нас нет; что самые яркие и запоминающиеся поступки в мировой истории совершили, пожалуй, именно пациенты психбольниц…
И вот мы в «Кащенко». Прошу обратить внимание, на экскурсии! Идем с Доктором (так я запросто, по-дружески, называю Бильжо, которого, конечно же, как всякий нормальный человек, побаиваюсь) по богатой территории, натуральной старинной усадьбе, где старинные здания из вечного кирпича, аллеи и дорожки, сосны шумят… Ни много ни мало 30 гектаров. Все это, грубо говоря, в центре города – у метро «Тульская»! Я вам скажу, что ЦКБ по сравнению с «Кащенко» – это жалкое подобие левой руки.
– И это все до сих пор не отняли у убогих, не снесли к такой-то матери и не настроили тут офисных центров с Церетели! – восхищаюсь я.
– Я узнавал: медучреждения нельзя приватизировать, – «успокоил» меня Доктор.
Все-таки удивительно – как трепетно у нас раньше относились к убогим. Теперь таких больниц не строят. (Сейчас медицина в жалком состоянии, и «Кащенко» – одно из немногих исключений.) Вот как раньше строили… Прошло всего-то 100 лет с лишним, а как все изменилось! В чем тут причина? В революции, которая все перевернула и придавила много нежных материй? Людей больше стало, ценность отдельно каждого упала, такое подобие инфляции – в этом дело? В техническом прогрессе? Раньше душегуб одного зарезал, и уже ужас. А в наше время убивают сотнями тыщ, целыми городами, а потом пожимают плечами и летят обратно на авиабазу обедать, а после обеда дают интервью. К тому же Бог сегодня многим кажется не очень страшным и даже не сильно актуальным…
– То, что Бога забыли, – это точно, – вздыхает Бильжо и продолжает показывать мне «свои» бывшие владения: – А вон там, видишь? – березовая роща. И рядом замечательный пруд. Там больные загорают в хорошую погоду.
– И?..
– И, к сожалению, иногда топятся. Один из моих пациентов там утопился, он был в состоянии депрессии. Это называется суицид.
– Ну, если выбирать между смертью и прозябанием в дурке…
– Это не дурка, а психиатрическая больница. Прошу тебя запомнить об этом… А вот оранжерея, тут выращивают цветы, это и трудотерапия, и работа на пользу больницы. Ты обратил внимание на фигурные решетки забора? Это заслуга главного врача Владимира Николаевича Козырева, а раньше тут были бетонные заборы… И вообще с его приходом в больнице многое изменилось к лучшему. Появилось больше человечности. А в том садике – видишь? – сидел и над чем-то работал гипсовый В.И. Ленин.
– «Ленин в «Кащенко»» – хорошая тема…
– Да. А вот собаки бегают, они тут прижились.
– Они тоже, ну, того – ебанутые? – спросил я осторожно, вспомнив про знаменитые 40 уколов от бешенства.
– Зря смеешься. Должен тебе сказать, что у собак бывают психические расстройства. В частности, я наблюдал собак-алкоголиков.
– Наблюдал в какой-нибудь психиатрической ветлечебнице?
– Нет, в пивной наблюдал. Когда я учился, в окрестностях Второго мединститута было полно пивных точек. И по ним ходили собаки, слизывали с асфальта пиво – люди сдували пену с кружек, и образовывались лужи. Когда лужи вылизывались, то собаки, встав на задние лапы, просили еще пивка. Это типичное поведение алкоголиков.
Я задумался и снова согласился с Доктором: и вправду алкоголики обычно попрошайничают, именно стоя на двух ногах. Бильжо меж тем продолжал:
– А еще известен такой эксперимент: мух накрыли банкой с каплей спирта, так они прошли все стадии опьянения. Сначала развеселились, потом стали заниматься любовью, затем драться, а дальше отрубились – и лежали в стельку пьяные на спине.
А это пищеблок. Именно тут я как дежурный врач снимал пробы и проверял «закладку масла». Я требовал, чтоб согласно приказу по больнице кусок масла в котел с кашей кидали на моих глазах. И вот как-то я вернулся в пищеблок через пару минут после закладки масла и вижу – повариха, рискуя жизнью, перегнулась через борт котла, пытается выловить масло, пока не все растаяло, и ее нижнее белье предстало передо мной во всей красе.
– Ты ее, конечно, подтолкнул в котел?
– Нет, устно пристыдил.
Мимо нас прошла группа молодых людей призывного возраста с лопатами и практичными прическами.
– Это солдаты, лежат тут на экспертизе. Я сам, бывало, принимал солдат, которые страдали от дедовщины и попадали к нам после суицидальной попытки. Их лечили, снимали депрессию, потом пытались комиссовать.
– В принципе легко себе представить некие спецчасти, укомплектованные исключительно психбольными.
– Да, да! Для каких-то поистине безумных операций! Для психических атак…
– «Дикая дивизия» – это не по вашей части?
– Кавалеристов среди моих пациентов не было. А вот, посмотри, санаторное отделение. Тут среди разного прочего антиквариата XVIII века были китайские напольные вазы, одну из которых во время моего дежурства украли. Я заметил пропажу во время ночного обхода и тут же позвонил в милицию. Их дежурный спрашивает: «Что вы предлагаете мне делать сейчас, в два часа ночи?» – «Ну, приезжайте с собакой».
Он после паузы отвечает: «Доктор, вы сошли с ума. Собаки в это время спят!» Но вазы после нашлись, они были спрятаны на помойке – их заначили, с тем чтоб после переправить через забор.
Психическими расстройствами болеет 10 процентов населения Земли, то есть 500 миллионов человек, из них 70 миллионов – алкоголики, 25 миллионов – шизофреники, миллион – самоубийцы, и 20 миллионов – совершившие неудачную попытку суицида.
– А покажи-ка мне, – говорю я Доктору, – смирительную рубашку!
– Да ты что! Они уж 100 с лишним лет не используются!
– Да ладно! А что ж ты все рисуешь психов запеленатых?
– Ну… Это… чтоб обозначить душевнобольного, это художественное средство, не более того. А на самом деле эти рубашки не используются с 1894 года – тогда Буцке запретил меры стеснения. Мне иногда звонят разные люди, просят смирительную рубашку для перфомансов. А у меня нету…
И тем не менее такую рубашку мы нашли в «Кащенко». В музее больницы. Ее специально сшили по старой выкройке – как исторический объект.
Мы рассматривали ее, и Бильжо рассуждал вслух, оттаивал постепенно:
– Вот запрещена рубашка, а без нее никак. Не обойтись иной раз! Я бы разрешил: это все лучше, чем держать больного «на вязках», как делалось в те времена, когда я работал. Она нужна, а нельзя… А рубашка очень хороша, когда психомоторное возбуждение… Приходилось фиксировать.
А еще я изучил удивительный прибор, сконструированный инженером больницы «Кащенко» по фамилии Марков, – это электрошоковый аппарат. Размером он с полевой телефон, и есть на нем телефонный же диск (чтоб задавать силу удара).
– Электрошоковая терапия столько больных спасла на моих глазах! – вспоминает Бильжо. – При фибрильной шизофрении, которая протекает остро, с высокой температурой, человек умирает. И только электрошоком можно спасти! В войну, когда не было лекарств, электрошок был основным средством. А сейчас его нельзя применять без разрешения родных. Дозваниваться им или человека спасать? При затяжных тяжелых депрессиях, чтоб оборвать психоз, лучшего средства нет. Мне кажется, что это новое правило очень вредно, как это часто бывает с политкорректностью.
Может, кому интересно, почему больница называется «Кащенко». У советских москвичей была в ходу версия, что это в честь отраслевого наркома, – у нас ведь все в честь партноменклатуры. Но нет – Петр Петрович Кащенко был тут врачом, причем не простым, а главным (1904–1907). А затем его кинули на трудный участок – строить аналогичное учреждение под Питером. Построенное, оно и в Питере было названо именем Кащенко же.
А прежде больница называлась именем Алексеева (1852–1893). Это был, без иронии, выдающийся человек (кстати, двоюродный брат того самого Станиславского, которого настоящая фамилия тоже была Алексеев). Он служил в Москве городским головой и много чего сделал хорошего. Среди прочего построил заметное здание –