памяти моей сохранился. Путешествовали мы с друзьями от храма к храму, отмонастыря к монастырю и завернули в малую деревеньку. Прохожие указали домик.Постучал в калитку — никто не отзывается, однако слышен громкий мужскойразговор. Прохожу во двор: дверь распахнута настежь, сидит на кроватипостаревшая тетка, в руках — Евангелие, сама — спит. А из репродуктора во всюмощь — заседание украинского парламента, причем один скороговоркой спрашиваетпо-украински, а другой так же лихо отвечает ему по-русски… Выключил я радио,разбудил тетку, побеседовали.
— Живу, — говорит, —хорошо, слава Богу. Ни разу еще без ужина спать не легла. Одна забота: как бытам племянника окрестить… Вы уж, постарайтесь, пожалуйста, а то ведь: случисьчто — никто уже никогда помолиться не сможет… Он ведь добрый, из православнойсемьи, учился отлично, и в армии служил хорошо. Потом пошел по комсомольскойлинии — беда, конечно — комсомольские начальники хужее партейных: партейнымхоть за что-то отвечать приходилось, а у этих одна болтовня… Из райкома — вгазету и доработался до Москвы…
Мы вообще-токостромские, я сюда попала после войны — уж так жизнь сложилась. Ни мужа, нидетей у меня, да и вообще никакой родни, кроме племянника, на земле не осталось— всех пережила.
Тяну из последних сил:жду, когда он примет крещение.
Тогда скажу Господу:"Ныне отпущаеши рабу Твою, Владыко, по глаголу Твоему, с миром",
— и на вечный покой.Только одна забота у меня, только одна, поверьте…
Верю.
Освящение
Освящение хоромин — делов общем нехитрое. Правда, размеры некоторых помещений могут превратить простоезанятие в продолжительный подвиг: шестиэтажный магазин со всеми его подсобками,складами, торговыми залами или заводской корпус с цехами, мастерскими икладовками — увлекают иногда на целый день. Мне ничего столь впечатляющего неперепадало. Разве только автобусный парк…
А вот всякиезанимательные обстоятельства сопутствуют этим молебнам довольно часто. Ипроисходит это, вероятнее всего, оттого, что священнику здесь случается входить— даже врезаться — в среду мирскую, в самые разнообразные сферыпрофессиональной деятельности человека.
Скажем, приглашаюткак-то освятить родильное отделение наиглавнейшей больницы. Пометил четырестены голгофскими крестами, прочитал молитвы, пошел кропить. Идут впередидокторши, открывают передо мною двери палат, кабинетов, а возле операционной всмятении останавливаются:
— Сюда, батюшка, вы,наверное, не пойдете…
— Почему? Операционнуюобязательно надо освятить!
— Да это вовсе не то, чтовы думаете: здесь — не лечат, здесь — убивают… Еще и за деньги… Мы называем этукомнату: золотое дно…
Смотрю на милых докторши начинаю осознавать, что каждая из них народу переколошматила больше, чем всенаемные убийцы, взятые вместе…
Потом одна из нихпридет: потеряла сон:
— Как закрою глаза:куски мяса — до самого горизонта…
— Обычное, — скажу, —для вашего промысла дело: только что возвращали сон вашей коллеге, у которой —до самого горизонта пеньки. Свежеспиленные…
В истории психиатриитакого рода видения наблюдаются лишь у профессиональных палачей…
Но эта встреча случитсяеще не скоро. А пока я прошел мимо операционной. В одной из палат роженицапопросилась креститься. Принесли огромный таз, окрестил я рабу Божию Светлану,и этим торжественным, светлым событием поход в начальственную больницузавершился.
На другой день попадаю вадминистративное здание. Кроплю коридор, кабинеты. И здесь перед одной дверью —смятение. Что ж, думаю, за напасть! Опять — золотое дно?
— Тут, — говорят, —другая организация.
— Хорошо бы весь этажосвятить.
Позвонили в звоночек,дверь отворяется, и я излагаю строго одетому молодому человеку свои виды наосвящение этажа. Он вежливо кивает и просит несколько подождать. Появляетсямужчина постарше и приглашает войти. Но лишь меня одного: административныететеньки остаются в коридоре, дверь — затворяется.
Гляжу: прямо передо мнойна особом постаменте — бронзовый бюст "железного рыцаря". Пошелкропить, замечаю, что в каждом кабинете на дверях — мишени для метаниястрелочек — детская игра.
— Это что ж, —спрашиваю, — теперь ваше табельное оружие?
— Нет, — объясняют, —это просто так: для общей разминки.
А еще смотрю — в каждомкабинете удочки.
— Нам, — говорят, — послужбе положены занятия спортом. Вот мы и занимаемся — рыбной ловлей.
Рассказали, что у нихзнатный тренер — большой профессионал, что рыбачат они на ближайших городскихводоемах и что на днях будут сдавать экзамен по ловле уклейки. Показаликонспекты — ну, насчет насадки, прикормки… Показали фотографию: десятка полторастрогих мужчин в штатском — стоят на асфальтированном берегу какого-то пруда ивсе — с удочками в руках.
Приглашали в компанию…Не сподобился. И рыбачить в городе никак не интересно, да потом: начнут, думаю,на Страшном Суде спрашивать с них за безопасность нашего государства, а они вответ — про уклейку, и я еще возле этой уклейки окажусь…
А вообще-то освящениехоромин — дело нехитрое.
Докторфилософии
После службы - а делопроисходило в Москве - отправился освящать квартиру. Пригласили две прихожанки.Незадолго до этого я же и крестил их: сорокалетнюю маму и тринадцатилетнююдочку, и тогда еще они повели разговор об освящении своего жилища, страдающегоот духов нечистых: по ночам кто-то там плакал, стенал, смеялся... А ещепредупреждали меня, что бабушка у них - воинствующая безбожница, всю жизньпреподавала философию, профессор, доктор наук. Жили они втроем. Дед - партийныйработник - давно умер, а отец девочки давно оставил семью.
Приехали мы к массивномутяжеловесному дому, из тех, что именуются сталинскими, поднялись в просторнуюквартиру, и я занялся своим делом. Причем, пока совершались соответствующиеприготовления и читались молитвы, бабушки видно не было, лишь потом, когда япошел кропить пятикомнатные хоромы, она обнаружилась в рабочем кресле хозяина:высунувшись из за высокой спинки, сказала: "Здрасьте", - и сноваисчезла. Завершив освящение, я выпил чашку крепкого чая, предложенногохозяйкой, и уже одевался в прихожей, когда появилась бабушка, чтобы, наверное,попрощаться со мною.
Событие могло бызакончиться, не выходя за рамки рутинной обыденности, когда бы прихожанки моине обратились к старухе с призывом принять крещение: мол, болеешь часто, да игоды преклонные... И тут произошел разговор, который можно посчитать простозабавным или анекдотическим даже. Однако по внимательном рассмотрении всякийжелающий способен углядеть за словами старушки глубинный смысл. А то и вовсе -заглянуть в бездну...
- Мы - духовныеантиподы, - сказала старуха, указывая на меня, - то есть противники и дажевраги...
- Последние восемьдесятлет? - спросила девочка.
- Последние две тысячилет, - отвечала старуха с гордостью, - и я не буду изменять вере своих отцов.
- В Маркса и Ленина? -насмешливо поинтересовалась внучка, намекая, наверное, на то, что и с верою своихпредков - похоже, иудейскою - бабулька была не сильно знакома.
- Это тоже наши люди, -спокойно возразила старуха.
- А апостолы? - вежливозаметила ее дочь.
- Они изменили крови:наши учат брать, а эти учили отдавать.
- А Христос? -поинтересовалась девочка.
- Ха! - махнула онарукой. - Этот нам вообще чужой. Он - Сын Божий.
Тут дочка с внучкойнатурально изумились тому, что воинствующая безбожница проявила вдруг некуюрелигиозную убежденность.
- Я всегда знала все то,что следует знать, но всегда говорила только то, что следует говорить, - внятнопроизнесла старуха.
- А чего ж ты в своемИзраиле не осталась, раз уж ты такая правоверная иудейка? - набросились на неедочка с внучкой.
- Там невозможно жить, -обратилась старуха ко мне, словно ища понимания, - там ведь одни евреи - этоневыносимо...
- Ну и логика у тебя,бабуль! - изумилась девочка. - И ты с такой логикой сорок лет студентов учила?!
- Да - логика, да -профессор, да - доктор философских наук, а что?.. Что, я вас спрашиваю?..Теперь будем уезжать не в Израиль, а в Америку.
- Зачем еще? - спросилаженщина.
- Как - зачем? И она ещеспрашивает - зачем? - старуха снова обратилась ко мне: - От погромов!
Дочка с внучкой сталивозмущаться, однако из множества возражений бабушка приняла лишь одно: "Дау них на погромы и денег нет".
- Нет, - эхомсогласилась она и тут же энергично воскликнула: - Наши дадут им денег, иначнутся погромы! Что мы будем делать тогда?
- Спрячемся у батюшки, -отвечала дочь, утомившаяся от бесплодного разговора.
- А вдруг места нехватит, у него ведь могут найтись люди и поближе нас.
- Вот и крестись давай,чтобы оказаться поближе! - внучка рассмеялась.
- А кто у него домаесть? Кто будет нас защищать? Кто...
- Сам батюшка и будет, -оборвала ее женщина.
- Но он же, - задумчивопроговорила старуха, - он же уйдет на погром...
С тех пор покой этойквартиры не нарушался ни загадочным плачем, ни пугающим ночным хохотом.Бабушка, напротив, стала чувствовать себя крайне неважно: она жаловалась, чтоее изнутри кто-то "крутит", "корежит", а однажды с нейслучился припадок вроде эпилептического, хотя никаких намеков на падучую медикине обнаружили.
В конце концов, она невыдержала и эмигрировала за океан.
Письмамитрополита
Незнакомая старушкаподошла после богослужения и сообщила, что некий человек хочет передать мневажные исторические документы. Предприятие осложнялось тем, что человек этотжил в Эстонии, в Москву приехать не мог, а отправлять документы почтой нерешался:
— Русские письмапропадают, — объясняла старушка.
Получалось, что встречаможет состояться лишь на границе — в Иван-городе.
Как-то зимой выпало трисвободных дня между службами, я позвонил хранителю старых бумаг и отправился.Всякому хорошему делу, как известно, сопутствуют искушения. Здесь они началисьпо приезде в Санкт-Петербург: оказалось, что билетов до Иван-города нет.