детей. И никогда не говорила, что единственный Герой Советского Союза, которымтихий район наш одарил родное Отечество, был сыном «распутника». Она идет на могилкук своему отцу, которого этот самый батюшка когда-то и окрестил, и обвенчал, икоторый в урочное время самолично вызвался отконвоировать старого протоиерея дотюрьмы, но не довел: умучал по дороге побоями и издевательствами и застрелил"при попытке к бегству". Сам же спустя несколько лет удавился…
Идут и идут люди: сгармошками, с магнитофонами, в сумках — выпивка и харчи. Плетутся за хозяевамии собаки, — то-то на погосте будет потеха… В свой час служба заканчивается, и яотправляюсь домой. Село — словно вымерло: ни души… Солнышко греет почтипо-летнему. Снег давно уже стаял, прорезывается кое-где из стылой еще землипервая травка, а по обочинам дороги, где зимой пилили дрова, обсыхают вытаявшиерыжие опилки.
Обгоняет легковаямашина, переполненная веселыми, пьяными людьми: помянули родню на одномкладбище, теперь едут на другое, чтобы, стало быть, и остальных предковвниманием не обделить.
Двое пьяненьких, донитки вымокших мужичков бредут навстречу:
— Отец, горе у нас!..Друг утонул… Пировали на берегу, а он говорит: "Топиться хочу", — и вреку… Ну, мы — за ним: мол, у нас еще и выпивка есть, и закуска… "Ладно, —говорит, — давай допьем". Вернулся, допили, а он опять в реку — шел, шел иутоп… Мы поискали маленько, ныряли даже, да разве найдешь — течение, водамутная… И холодно — жуть… В общем, идем большую сетку искать: перегородим реку— когда-никогда всплывет, поймается…
И это: с праздникомтебя, отец, с Троицей!..
У крыльца, потягиваясь,встречает меня кот Барсик, разомлевший от долгожданного солнца. В почтовомящике — толстый пакет из епархиального управления. Вскрываю: "Христосвоскресе!" — поздравление… с Пасхой. В сознании что-то мешается: вспоминаюкрасное облачение, куличи, крестный ход по сугробам — аккурат семь недельпрошло… "Воистину воскресе", — машинально отвечаю я…
И кажется, что здоровсреди нас один лишь Барсик.
Поминки
Схоронили молодогопарнишку - перевернулся на тракторе: пьян был, понятное дело. Сидим за столом,поминаем: безутешные родители, двое братьев, соседи, знакомые. Как водится, совсех сторон самые разные разговоры, а о покойном вспоминают, когда наступаетпора в очередной раз выпить.
У меня за три дня -четвертые похороны, домой попасть не могу. Сначала отпевал механика лесопункта.Своего кладбища у них нет, так что повезли мужичка в его родную деревню -километров за восемьдесят. Только отъехали - в лесу поперек дороги машина:"Нам батюшку!" Тоже отпевать, и тоже добираться километроввосемьдесят, но - в другую сторону. Договариваемся, что вечером они меня перехватятна обратном пути с погоста и отвезут к себе, а хоронить будем назавтра. Однакок назначенному месту я попал не вечером, а поздно ночью, потому что сдеревенского кладбища угодил в районный центр - и опять погребение... Тогда жея узнал, что попавший в аварию младший брат нашего следователя умер в больнице,и что за мною заедут. Да еще, пока народ с механиком прощался, окрестил егосына, освятил дом. И сегодня, здесь уже, после похорон окрестил тяжко болящегомладенца..
Следователь,перегнувшись через стол, увлеченно рассказывает мне о загадочных явлениях,происходящих с ним:
- Вот залегли, ждем,когда бандит выйдет из леса, и вдруг я вижу его, но малюсенького-малюсенького:он ко мне на ладошку заскочил, и по ладошке прыгает...
Молодой хирург,пытавшийся спасти переломанного тракториста, спрашивает следователя:
- Тебе сколько допенсии?
- Полтора года еще, ачего?
- Ну, тебе хочется назаслуженный отдых?
- Конечно.
- Зайди завтра к нашемупсихиатру - вот тебе и вторая группа.
- Не, я серьезно, - неунимается следователь:
- Из-за меня опаснейшегобандита и упустили, а он теперь депутатом стал, теперь уж его никак невозьмешь...
И много раз уже было:пригляжусь, а людишки - на ладони помещаются. Что это за таинственноеявление?..
- Шизофрения, -доходчиво поясняет хирург.
- Как вы считаете,батюшка, - спрашивает самый младший из братьев, тоже тракторист, и тоже,похоже, пьяница: - Можно ли его держать на такой должности?..
Тут вдруг отец покойногоначинает вспоминать, как прошлой весной в этой же деревне хоронили лесничего,угоревшего на печи: ручей тогда сильно разлился, мост оказался под водой, игрузовик, перевозивший лесничего, заглох на мосту. Гроб всплыл, и плавал вкузове, пока не подогнали трактор и не подцепили машину на буксир. Я был здесьв тот день: помню, как мужикам долго не удавалось подогнать лодку точно кмашине, чтобы накинуть трос: мужики были пьяны, то и дело промахивались, одиниз них даже вывалился из лодки, но, по счастью, сумел вскарабкаться на капот -только тогда им удалось завершить дело. Лесничий угорел тоже, конечно, спьяну идолго пролежал на горячей печи...
- А чернехонек стал! -изумленно восклицает хозяин дома.
- Его, паря, и открыватьне стали.
Но я зашел...по-соседски... и все, паря, видел: чернехонек - натурально негр!..
Сперва нажрался, значит,потом нажарился, а под конец еще и поплыл!
- ну, паря, веселыепохороны были! - он почти кричит, чтобы его слышно было сквозь все прочиеразговоры.
- Бы-ы-ва-ли дниве-э-се-э-лы-е, - в соседней комнате кто-то нашел гармошку. Женщины урезониваютего, и он затихает.
Мужики, копавшие могилу,начинают спорить, на сколько нынче промерзла земля: семьдесят сантиметров иливсего шестьдесят пришлось им вырезать бензопилами, прежде чем взять лопаты.
- Товарищ поп! - это,наверняка, ветеран колхозного строительства. - Вас просят местныегражданочки...
На крыльце бабушки -исповедоваться. Облачаюсь, читаю молитвы... Из дома вылетают двое рассорившихсякопалей и начинают крушить друг друга. Мы с бабками разнимаем их, разводим -одного на улицу, другого - обратно в избу, а сами возвращаемся к своемутаинственному занятию...
Мне пора ехать, но я ненахожу ни одного человека, который был бы в состоянии отвезти меня. Женщиныотправляются искать по деревне трезвого шофера, и в это время к избеподкатывает почтовый фургон: в сельце, километров за сорок, умер начальникпочты, завтра похороны, не соглашусь ли я..?
Как не согласиться: мыотказываться не вправе. Только чтобы к вечеру обязательно привезли домой:послезавтра богослужение...
По дороге водитель то идело нервно вздыхает и, наконец, решительно спрашивает меня:
- Отчего на наше селонынче такая напасть - каждую неделю кто-нибудь да умирает, и в основном -мужики? Полсела, почитай, - одни вдовы с ребятишками и остались... Старухиговорят: прямо, как в сорок пятом... Может, нам - того..."сделано"?..
Так теперь спрашиваютменя в каждой деревне...
Мусульманин
Как-то, после службы наодном из отдаленных приходов, все никак не могли найти транспорт, чтобыотправить меня домой. Там, впрочем, частенько такая незадача бывала: ехать надовосемьдесят километров, по бездорожью, богослужения же выпадали обычно навоскресные дни, когда колхозный гараж был закрыт, а народ утруждался на своихогородах.
Сидел, сидел я напаперти, притомился и решил погулять. Возле храма был небольшой погост, и вкуче мусора, среди старых венков с выгоревшими бумажными цветами заметил янесколько позеленевших черепов…
Беда! Здесь так по всемкладбищам: если при рытье новой могилы попадаются кости, их выбрасывают напомойку. Сколько раз втолковывал: это косточки ваших предков — быть может,деда, бабки, прабабки… Смотрят с недоумением: ну и что, мол? Полежали — ихватит…
Нет, видать, все-такиправ был архиерей, написавший в одном циркуляре: "Степень духовногоодичания нашего народа невероятна"…
Обхожу храм, глядь — авнизу, у речки, грузовик и какие-то люди. Спустился: трое солдатиков налаживаютмост, разрушенный половодьем. Собственно, работает только один: машет кувалдой,загоняет в бревна железные скобы, а двое стоят — руки в карманы, гимнастеркипорасстегнуты, в зубах сигареты…
— Здравствуйте, —говорю, — доблестные воины.
Двое молча кивнули, аработник бросил кувалду, подбежал ко мне и склонился, вроде как подблагословение, разве что ладошки вместе сложил. Ну, думаю, из новообращенных.Благословил его, он и к руке моей приложился. А потом оборачивается к двоим:
— Русский мулла!
Тут только понял я, чтопередо мной мусульманин. А он тем двоим все объясняет, что я — русский мулла,и, похоже, ждет от них большого восторга. Однако они ни рук из карманов неповытаскивали, ни сигарет из зубов, — так и стоят расхристанные, то есть, сраскрытыми нательными крестами.
Надо признаться, что счем-то подобным мне уже доводилось сталкиваться в районной администрации: всесоотечественники и соотечественницы на мои приветствия отвечали испуганнымикивками и прятались по кабинетам, и лишь узбек, волею неведомых обстоятельствставший заместителем главы, искренне радовался моему приходу, угощал чаем ипросил, чтобы «моя» простил людей, которые "совсем Бога забыл, одинматериальный пилосопия знает". Со временем, однако, и народ пообвык, иузбек освоил отсутствующий в его наречии звук «эф», а то все было «геопизика»да "пиззарядка"…
Этот солдатик оказалсятатарином. Он тотчас вызвался меня подбросить, тем более что ехать им былопочти по пути, вот только оставалось забить пару десятков скоб…
Я хотел уже взять вторуюкувалду, лежавшую на траве, но тут в единоверцах моих что-то дрогнуло:отстранив и меня, и татарина, они в несколько минут завершили мостостроительство…
Спустя год татарин этотвстретился мне на похоронах своего тестя. Выяснилось, что он уже отслужил,женился на местной девушке и увез ее к себе на родину. Рассказал еще, чтопомогает мулле строить мечеть, а старшие братья — безбожники — запрещают. И вдругспрашивает, кого ему слушаться: братьев или муллу?
— Часто ли, — говорю, —ходишь помогать?
— Раз в месяц.
— Попробуй ходить раз внеделю.
Обрадовался.
А еще через год, приехав