А напрасно. Потому что затевалась диверсия.
Когда щуплые кандидатывернулись и сели за стол, перед каждым уже стоял граненый стакан, до краев наполненныйводкой. С одного из ученых натурально упали очки: хорошо еще, что он сумел налету подхватить их. На все, довольно искренние, отказы хозяйка толькопосмеивалась. И они сдались. По тому, как они держали стаканы — двумя пальцами,как с отвращением смотрели на водку, как морщились, нюхая ее, мнепредставилось, что дело это для них не сильно привычное. Но выпили. И в одинмиг их развезло.
Потом я поинтересовалсяу электрика, зачем, собственно, устроил он свое злодеяние. Электрикоправдывался заботой о здоровье переохладившихся людей, но, похоже,любознательности в нем было куда больше, чем милосердия. И надо отметить,страсть естествоиспытателя вскорости получила совершеннейшее удовлетворение.Кандидаты оказались уфологами, иначе говоря, исследователями неопознанныхлетающих объектов, которые, по данным науки, в наших краях водились вомножестве.
Тут мой электрик иподхватился: "Этого барахла — во!" — и провел ребром ладони по горлу.Пьянехонькие кандидаты включили диктофон и стали расспрашивать о следахобъектов, о зеленом веществе…
"Зеленого вещества— во! — и снова ладонью по горлу: — У нас есть одна откормочная ферма, она наотшибе, на хуторах, дак там этого добра", — и махнул рукой.
Я было заметил, чтопрошлой весной «вещество» упустили в реку, и ниже хуторов вся рыба передохла.
Однако они стали всерьезрасспрашивать, как проехать к аномалии, электрик подробнейшим образом объяснял,диктофон записывал. Стало ясно, что теперь всякий разговор будет бессмыслен, ия пересел на диванчик, подремать. Предварительно еще запретил электрикупроизносить слово «уфология», из которого у него всякий раз получалось невестьчто.
Сквозь дрему долетали доменя обрывки ученой беседы: кандидаты, расспрашивавшие о «полтергейстах» и«барабашках» узнали, что "все это — обыкновенные домовые, и батюшка ихкропилом гоняет: молитовки прочтет, покропит святою водою, и всякая хреновняисчезает".
Далее он заявил, что мыс ним несем свет людям, только каждый по-своему. Кандидаты возражали, что светэлектрический им, конечно, понятен, потому что его можно измерить, а "светрелигиозный" они измерить не могут, и потому, стало быть, его и вовсе нет.
Тут на улице затарахтелитрактора, хозяйка пришла топить печь, и мы поняли, что пора собираться. И вот,когда мы напяливали на себя ботинки, куртки и шапки — все еще влажное,непросохшее, обнаружилось, что для меня в этой утомительной эпопее таилосьособое предназначение. Здесь, впрочем, придется отвлечься от метели, электрика,кандидатов и тракторов.
Выяснилось, что зазанавесочкой обитает еще одно живое существо — мать хозяйки, старуха девяностас лишним годов, прикованная к постели параличом. Она попросиласьпоисповедоваться, а когда таинство благополучно совершилось, передала мнезавернутый в ветхую бумажонку наперсный крест. Это был обыкновенный видомсвященнический крест с традиционною надписью на обороте: "Образ будиверным: словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою", — из Первогопослания апостола Павла к Тимофею. Ниже находилось изображение царской короны имонограмма Николая Второго. То есть обладатель этого креста сподобилсярукоположиться в годы царствования последнего русского императора, а вседействующее духовенство той поры, известное дело, было перебито или умучено…
Старуха рассказала, чтокогда-то в достопамятные времена через деревню гнали в тюрьму священника, и оноставил ей крест с наказом: передать батюшке, который первым явится в этиместа. Почти шестьдесят лет она хранила сокровище в тайне от всех, а главное,от мужа — председателя колхоза…
Мы брели по дороге,расчищенной тракторами. Электрик поддерживал под руки кандидатов, а они, словнонатуральные пристяжные, воротили головы — каждый на свою сторону.
— А вы, батюшка, виделикогда-нибудь "барабашку"? — заинтересовались ученые люди.
Я отвечал, что не видел.
— Он этой нечисти зретьне в состоянии, — объяснил электрик и вздохнул: — Разве ж он пьет? А вот ежеликто пьет по-настоящему, тот запросто может увидеть… У нас их, почитай, всякийвидывал. Да я и сам насмотрелся, чего там: зеленые, вонючие, с рогами,хвостами, копытами…
— А НЛО — наблюдали? —не унимались "пристяжные".
Но я и этого сроду ненаблюдал.
— А если увидите, чтостанете делать?
— Перекрещу, наверное.
— И чего тогда?
— А то, что оно сгинет!— победно воскликнул электрик.
— А вдруг не сгинет?
— Значит, — говорю, —плохи мои дела… Да и ваши — тоже…
На этом вьюжная историязавершилась. Мы благополучно добрались до автобуса, автобус — до конечной своейостановки.
Крест безвестногомученика и доныне охраняет меня. Была еще, правда, ветхая бумажонка, укрывавшаяэту святыню… А на бумажонке было нацарапано карандашом нечто вроде послания.Много раз принимался я разбирать едва различимые буквы, и они мало-помалуподдавались. В конце концов полуистлевшая целлюлоза превратилась в совершеннуюпыль, но к этому моменту текст был прочитан.
"Готовьтесь, —писал мой предшественник. — Вам выпадут более страшные времена. Помоги,Господи!"
Земляи небо
Весной из далекогосеверного города привезли огромный металлический крест для увенчания храма.Вообще-то в городе том раньше строили подводные лодки, но после того, каквсякое полезное созидание прекратилось, подводных дел мастера были радыизготовить хоть что. Вот и крест для Божьего храма соорудили из долговечногосплава.
Конечно, лучше бы онилодки свои клепали — с крестом мы, пожалуй, и сами управились бы. Без секретныхтехнологий…
Но что говорить об этом,когда народ Отечества нашего выбрал себе в правители своих же наипервейшихврагов?..
Словом: они нам — крестдля моления, мы им — корову для пропитания.
И вот в теплый, почтижаркий, весенний день, когда на пригорках вовсю зазеленела трава — пышная,яркая, не примятая ни зноем, ни ветрами, ни ливнями и даже не тронутая пылью,совершили мы молебен перед крестом, стоявшим еще на земле: в основании крестарасполагался широкий металлический барабан, так что все cооружение было вполнеустойчиво. Потом я окропил конструкцию святою водой и благословил крановщика набогоугодное действие. Тут и произошло между некоторыми первоевзаимонепонимание.
Надо сказать, что народусобралось число значительное.
Во-первых, конечно,событие это — водружение креста — само по себе торжественно и не лишено некоейтайны, что в глазах общества особо подчеркивалось прибытием единственного врайоне автокрана с выдвижною стрелою.
Во-вторых, день былвоскресный, перед молебном вершилось богослужение, и благочестивые прихожане,собравшиеся со всей округи, не расходились.
Да к ним ещеприсоединились разные досужие земляки, благочестием не обремененные, средикоторых и случилось недоразумение: отталкивая друг друга, они взялись цеплятькрест стропами подъемного троса, и каждый кричал, что только он знает, какправильно, а остальные — не знают, и слышалось лишь:
"Да я на станциицелое лето стропалил";
"Да на станциях нестропали, а фуфло, вот на стройке — другое дело: я, когда ферму строили…";
"Да у нас влеспромхозе"…
Горячечное усердие ихбыло вызвано вовсе не благоговейным желанием послужить Богу и людям, апроницательностью по поводу неохватнейшего портфеля, стоявшего возле ногцерковного старосты. Староста любил похвастаться реликвией, будто бы подареннойему на каком-то курорте неким академиком:
"Бывает, паря,портфель профессорский — тот на двенадцать бутылок, а этот, паря, —академический — аж на двадцать четыре". Похоже, сейчас в нем столько ипритеснялось.
Самых рьяных пришлосьразогнать. Крановщик сам зацепил крест, вернулся в кабину, и подъем начался.
А когда завершился,выяснилось, что до основания купола — до того карниза, где стояли добровольцыиз благочестивых — остается не меньше метра. Староста изумился:
— Дак я же все промерил:даже насыпь бульдозером сделали, чтобы кран дотянулся… У тебя стрела —двенадцать метров? — спросил он крановщика, выбравшегося из кабины.
— Двенадцать, —задумчиво отвечал тот, сняв кепку и почесывая затылок.
— Дак в чем же дело?
— В том, чтоодиннадцать.
— Это — как?.. — обомлелстароста.
— А так, что она —погнутая и метр не добирает.
— С чего это онапогнутая? Раньше была не погнутая, а теперь — погнутая?
— Раньше — да, непогнутая, а теперь — погнутая.
— Это с чего еще, паря?
— А погнулась…
Все стали думать… Ипредлагать планы. Сошлись на том, что крест придется вытягивать на куполвручную. Опустили его на землю, обвязали крепкой веревкой, конец веревкивручили неблагочестивым, которых и отправили к небожителям на подмогу. Те полестнице взобрались, кран снова поднял свою ношу, и общими усилиями мужикизатащили крест на вершину купола. Народ возликовал и радостный стал расходитьсяпо хозяйственным надобностям. Горячечные помощники, спустившись, затребовали«высотных», староста без возражений полез в портфельные закрома и наградилтружеников, как мне показалось, излишне щедро, что предвещало новые искушения.
Так и случилось.
Пока мы указывалинебожителям, как развернуть крест, чтобы он глядел на нас точно с востока, покаони закрепляли его четырьмя растяжками, неблагочестивые поусердствовали, ивскоре один «высотник» натурально приполз к дороге. Молоденький работяга изтого северного городка, прибывший с крестом, чтобы поменять его на корову,доселе стоял где-то в сторонке, а тут вдруг подошел к старосте и тронул его залокоть:
— А куда он ползет? — иуказал на пластуна, достигшего к этому времени середины пыльной дороги.
Староста оторвал очи отсияющего креста, глянул на гостя, потом на дорогу и, махнув рукой в направлениидвижения, сказал:
— Туда, — и сновауставился в небеса.
— А зачем? — недоумевалработяга.
— Ну, может у него делатам, — задумчиво отвечал староста, не отводя глаз от работы, творившейся на