— Но люди почему-то начали сюда попадать именно из вашей эпохи?
— Мы не знаем, как так получилось. Можем только предположить, что скорей всего человечество в будущем ожидала полная жопа и так называемый мировой разум, как его Вернадский окрестил «Ноосфера» инициировал наш темпоральный вихрь. Кто-то его метко обозвал Работой Темпоральных мельниц. Они захватывают людские матрицы из будущего и бросают скопом назад. Методика выбора не совсем предсказуема, но некая логика в ней присутствует. Во всяком случае стоящее за этими Мельницами существо надеется, что мы сумеем направить историю в другое русло.
— Хм, а вполне разумное объяснение. Ваше поколение отчасти захватило времена Союза, было активным в эпоху становления дикого капитализма и успело ознакомиться с десятилетием безудержного потребления.
— Хорошо подготовился, ставлю пять! В вашей команде есть попаданцы?
— Да, несколько человек, но они не такие интересные, как вы. Эдакие молодые старички, хотя в компьютерах очень даже соображают, технари экстра-класса.
— Слышал, что не всем из нас удается воспользоваться второй молодостью полноценно. Я же, вообще, выпадаю из общего списка, когда Союз развалился, мне было еще только пятнадцать. В основном сюда попадают люди постарше. Им сложнее перестроиться. Тебе физически двадцать, огромный потенциал, а ты уже устал от жизни. Бывает и так, видел таких «старичков».
— Значит, ты был отобран сюда по каким-то иным критериям.
— Интересный ты парень, надо будет заехать к вам, пообщаться плотнее. Не думаешь основать новое направление в науке?
— Всегда рады видеть! — когда Спортсмен улыбался, то становился похож на легендарного артиста Столярова, исполнителя ролей былинных русских богатырей и человека Мира Кольца Дар Ветра. Снайпер еще раз оглянулся на него и широко ухмыльнулся. Подумать только, а ведь он не хотел обращаться в Центр до самой весны. С его способностями «раствориться» в местном обществе не было проблемой. Но помешали слишком «толстые» обстоятельства. Да и с конторой Ивашутина ссориться не хотелось. Зато сейчас человек с позывным «Снайпер» на особых условиях. Бывший старшина отряда специального назначения Главного Разведывательного Управления и в СССР продолжил службу. Но уже в качестве офицера-инструктора, составившего несколько наставлений и временами дающего консультации местным «волкодавам».
Глава 14. 14 февраля 1976 года. Подмосковная дача Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева «Заречье»
После обеда все перешли в гостевую, где расположилась на удобных диванах. Кириенко был больше задумчив и молчалив, но заметив испытывающий взгляд своего визави, все-таки ответил.
— Не прочитал, Петя, я тот доклад, закрутился в рабочей суете. Но вот сейчас все думаю — не слишком ли мы тогда мелким делом занимаемся?
Брежнев удивленно хрюкнул. Он успел пропустить еще стопочку коньяка и потому был благодушен.
— Побойся бога, Андрей, мы тут такую прорву работы провернули! Не наговаривай понапрасну.
— Суета — это все, Лёня. Что мы строим, куда идем?
— К коммунизму!
— Что есть этот самый коммунизм? — вскрикнул Кириенко и подскочил с места. Он, когда начинал нервничать, то предпочитал прохаживаться. Затем секретарь ЦК, по сути, второй человек в партии подошел к Генсеку вплотную. — Хоть один член нашей партии знает ответ на этот вопрос?
Брежнев насупился и свел густые брови вместе, затем кивнул на двух более молодых товарищей.
— Для этого их и позвали наверх. Пущай думают, решают. Я, Андрюша, свои границы знаю, потому и оставляю страну на тебя, а ты уже на них. Наша ошибка была в том, что не готовили кадры. Забывали о них и тащили все на себе. До самой смерти! Они уже должны замену себе начинать готовить, иначе опять страну просрем. Вот пусть спорят и мозгуют, куда мы дальше пойдем. Я лично поддержу!
— Извини, — Кириенко сел на место, — просто иногда накатывает. Нервы чертовы!
— Не на одного тебя. Рюмашку еще пропустим?
Андрей Павлович посмотрел на товарища и махнул рукой. Романов же, глядя на будущего коллегу по рулению страной, спросил.
— Петр, а в чем такая сложность, что пришлось призывать науку и все высчитывать на ЭВМ?
Машеров задумался. Он не раз анализировал полученные от Проектной группы Минского Института системных идей доклады, написанные мудреным научным языком. Для большего понимания ему не раз пришлось общаться со специалистами, ознакомиться с новыми отраслями наук. И все равно многое осталось непонятным.
— Начну издалека для большей понятности. Любое успешное современное общество априори должно являться так называемой открытой системой, то есть системой, которая непрерывно взаимодействует со своей средой, обменивается материальными ценностями, информацией, энергией. Оно самодостаточно и склонно к саморазвитию. Согласно постулатам современной попаданцам науке, ни одно общество сегодня не может оставаться закрытым длительное время, ибо закрытое общество неизбежно становится отсталым и слабым во всех отношениях.
— Это ты на нас намекаешь? — нахмурил брови Брежнев. Вот не хотелось ему сегодня говорить о сложном, но приходится. Его только согревали мысли о том, что вскоре не ему волочь эту ношу дальше. Месяц-другой можно было и потерпеть.
— Некоторые признаки закрытости у нас, конечно, имеются, — кивнул в ответ на выпад Генсека Машеров, — но мы же сами к этому и привели. Хотя не так давно, еще в двадцатые годы Советский Союз был одним из самых открытых новым идеям обществ. Стоило ли так дальше консервироваться — не знаю! Наша основная задача — это снять препоны для развития советского общества и эволюционировать в следующую стадию. Но парадокс в том, что мы вроде как свободны изменять мир таким образом, каким пожелаем. Мы пытаемся его менять, что-то даже получается. Но эти ребята Института системных идей со своей точки зрения считают, что на самом деле наши возможности ограничены, а последствия решений — непредсказуемы.
Все дернулись, понимая, что в этих замысловатых выражениях скрывалось нечто большее.
— Объясни, пожалуйста, потолковей, — помотал головой Кириенко, Романов же сразу заблестел глазами и подался вперед. Видимо, любил человек подобные интеллектуальные шарады.
— Любая структура-система подразумевает определённую логику связи её элементов, причём конкретные элементы могут разрушаться и воссоздаваться. Реальные системы любого порядка не находятся в покое, а постоянно воспроизводят сами себя, в том числе за счёт интеграции элементов из внешнего мира, борясь с нарастающей энтропией, то есть разрушением. В этом проявляется их постоянная нестабильность, но и возможность развития через открытость к внешнему фону. Автономные системы внутри более сложных структур имеют собственную логику развития и могут тянуть их в разные стороны, нарушая цельность вышестоящей системы. Между ними существует довольно-таки сложная схема взаимодействия объектов, в том числе и с помощью неких сигналов.
Приведу на примере разговора двух людей. Чувство, которое вы на данный момент испытываете, переводится в слова, следующие логике языка или разговорной ситуации, а потом в свою очередь интерпретируется каким-либо образом вашим собеседником. То есть на ваше понимание разговора влияет ваше же нынешнее эмоциональное и физиологическое состояние. Объясню еще проще — ваш собеседник зол и высказывается излишне эмоционально, вы же настроено благодушно и ваш мозг как бы фильтрует завышенный психологический фон собеседника. И вы из-за этого выносите из разговора не совсем то, что хотели до вас донести. Или, наоборот, представим такую ситуацию. Ваш собеседник слишком медленно и не самым правильным образом пытается донести до вас нечто сложное. Вы же в этот момент больше думаете — как бы добежать до туалетной комнаты, так как скушали на обед что-то несвежее, — по ухмылкам и поддакиванию собеседников Машеров заметил, что его слова стали понятнее. — Давно отмеченная сложность этой ситуации в том, что вы не можете быть уверенным, сохраняется ли при всех этих трансформациях первоначальный смысл. Такая неопределённость — свойство взаимодействия любых систем. Проблема в том, чтобы осознать существование «избирательности» и ограниченность интерпретаций, чтобы предотвратить недопонимание.
— То есть всегда имеет быть проблема понимания? — встрепенулся первый секретарь Ленинградского обкома КПСС.
— Отчасти да.
Кириенко и Брежнев молча переглянулись. Последний осторожно заметил.
— Суть уловил, хотя для понимания это все сложно.
— Да не так чтобы очень. Просто мы забываем, что многие банальнейшие вещи можно переложить на язык науки, и тем самым получить им некое объяснение. Например, что нам делать дальше. Общество ведь как раз состоит из групп, представляющих собой некие системы и потому обладающих свойствами объектов — в первую очередь собственной логикой и «языком».
— К каждому стоит подобрать собственный язык?
— Ну отчасти это задача идеологии и социологии, то есть наук уже существующих и работающих. Основная проблема на самом деле вот в чем — следуя логике дальнейшей эволюции нашего общества при постройке несуществующей доныне системы, мы создаем по факту незнакомую нам структуру. Но если структура объекта нам еще недоступна — мы не можем предсказать, какие качества проявят люди в новой общественной конфигурации. Мы можем только предположить, что они будут какие-то другие!
Романов вскинулся:
— Вот ты, о чем! То есть понять в полной мере, что такое коммунизм и как при нем будут сосуществовать между собой человеческие сообщества, мы на самом деле понять никогда не сможем, пока не попробуем?
— Если только не начнем создавать некие автономные системы, где проявятся новые качества, подходящие для дальнейшей изучения и корректировки.
— Сразу на все общество воздействовать не получится?
— Возможно да, — утвердительно кивнул Машеров и потянулся за чайником. — Как мы видим по альтернативному миру попаданцев регресс наступает довольно быстро. И самое неприятное, что все это гнилье, что потянет общество назад, сидит внутри нас.