Тем временем через калитку во двор зашёл дядя Сёма. Быстрым лёгким шагом он поднялся по ступенькам и постучал в дверь.
– Клара! – позвал дядя Сёма. – Это я.
Меньше чем через полминуты из-за двери послышалось: «Ошибочка. Клара – это я».
Кудрявый и толстый переглянулись и согласно кивнули: «Конечно, Клара – это она». Мужик перед дверью никак не мог быть Кларой. Максимум – Клавдием, но тот 13 октября 54 года н. э. умер в Риме. Всякий знает.
– Клара, пойдём домой. Не дури, мама волнуется. Папа звонил – спрашивал, почему мы тебя выгнали. Мы же тебя не выгоняли, правда? Тётя Лиза разогрела перчик, – дядя Сёма выложил все козыри сразу, что выдавало в нём весьма посредственного продавца.
– Я никуда не пойду. Ни сегодня, ни завтра. Я пошла в спальню и всё, что вы скажете дальше, я не услышу. Так что решать вам, дядя Сёма, – сказала Клара.
– Ну, как знаешь, – смирился дядя Сёма. – Я деньги тут положу, на ступеньку. Тут всё, что отец дал на твоё пропитание. Мы за вчерашний и сегодняшний дни не вычли, так что ты не думай. С другой стороны… Если захочешь как-то компенсировать, то мы люди не гордые, мы согласны. Слышишь?
Из-за двери никто не отозвался. Дядя Сёма наклонился и опустил пятитысячную купюру в пустую стеклянную баночку, стоявшую здесь испокон веку. Кудрявый вытянул шею на максимум, чтобы хорошо разглядеть происходящее. Да, деньги сами плыли в руки.
Дядя Сёма ушёл. Проходя через калитку, он обернулся посмотреть на оставленные деньги и вернулся. Нашёл дощечку, накрыл ею банку, чтобы, случись пойти дождю, тот не смог бы намочить деньги. И вот теперь, полностью довольный собой, дядя Сёма пошёл к своему дому.
Кудрявый и толстый сели поудобнее, всё ещё оставаясь в тени беседки. Дом Замкова был спроектирован так, что на стене, выходящей во двор, было два окна: одно из кухни, и там было темно, второе из подсобки – маленькое, расположенное выше человеческого роста, оно имело проветривающую функцию; подглядывать через него было бы очень неудобно. Воры пристально смотрели то на дверь, то на окно в кухне, ожидая заметить какое-то движение. Сейчас девочка выйдет и заберёт деньги, которые кудрявый и толстый не только считали своей добычей, но уже и поделили. Поскольку пять тысяч поровну не делится, то толстый считал, что будет справедливо, если ему достанется три тысячи, а две – кудрявому, который только мешается и ничего полезного не делает. У кудрявого был свой план. Даже два. По бескровному плану ему доставалось четыре тысячи, потому что он главный, а толстому – косарь, и то это только по дружбе. Второй план дружбы не предполагал. Согласно второму плану кудрявый бьёт два-три раза в глаз толстому. Честно говоря, сколько надо – столько и бьёт, пока толстый не признает, что все деньги должны по праву сильного достаться кудрявому.
Кудрявый вспомнил про пульсоксиметр и больше склонился ко второму плану. Но всё это могло стать реальностью, только если девочка не выйдет и не заберёт деньги.
– Чего она не выходит? – высказал свою мысль вслух кудрявый.
– Изучает, – ответил толстый.
– Что изучает? Сейчас каникулы, дебил, – сказал кудрявый и ещё больше утвердился в своём желании забрать все деньги себе.
– Изучает местность. Ждёт, не вернётся ли мужик.
– Это Резников, сосед ейный, – пояснил кудрявый и понял окончательно: ну конечно, он тут и самый умный, и самый главный. Деньги – его.
– Она ждёт, не вернётся ли Резников. Расчётливая девка.
– Она ребёнок.
– Расчётливые пошли дети… Я бы давно уже выскочил, схватил деньги – и только меня и видели, – размечтался толстый.
– А в глаз? – резонно заметил кудрявый.
– Убежал бы, – уверено сказал толстый.
Кудрявый на всякий случай привстал. Дверь не открывалась. Занавески окна не колыхались, не раздвигались. Дом стоял монолитом, неприступной крепостью, и если бы домушники не были уверены, что Клара внутри, то с уверенностью сказали бы, что дом пустой. Кудрявый и толстый снова переглянулись.
– Будь здесь, я быстро, – кудрявый на согнутых ногах вышел из тени, проскользнул к стене дома, прижался к ней и почувствовал тепло. Но не боком от стены, а спиной и от чего-то мягкого… «Что мягкое может быть у меня за спиной?!» – испугался кудрявый и обернулся. А мягким был толстый, который побежал сразу же вслед за кудрявым; но он не успел быстро остановиться и сохранить дистанцию, поэтому сейчас стоял вплотную к напарнику, так что кудрявый почувствовал тепло его тела.
– Ты чего тут? – спросил шёпотом кудрявый.
– А ты чего? – ответил на упрёк подельника толстый.
– Я за деньгами, – объяснил кудрявый.
– Я тоже, – сказал подельник.
Бить в ухо рядом с входной дверью было не с руки, хотя и хотелось. Кудрявый сделал два аккуратных, тихих шага к двери и стал прислушиваться. И тут в него снова врезался толстый.
– Убью, – пообещал кудрявый. До денег оставалось всего два шага вдоль стены – под окном подсобки, которое, кстати, было открыто. – Стой здесь.
– Мы подельники и делим добычу поровну, – толстый как-то вдруг понял, что его способ поделить пять тысяч учитывал не всё, и кудрявый может его избить, а он кудрявого – нет. Пришлось вносить изменения в изначальный план.
Кудрявый зашёл на ступеньки – половица почти не скрипнула. Снял дощечку с банки, достал деньги, положил в карман штанов и кинулся бегом со двора. Он убежал так быстро, что толстый опешил.
– Э, – толстый обиделся, – договорились же поровну…
Ни от кого не скрываясь, толстый вышел со двора и направился в ту же сторону, куда убежал кудрявый. Толстый был уверен в трёх вещах. Во-первых, денег ему не видать. Во-вторых, кудрявого он найдёт дома – куда ему ещё бежать? Это же Старая Русса. В-третьих, заказчик будет опять орать и оскорблять, как трудовик в школе, будет говорить, что руки у них растут не из головы, как у всех, а из тазобедренных суставов, и так далее.
Минут через пять после этого, не выдержав нервного напряжения, дядя Сёма вернулся к дому Замковых. У него не было конкретного плана; он просто помнил, что оставил деньги в баночке совершенно без присмотра, и это травмировало его психику. А ещё виновато его буйное воображение! «А вдруг кто-то видел? А вдруг кто-то забрал? Нет, деньги без присмотра не должны оставаться. Передам завтра из рук в руки», – думал дядя Сёма. Таков был его новый план. Но денег в баночке уже не оказалось. Дощечка была небрежно отброшена в сторону.
Эта Клара такая неаккуратная!
– Даже спасибо не сказала, – пробормотал вслух дядя Сёмаи грустный, потому что без денег, пошёл к своему дому.
А Клара всё это время просто лежала в своей постели и думала.
А подумать ей было о чём.
Что не так с кашей, и главное – куда её теперь девать? Каши вышло много, и она вся оказалась не полностью варёная и полностью несолёная. Неварёная она была потому, что её в один момент стало слишком много и в кастрюльке она уже не помещалась, а несолёная – потому что никто её не посолил. Клара попробовала посолить кашу уже в тарелке, но полуварёную пересоленную гречку есть было просто невозможно.
Только уже наблюдая за тем, как гречневая каша поднялась и собирается свалить из кастрюли, Клара вспомнила историю «Горшочек, не вари!». Чего бы ей не вспомнить эту полезную инструкцию до этого? Потом Клара не смогла открыть банку рыбных консервов, потому что для этого нужен был специальный ключ, но, даже если бы она его нашла, она всё равно не знала, как это делается. Поэтому Клара открыла банку фасоли, которая открывается гораздо проще – специальным язычком на крышке. Правда, этот язычок почему-то взял и оторвался, поэтому пришлось ковырять крышку ножом, а потом вытирать пол от разлитого фасолевого сока. «Не знала, что в фасоли столько сока», – думала Клара, вытирая пол. И ещё подумала: «Наверное, это самый сочный сорт фасоли на Земле…»
Кое-как перекусив, Клара сделала выводы относительно следующей варки каши и перешла к задаче «Продажа дома». Она не хотела его продавать, но помочь папе была согласна. Поэтому для себя Клара эту задачу переименовала в «Помочь папе». Как помочь папе она не знала, поэтому перешла к задаче «Как выжить?». Клара не знала, как решить и эту задачу, но её масштаб и важность впечатляли. Клара хотела думать над этим вопросом, даже несмотря на то, что у неё не было никаких мыслей по этому поводу.
Впрочем, если долго над чем-то думать, то мысли появляются. Если только не паниковать и не жаловаться. Клара внезапно поняла, что одни люди выживают великолепно, а с других брать пример никак нельзя. Если бы Клара знала слово «стратегия», то пришла бы сейчас к выводу, что существуют разные стратегии жизненного поведения, и одни из них ведут человека наверх на вершину жизни, другие – вниз.
«И вообще, – рассуждала Клара, – жизнь – это такое восхождение на гору. И это восхождение начинается, когда дитё пошло в школу. Сначала мелкий выбирает гору и снаряжение. Потом начинает карабкаться. Лет в двадцать он наконец поднимается на вершину и только теперь обретает понимание того, что именно ему придётся делать всю оставшуюся жизнь. Только стоя на вершине, человек понимает, на что обрёк себя».
Вот папа решил, что лучший способ выжить – это открыть свой бизнес и работать на себя. Клара не знала, насколько папа успешен, но в деньгах её семья не нуждалась, хотя и не тратила направо и налево, как родители Аньки. Мамина стратегия – стать ценным специалистом, который всем нужен, и поэтому если её и уволят, как она говорит друзьям, то это произойдёт в последнюю очередь. Мужчина из парка выживает, убегая от своих проблем. У папы есть друг Михаил, бородатый и огромный. Папа всё время упрекает его за наплевательское отношение к жизни. А дядя Миша только посмеивается и соглашается. Из этих трёх вариантов выживания Кларе больше всего нравился вариант мамы. Вот станет она специалистом, которого все хотят видеть в своей компании, и всё – все проблемы решены. Осталось только выбрать, специалистом в какой области ей хочется стать. Клара поставила эту задачу на паузу, решив для начала узнать, какие ещё есть способы выжить во взрослой жизни, потому что если есть эти три варианта, то должны быть и другие.