– Нет. Я плохо вижу, – призналась Клара и разволновалась. Она впервые в жизни произнесла эти слова. Клара сделала шаг к выходу.
– Подожди, детка. Ты здесь одна? Мама где-то рядом? – спросила женщина.
Клара смогла только отрицательно помотать головой. Кажется, женщина заметила её выступившие слёзы: она взяла бумажный платочек и протянула его Кларе.
– Только не реви, – сказала женщина в белом. – Иначе будет обидно. Я выбрала офтальмологию, чтобы у меня на приёме не ревели дети. Не выношу этого. Иначе пошла бы в стоматологи.
Клара посмотрела на доктора и расхохоталась до слёз. Она смеялась так заразительно, что вовлекла в это веселье и врача. Окулист, женщина в белом халате, взяла со своего стола ещё один платочек – теперь уже себе. Через несколько минут, промокнув слёзы, они обе успокоились.
– Рассказывай, что тебя беспокоит? Как давно? – стала расспрашивать дружелюбным тоном женщина в белом халате.
– Наверное, год уже, как стала замечать, что зрение подводит. Сначала вечером. Думала, что устают глаза. Потом стало так и днём, и вечером. Плохо вижу маленький шрифт. Не вижу лица человека, который далеко от меня. Пару раз мама махала мне рукой, а я её не видела. Точнее, не узнала. Подумала, что какая-то тётка кому-то машет. Получила по шее…
– Маме говорила?
Клара кивнула.
– И что? – доктору кивка оказалось мало.
– Сказала, что я придуриваюсь, что хочу выпендриться и всё такое, – ответила Клара.
– Позови свою маму, – предложила доктор.
– Так она в Питере.
– Ты здесь одна, что ли? А не ты ли дом Замковых продавать приехала?
– Ого. Это что, уже весь город знает? – удивилась и не удивилась одновременно Клара.
– Набери-ка мне её по телефону, – попросила доктор.
– Ну уж нет, спасибо. Вы не представляете, как мне влетит за мою самодеятельность, – возразила Клара.
Доктор пошла в свою подсобку и жестом поманила Клару за собой. Клара на секунду задумалась, но пошла, больше из любопытства. В подсобке, как и следовало ожидать, был стул и таблица с буквами для проверки зрения.
– Меня зовут Нина Сергеевна. А тебя – Клара. Давай посмотрим, что там у тебя, – сказала доктор.
– У меня нет с собой денег, – заволновалась Клара.
– Пообещай, что купишь у меня оправу и очки, и я бесплатно проведу тебе диагностику, – предложила Нина Сергеевна и показала на плакат, на котором что-то было написано. Клара не стала приглядываться.
Клара уселась на стул и почти не волновалась. Доктор дала ей специальную штуку и предложила закрыть ей один глаз.
– Какую строку видишь хорошо? – спросила Нина Сергеевна.
Клара честно ответила. Потом поменяли глаз. Потом Клара смотрела в окуляре аппарата на домик и солнышко. Потом доктор надела очки, напоминающие устройство для пыток из фильмов ужасов, и стала менять стёклышки. И в один момент Клара всё увидела, воскликнув от неожиданности, – каким чётким и красочным может быть мир. Быть не может.
– Можно я уйду в этих очках? – спросила Клара.
– Ну что ты. Мы выберем тебе самую красивую оправу, – пообещала Нина Сергеевна.
– А есть у вас самая незаметная? – поинтересовалась Клара.
– Подумай хорошенько. Если у тебя будет незаметная оправа, то подростки подумают, что ты её стесняешься. Знаешь, что они сделают в таком случае?
– Мне ли не знать…
– Если у тебя будет слишком вычурная оправа, то подростки решат, что ты стесняешься очков, но хочешь это стеснение перебороть показным хвастовством. Первая оправа должна быть удобной и простой. Не говорю, что самой дешёвой. Спокойная, удобная и не даёт лишнего повода для шуток, – со знанием дела объяснила Нина Сергеевна.
Они поговорили ещё пару минут, и доктор распечатала рецепт, похожий на чек из магазина, предупредив, что очки придётся носить всё время и, если Кларе нужно время привыкнуть к этой мысли, то начинать нужно прямо сейчас.
– Спасибо. Я посмотрю оправы, – сказала Клара и убрала рецепт в рюкзачок.
Клара прошлась вдоль витрины с женскими очками. Задержалась возле крупной оправы синего цвета. Посмотрела на Нину Сергеевну, та отрицательно покачала головой и показала пальцем вверх. Клара подняла глаза выше. Над синей оправой были аккуратная, чёрная, тонкая оправа. Клара посмотрела на Нину Сергеевну, та показала большой палец: то, что нужно.
– До свидания, – тихо попрощалась Клара. Ей было немного неудобно уходить просто так: Нина Сергеевна очень помогла ей. – Я куплю оправу у вас.
– Хорошо, Клара. Скажи маме, что очки для тебя – уже необходимость. Ты можешь что-то важное для себя пропустить, не увидеть.
Клара вышла из салона «Оптика» и тут же решительно вернулась. Нина Сергеевна успела зайти в кабинет, желая навести там порядок, пока не пришёл следующий клиент. Услышав колокольчик, она выглянула и сильно удивилась, снова увидев Клару.
– Что такое, Клара? Забыла что-то? – доброжелательно спросила Нина Сергеевна.
– Можно вопрос?
– Конечно.
– Не про зрение, – уточнила Клара.
– Ну, хорошо, – согласилась Нина Сергеевна.
– А каково это – быть взрослым? – спросила Клара и сама смутилась и от вопроса, и от своей смелости.
– Ого! – не меньше удивилась Нина Сергеевна и села на стул. – Вопросик. А тебе зачем?
Клара смутилась: она не знала, как объяснить своё любопытство. Но вчерашний незнакомец в парке её сильно озадачил. Она хотела узнать: всем ли взрослым так тяжело или только тем, у кого дети – подростки?
– Даже не знаю, что сказать. В тупик ты меня поставила. Может, лучше оправу посмотрим? – сменила тему Нина Сергеевна, заметно разволновавшись.
– Извините. До свиданья, – тихо промолвила Клара и поспешно вышла из салона.
Клара быстро шла прочь от салона и корила себя: «Зачем я спросила доктора про взрослых? Может, такое вообще нельзя спрашивать? Может быть, дети сами должны понять, что значит быть взрослым? Клара поняла, что всё это время у неё из головы не выходил мужчина из парка. Неужели впереди долгая жизнь, полная страхов и разочарований? Не может быть. Я даже не могу представить себя сорокалетней. Как это – мне сорок, у меня один или два ребёнка, муж придурок? Почему сразу придурок? Так говорят. Нет, я же сама буду выбирать, выберу умного. Например, такого, как Лёша Салазкин. Этот точно будет умным. Я бы у мамы могла спросить, но она сразу станет строить догадки, в какую историю я влипла. Интересно даже, какая у неё была жизнь в детстве? При малейшем сомнении считает, что я в плохой компании или что я в ужасную историю попала. Неужели так сложно просто ответить на вопрос? Знали бы они, сколько вопросов в голове подростка, и он не знает, что можно спрашивать, а что нет. Самые важные вопросы считаются запретными. У родителей такое нельзя узнавать. У сверстников? Они наврут, лишь бы показаться осведомлённым.
Я любому могу объяснить, что такое подросток и каково им быть. Хуже не придумать. С одной стороны – школа и программа для вундеркиндов. Родители ни фига не шарят в наших темах уже два года – как хочешь, так и учись; родители сами говорят, что забыли всё, чему их там учили, и не могут толком рассказать, зачем всё это. С другой стороны – родители, которым мы, как оказалось, крупно задолжали. Есть ли хоть один подросток, который расплатился по этому долгу? С третьей стороны – друзья, не прощающие ошибок. И, наконец, завершает картину будущее, с четвёртой стороны. А от будущего непонятно чего ждать.
Что сложного в этом вопросе? Может, они кому-нибудь слово дали не говорить подросткам, что их ждёт? Да ну, бред какой-то. Теперь специально у каждого взрослого буду спрашивать. Кто-нибудь да знает…» Зазвонил телефон. Мама.
– Привет, ма, – отозвалась Клара. Она вдруг подумала, что каждый раз при звонке мамы ожидает или задачу, или упрёк. Послушаем, что будет сейчас.
– Ну и что ты там намалевала? Кто тебе разрешил? – спросила мама.
«Упрёк, – подумала Клара и продолжила мысль, – можно прикинуться, что не понимаю, о чём речь».
– Папа, – в некотором смысле соврала Клара. Она не хотела врать, но мама сама начала с упрёка. Задача – продать дом. Всё, что Клара делает для достижения этой цели, – благо. Мама не разобралась, не выяснила мотивов, начинает с упрёков. – Тебе больше не нравится взрослая дочь, принимающая собственные решения?
Мама молчала.
– Почему нельзя было просто написать? – переформулировала претензию мама.
– Ты же сама меня учила: реклама должна выделять товар из числа конкурентов.
– Не помню, когда я тебя этому учила, – сказала мама.
– Приедешь, напишешь сикось-накось? – пошла в атаку Клара. Поняла, что получилось грубо и извинилась.
– Как у тебя дела? – спросила мама, и Клара поняла, что список претензий исчерпан.
– Ма, есть проблема.
– Что, уже деньги потеряла? Украли? Потратила?
– Ма, я нужна тебе как источник информации или ты сама всё придумаешь? – Клара была разочарована. Почему не выслушать, почему бы не понять логику, почему не разобраться с мотивами и возможными выборами, которые были доступны подростку в момент принятия решения? А уж потом давать советы.
«Каждый живёт в своём мире. И хочет знать только то, что не разрушит его мир и не потревожит. В мире мамы я – человек, который бездарно распорядится деньгами, если, конечно, их не украдут. Маме не важно, какая у неё дочь, потому что она имеет дело с виртуальной версией дочери в своей голове».
– Ну, говори, что там у тебя? Чего тянешь? Лишь бы нервы трепать, – требовала ответа мама.
«Мама думает, что моя задача – досадить ей. Она не допускает, что я хочу сказать ей что-то важное для меня. Она думает: я хожу и придумываю способы испортить ей настроение, а если получится, и жизнь. Обидно. Неужели и я такая же? Живу в придуманном мире и вижу только то, что хочу видеть. Напрасно я про зрение вспомнила».
– Клара!
«Значит, мама перебрала в голове всё, что я могла бы натворить, и всё, что со мной могло бы произойти, и хочет, чтобы я выбрала событие из этого списка».