Ковалев впился взглядом в лицо Сысолятина. Естественно, на правдивый ответ он не рассчитывал и, более того, не исключал, что сам Гоша принимал участие в тех событиях. Раздобыть за полтора прошедших после разговора с Осиповым дня и показать Кате фотографию Сысолятина не удалось, но по внешним приметам он очень походил на одного из тех — на того, кого называли Геной.
Гоша посмотрел на Ковалева откровенно издевательски.
— Понятия не имею! Это раз. И два — никто из моих друзей никогда никого не насиловал, мы всех девочек только с их согласия или за деньги трахаем. Вот, понятно пока? И еще: даже если бы кто-нибудь кого-нибудь изнасиловал, то я об этом вам все равно ничего не сказал бы, ясно? — Увидев понимающий кивок Петрова, Гоша скрестил руки на груди и более спокойно поинтересовался: — А кого трахнули-то?
— А тебе какое дело? — поспешно ответил Петров и посмотрел на Сысолятина с явным сочувствием.
— Ты хорошо подумал? — спросил после паузы Костя, глядя в сторону, на темную стену леса.
— Очень!
— Ладно, тогда едем с нами, — почти грустно сказал Костя и отступил на шаг.
— Куда это с вами?
— В управление, на улицу Рентгена. Мы тебя там просвечивать будем.
— Хорошо, но сначала я позвоню своему адвокату, — твердо ответил не понявший Диминой шутки Гоша и подозрительно оглядел обоих оперов, но возражений не последовало.
— Звони, — безразлично разрешил Костя, пожал плечами и сунул руки в карманы брюк.
Еще раз подозрительно покосившись на Петрова, Гоша развернулся и наклонился в салон, чтобы из специального крепления на панели приборов вынуть трубку радиотелефона.
Шагнув вперед, Ковалев ткнул в Гошину поясницу контакты электрошокера. Коротко вскрикнув, Сысолятин рухнул к его ногам, зацепив лбом дверной порог «форда».
— Готов, — констатировал Дима и склонился над телом, доставая наручники.
Костя оглянулся по сторонам. Шелестя листвой, качались под ветром деревья, по темно-синему звездному небу все так же бежали облака. Пейзаж был совсем мирный. Никто за ними вроде бы не наблюдал.
Тихо шумел ручей на дне оврага, шелестели листья, и потрескивали ветки деревьев, иногда вдруг начинали кричать лесные птицы. Когда в разрывы бегущих облаков прорывался холодный свет полной луны, белым пятном вспыхивала крыша автомобиля Димы, оставленного недалеко от поляны, где они расположились.
Настороженно вслушиваясь в непривычные городскому слуху звуки, друзья курили и ждали, когда Сысолятин придет в себя. Гоша стоял на коленях, прислонясь к стволу могучей старой березы. Его руки были заведены назад, вокруг дерева, вздувшиеся багровые запястья охватывали наручники, щиколотки согнутых ног крепко стягивал выдернутый из спортивных штанов шнурок. Голова бессильно свисала набок, из угла рта стекала слюна. Когда Гоша начинал хрипеть, во рту вспыхивали два золотых зуба и судорожно дергался выпирающий на худой шее кадык.
Костя курил, разглядывал звезды и иногда переводил взгляд на согнутую фигуру у дерева. Собранная за полтора дня информация не давала ни малейшего повода для жалости по отношению к Гоше. Костя равнодушно и даже как-то отстранение думал о тех методах, которые придется применить к Сысолятину, чтобы заставить его говорить. Одно плохо — не хотелось впутывать в это дело Петрова, но Дима только обиделся бы, попытайся Костя оставить его в стороне. Да и сам Ковалев поступил бы точно так же.
Сысолятин застонал, открыл глаза и покачал головой. В животе у него что-то заурчало.
Костя вдавил окурок в мокрую землю, посмотрел на Диму, и они одновременно встали на ноги. Подойдя к Гоше, Ковалев присел на корточки, рывком за подбородок задрал голову и посмотрел ему в глаза.
— Где это я? — невнятно спросил Сысолятин, пытаясь высвободить голову и дергая скованными руками.
Костя молчал, продолжая сжимать узкий Гошин подбородок и неотрывно глядя на него своими серыми глазами.
— В зале суда, — пояснил наконец Петров. — У нас, понимаешь ли, выездная сессия.
— Очень смешно, — пробурчал Гоша и дернул подбородком, но опять не смог его освободить. — Ослабили бы браслеты, а? Никуда я не убегу.
— Это уж точно. — Дима с пониманием, серьезно покачал головой. — Но вообще-то спасибо. Успокоил.
Продолжая сидеть на корточках, Костя опустил свою руку, и Гоша наконец смог оглядеться по сторонам. Потом он перевел взгляд на Диму.
— Не смотри на меня так грозно, — попросил Петров.
Гоша хотел что-то ответить, но промолчал, пошевелил скованными руками и выругался, а потом сказал, обращаясь к одному Ковалеву:
— Ребята, вы, по-моему, совсем офигели. Чего, запугать меня вздумали? Так не получится, а ответить за это потом все равно придется. Слыхал я о таких штуках, но думал, врут пацаны: оказывается, правда. Давайте-ка по-хорошему: снимите браслеты и подкиньте меня до дома, а я постараюсь забыть.
— Не надо забывать, — глухо проговорил Костя, и его слова, сказанные в ночном лесу в лицо связанному человеку, прозвучали страшно. — Надо совсем наоборот — все вспомнить. Свой вопрос мы тебе уже задали. Хочешь ты или нет, но ответить на него все равно придется. Я тебе не буду врать и обещать то, чего не сделаю. Отсюда ты не уйдешь. Если бы у нас получился разговор там, в самом начале, то мы разошлись бы, а теперь нет — ты умрешь. Но перед смертью ты нам все равно скажешь то, что нас интересует. Подумай только, что на помощь тебе никто не придет, а умереть-то можно по-разному.
— Хватит п…ть, — ответил Гоша. — Все равно вы мне ничего не сделаете. Не столько вам платят, чтобы вы из-за этого так старались.
— Не в деньгах дело, — задумчиво проговорил Костя и опять посмотрел на звезды, как будто Сысолятин перестал его интересовать. — Но тебе этого все равно не понять. Вы-то все действительно ради денег одних и работаете…
— Естественно, — презрительно перебил Гоша. — А за что еще-то работать, за идею, что ли? Да, я работаю из-за денег, зато и живу как человек…
— Ты уже не живешь, — оборвал его Костя, поднимаясь. — Ладно, хватит болтать, времени много. До улицы Рентгена мы не доехали, не судьба нам туда попасть. Конечная остановка, тупик. Станция Пыталово.
Набежавшие тучи полностью скрыли белый диск луны, и в одно мгновение на поляне потемнело. В овраге что-то обрушилось, прошелестело по склону и осыпалось в ручей. Гоша напрягся и вытянул шею, пытаясь разглядеть тех, кто только что с ним разговаривал, но ничего не увидел. Облизав пересохшие губы, он сказал себе, что ничего с ним не произойдет и его пытаются просто напугать…
Через полтора часа он рассказал все. Ударом металлической дубинки Костя оборвал словесный поток прикованного к дереву обезумевшего существа, которое нельзя уже было назвать ни Гошей Сысолятиным, ни человеком вообще, и отошел в сторону, где не так ощущался невыносимый запах испражнений.
Он рассказал все, что знал о Гене, Саше и Вове. Вспомнил о нескольких изнасилованиях, одном убийстве и множестве вымогательств, грабежей и мошенничеств, совершенных им самим. Ни о чем уже не думая, подчиняясь одному лишь инстинкту и моля убить его быстро и безболезненно, он вываливал все новые и новые факты из жизни своей родной «хабаровской» группировки, называя фамилии организаторов и исполнителей, адреса, суммы доходов. Того, что Гоша рассказал, хватило бы на десятки оперативных разработок и было способно загрузить усиленной продуктивной работой весь аппарат городского уголовного розыска на несколько месяцев вперед.
Две последние сигареты сгорели моментально, и друзья опять вернулись к телу. Морщась от противного резкого запаха, Дима снял наручники и связал Гошу куском крепкой веревки.
Забросав тело ветками, они вернулись к машине Петрова и через несколько минут уже въезжали в спящее Дарьино. Медленно объехав тихие улицы и не обнаружив ничего настораживающего, они подъехали к дому Сысолятина, и там Костя пересел в «форд».
Салон машины был чист, пахло ароматным дезодорантом — в свои лучшие дни Гоша очень заботился о ней. Мотор завелся моментально и работал ровно, без перебоев. Управлять машиной было одно удовольствие, и, пристроившись метрах в десяти позади «шестерки» Петрова, Костя расслабился на удобном сиденье, заново прокручивая в голове новую информацию. К изнасилованию в Яблоневке Гоша был непричастен, но никаких угрызений совести Костя не испытывал. Когда долги не отдаются, они получаются. А Гошин долг обществу вырос до астрономических размеров…
Музыкальная радиостанция прекратила свою работу, из динамиков полилось шипение пустого эфира. Переключив приемник на другую волну, Костя нашел религиозную передачу. Слащавый, с невыносимым акцентом голос проповедника был все же лучше, чем молчаливое одиночество, и Ковалев не стал переключать дальше. Когда они поворачивали на лесную дорогу, начал подавать сигналы вызова радиотелефон, и Костя подумал о том, что надо бы ответить и попросить перезвонить попозже, так как Гоша плохо себя чувствует и разговаривать не может.
Перед тем как погрузить тело Гоши в «форд», друзья тщательно обыскали салон машины. Осипов говорил о пистолете, который ему демонстрировал Сысолятин, и через несколько минут Ковалев обнаружил тайник под передним пассажирским сиденьем. Засунув руку в хитроумно укрепленный пластиковый футляр. Костя нащупал холодную ребристую рукоятку и, ободрав палец, вытащил тяжелый пистолет.
Дима осветил оружие фонарем. Это был ТТ китайского производства, 1990 года выпуска, изрядно потертый (воронение на гранях затвора успело сойти) и заряженный шестью патронами. Понюхав ствол, Костя ничего, кроме слабого запаха смазки, не услышал и, загнав магазин обратно в рукоять, сунул пистолет за брючный ремень.
Позвонив знакомому гаишнику, Петров выяснил, что патрульные наряды в эту ночь на Северном шоссе не выставлялись в связи с нехваткой людей. Пока Дима, маскируя свой основной вопрос, болтал с приятелем на другие темы, Костя опять переставил радиоприемник на волну музыкальной программы. Потом они бросили бесчувственное тело Гоши на заднее сиденье «форда» и на двух машинах тронулись в путь.