– Так, спокойно, – сказал директор. При этом сам он выглядел максимально неспокойно. Более беспокойным Леночка его ещё не видела. – Давай по порядку. Что ты видела? Где ты была и как ты это сделала?
– Я ничего не делала. Я только выполняла ваши распоряжения, – призналась Леночка.
Директор взял общую тетрадь со стола и протянул её Стасу: «Бред, конечно, но давай – прикажи мне читать». Стас с недоверием посмотрел на директора, но потом что-то понял, взял тетрадь у директора и кивнул.
– Давай, читай на любой странице! – сказал Стас и вернул дневник директору.
Директор открыл тетрадь и стал водить глазами по строчкам.
Закрыл и разочарованно бросил дневник на стол.
– Ничего.
– Вы ничего не видите? – удивилась Леночка.
– Я вижу только дурацкую дневниковую запись о рыбалке, – тоскливо сказал директор.
– Вы не оказались вместе с ним на рыбалке? Вы остались здесь, в своём теле и в наше время? – спросила Леночка и тоже что-то поняла. – А почему я тогда перенеслась в Ленинград, в 1978 год?
– Вот это мы и хотим выяснить, – сказал директор. Взял чистый лист бумаги, ручку и передал их Леночке. – Пиши.
– Что писать? – спросила Леночка и почему-то снова заволновалась. Она поняла, что теперь её никогда не уволят, но хорошо ли это для неё… Куда она впуталась?
– Пиши, что ничего не было, – приказал Стас.
– Что мне указать? Чего конкретно не было? – уточнила Леночка. Тревога отступала.
– Что ты не была в прошлом, читая дневник, – пояснил Стас.
– Никто не может оказаться в прошлом, читая дневник, насколько мне известно, – Леночка посмотрела на Анатолия Ивановича. – Верно? Так с чего бы мне писать об этом? Я могу ещё написать про то, что не читаю мысли, не предсказываю будущее и не могу из воздуха генерировать деньги. Всё перечислять?
– Напиши, что не станешь никому рассказывать о том, что случилось с тобой, – сказал директор.
– Это будет тоже довольно странная расписка. Вам тоже не рассказывать? Никому не рассказывать про то, что не случилось со мной с 10:00 до 10:12 сегодня? Это вызовет очевидный вопрос: «Что же с тобой случилось?» – убедительно заявила Леночка. – Так что писать? Или дать честное слово? И что будет, если я не сдержу обещание?
– Хороший вопрос. Правильнее его будет поставить так: что будет со всеми нами, если кто-то из присутствующих проболтается и в его болтовню кто-то поверит, и это станет известно там, – Анатолий Иванович неопределённо показал наверх.
Анатолий Иванович стал расхаживать по кабинету, напряжённо размышляя о чём-то. Время от времени он останавливался, смотрел в окно. На Леночку. На Стаса. Снова в окно. Сложное решение ему давалось с трудом. Наконец, взвесив все «за» и «против», Анатолий Иванович вернулся за стол.
– Нам нужен новый секретарь, – сказал он наконец.
– Что? – спросил Стас.
– Как же это? Вы сами мне дали прочитать дневник. Я в чём тут виновата? – начала протестовать Леночка.
Анатолий Иванович жестом остановил обоих.
– Высказались. Теперь – продолжаем слушать руководителя. Леночка. Елена. Теперь вы мой второй зам. Нам нужен секретарь. Займитесь этим вопросом сразу же после выполнения одного важного задания…
– Я второй зам? А оклад? Премия? Отпуск? – Леночке нравилось такое развитие событий.
– Всё обсудим. Вот ваше первое задание: нужно добыть другие дневники. Их около одиннадцати. Лучше всего – первый. Может, там указан какой-то секрет. Видите ли, Елена, не всем удаётся окунуться в текст. Вот ни мне, ни Стасу не удалось сделать то, что сделали с дневником вы. Надо понять, почему. По нашим данным, ни пол, ни возраст не влияют на этот процесс…
Принесите остальные дневники.
– Хорошо, где они?
– Они хранятся в кабинете дома Замкова Аркадия Фёдоровича, – сказал директор.
– Вы хотите, чтобы я их украла?! – возмутилась Леночка.
– Если только не будет другого выхода. Попробуйте выкупить – но вот у Стаса это не получилось. Дом сейчас выставлен на продажу. Туда приходят покупатели. Они осматривают дом. К моему приходу дочь нынешнего владельца дома закрыла кабинет и спрятала ключ. Нужно попасть в кабинет. Внизу книжного шкафа, за дверцами, – полка. Там лежат газеты, журналы, папки с бумагами. Дневники стоят слева, на верхней полке. Они все – вот такие тетради. Разного цвета. Думаю, цвет значения не имеет. Какого были цвета тетради – в таких и писал. Возьмите, сколько сможете унести: две тетради, четыре… Все. Лучше – все. Если будет возможность взять только одну тетрадь – берите первую.
– У меня миллион вопросов, – сказала Леночка.
– Оклад обсудим позже, – успокоил директор.
– Это я поняла, но чёрт с ним, с окладом. Что это за история с дневниками? Откуда вы про них узнали? Что даёт это путешествие во времени? Как это путешествие может повлиять на меня? Это не опасно? – начала Леночка, но директор её снова жестом остановил.
– Принеси мне первую тетрадь, или любую другую, или все. Я отвечу тебе на те вопросы, на которые сам знаю ответ. Есть мнение, что этот дед научился управлять миром через тексты. Кто первый узнает, как он это делал, – тот и выиграл. Понятны ставки? Поэтому в наших интересах достать эти дневники и разобраться, – закончил директор.
– Если ставки так высоки, почему не нанять профессионалов, чтобы они принесли весь шкаф? – спросила Елена, сама удивляясь своим преступным мыслям.
– Пройденный этап. Профессионалы не могут даже вскрыть замок на входной двери, – сказал директор. Тут его осенило: он тоже не смог открыть замок! Колдовство какое-то. – Окна невозможно разбить. Дверь невозможно снять с петель. Когда дом закрыт, он словно превращается в монолит. Туда вообще нельзя забраться. Мы создали такие условия, чтобы текущий владелец, сын того деда, выставил этот дом на продажу. Теперь мы в него хотя бы можем войти. Пойдите и заберите столько дневников, сколько сможете. Учтите, что девочка уже что-то подозревает. Слава богу, что пока не знает, а только подозревает, – сказал директор.
– Что она подозревает? – уточнила Леночка.
– Что некоторых покупателей интересует не дом, а что-то из наследия деда – скажем так. Чего бы иначе ей кабинет закрывать? Когда Стас пошёл первым, кабинет был открыт и дневники спокойно стояли в шкафу. Никто их не прятал, – объяснил директор. – Иди прямо сейчас, мешкать нельзя.
Клара знакомыми улочками, мимо памятника тому самому Достоевскому, который тут с семьёй отдыхал на даче и писал свои книги, не доходя до реки, свернула к Башне и через каких-то пятнадцать минут была возле кондитерской. Она решила сразу все деньги не тратить – так сказать, следовать заветам старших. Купила одну ром-бабу и съела тут же, словно не ела сладкого год или даже дольше. Довольная, посмотрела по сторонам; и надо же – взгляд приковала вывеска «Очки».
«Ну уж нет, ни за что! Да лучше я буду на ощупь передвигаться, чем надену очки… Представляю, как друзья обрадуются. Их недостатки просто померкнут, если я приду в школу в очках… А как я буду в них фехтовать? Ну уж нет!» – Клара развернулась и той же дорогой пошла домой.
Проходя мимо памятника Достоевскому, она решила проверить своё зрение на памятнике. Свернула в скверик. Остановилась и стала приглядываться к буквам, написанным на памятнике.
Внизу вроде «Д». Потом не видно… Клара склонила голову влево. Потом вправо. И снова влево. Вроде бы «О» вторая, но тень неудачно падает… Клара прищурила глаза. Лучше не стало. Указательным пальцем она сильнее натянула кожу у правого глаза. Ну, вот теперь понятно: Достоевский.
– Ты если слепая, не ленись, подойди ближе – и прочитай, кому памятник. В школу-то ходишь? – и доброжелательная старушка пошла дальше по своим важным делам.
Клара замешкалась. Даже едва не заплакала от обиды. Почему у всех нормальное зрение, а ей так не повезло? Все будут теперь её дразнить: «очкастая», «слепая»… И что ей теперь делать? Опять принимать решение самостоятельно? Да сколько можно! Почему нельзя просто вернуться в Питер и ещё несколько лет пожить ребёнком? А там оно, может быть, и само как-нибудь образуется… Клара сейчас хотела снова стать девочкой, за которую всё решают. Но при этом она чувствовала, что назад дороги уже нет. Вот она стоит перед памятником какому-то писателю и понимает, как прямо сейчас уходит детство. Потому что прямо здесь и сейчас со всей отчётливостью она видит, ощущает эту разницу между ребёнком и взрослым. Один делает то, что хочет. Другой делает то, что надо, даже если не хочет этого.
«Я не первая, кто будет фехтовать в очках», – подумала Клара и, развернувшись на месте, пошла в сторону салона очков. Только чем ближе она к нему подходила, тем явственнее чувствовала, что внутренний ребёнок всё ещё силён в ней и имеет право голоса. Ребёнок просил отложить визит. Взрослая Клара говорила, что ни за что не уйдёт, не выяснив, как у неё со зрением. Уж наверное, это не больно. «А хоть бы и больно», – подумала Клара и перекрыла лазейку для себя маленькой.
Клара гордилась собой, своим решением и своей решимостью, когда открывала дверь салона «Оптика». Но когда она оказалась внутри, то против своей силы оробела, поэтому просто встала перед витриной с очками и стала их рассматривать.
Крупная женщина, как назло, в белом халате вышла из-за стойки и встала за спиной. Клара слышала, как дышит эта женщина позади неё. «Вот бы мне такое зрение, как слух!..» – подумала она.
– Себе выбираешь? На этой витрине – мужские очки, – сказала женщина, и Клара увидела: действительно, на этой витрине лежат мужские очки.
– А где очки для начинающих? – спросила Клара.
– Что начинающих? – затупила женщина, продающая очки.
– Ну, мне нужны очки… – объяснила Клара.
– Почему ты решила, что тебе нужны очки? Тебе с простыми стёклами, чтобы тик-токи снимать?
«Тик-токи не снимают, нет такого выражения. Снимают ролики», – хотела поправить женщину в белом Клара, но подумала, что это испортит и без того напряжённые отношения.