Свой разговор с отцом Клара начинала в беседке, где рядом с ней сидел Олег Васильевич. Тётя Лиза и Йошка к этому времени уже ушли домой; Клара пообещала прийти к ним на обед где-то через час-полтора, как только закончит с делами, на что тётя Лиза сказала себе под нос: «Какие у неё могут быть дела…» Когда разговор коснулся темы продажи дома и виновных в этом, Клара встала и жестом показала Олегу Васильевичу, что ей нужно остаться одной, и тот согласился, в свою очередь показав: «Я буду здесь, в беседке».
Клара вошла в дом, прошла в кабинет и села за стол деда, чтобы записать интересующие её данные. У неё был план мести.
Сейчас, когда разговор уже закончился, перед Кларой лежали необходимые записи, а в мессенджере были данные на всех виновных – и папа не был бы собой, если бы не включил в этот список себя. Клара взяла лист бумаги и начала писать: «Начальник строительной компании принял решение…»
Клара в своём сочинении упомянула всех, от кого зависело решение этой ситуации: банки, строительную компанию, па пиных друзей и даже должника – и каждому действующему лицу придумала мотивацию пойти навстречу отцу и сделать то, что он от них хотел. Получилось весьма неплохо и даже складно. Клара была очень увлечена написанием текста и не заметила, какой необычный, ни на что не похожий трепет она испытывала всё это время. Должно быть, такой же трепет испытывают люди, творящие волшебство. Хотя никто не знает это точно – волшебники ведь скупы на откровения и не ведут онлайн-курсы.
Клара закончила текст, сложила листы бумаги в аккуратную стопку и почувствовала, что проголодалась…
***
В это время в филиале компании «КарайСтрой» проходило совещание. От обычного это совещание отличалось тем, что вот уже минут пять все молчали. Идей не было. На пластиковой доске была нарисована текущая позиция: девочка в курсе магии деда и, кажется, её уровень осведомлённости даже выше, чем у присутствующих в этом кабинете. Что она знает? Что она может? Как её можно нейтрализовать? Отец явно не в курсе происходящего и по-прежнему готов к сделке. Значит, дочь не рассказала ему про магию или он не поверил. Дом не смогли вскрыть пожарные, которые умеют открывать любые двери. Входная дверь не просто устояла – она и не заметила, что её пытаются открыть. Ставка на то, что вместе с сотрудниками опеки и участковым им получится зайти в дом и найти дневники, тоже не сработала.
Везде были одни неудачи, и Альберт не был готов к этому. Его предыдущий жизненный опыт состоял из больших и маленьких побед и праздников, поэтому, как вести себя, когда ты проигрываешь, он совершенно не знал. Зато теперь он понимал, как чувствуют себя неудачники. Альберт сидел, и в голове его было пусто.
Альберт достал из портфеля один из дневников деда и начал листать его. Олигарх не искал что-то конкретное; скорее, просто думал о несправедливости мира и о том, как было бы хорошо, если бы всё было так, как он хочет. Короче, бездарно терял время своей жизни. А понимание того, что он сейчас теряет время своей жизни, злило Альберта ещё больше: из всех присутствующих только он один знал, что деньги можно приумножить, а время жизни – нет. Каждая минута, потерянная здесь, – потеряна навсегда. И почему это, интересно знать, Вселенная оказалась против того, чтобы Альберт погружался в текст? Уж он смог бы этим воспользоваться. Альберту запала в душу цитата из книги «Танец с драконами» Джорджа Мартина о том, что читатель проживает тысячу жизней, а человек, который не читает, – только одну. И если Альберт не может купить себе тысячу жизней, то он прочитает хоть тысячу книг, чтобы прожить как минимум больше одной. А читать Альберт любил. Любил и слушать книги. Одни книги заходили на слух, а другие – нет, и тогда их надо было читать глазами. Альберт был прилежным читателем. Он наверняка прочитал в сто раз больше этой Леночки. Почему не он? Где справедливость?
Альберт продолжал спокойно листать дневник, читая отдельные предложения или даже отдельные фразы то тут, то там… Ничего. Он не чувствовал даже намёка на погружение в текст.
1 мая 1979 года.
…После Первомайской демонстрации по традиции, которой было всего два года, и поэтому её пока нужно было поддерживать, мы направились ко мне. Погода была удивительно тёплой, так что разногласий между нами даже не возникло: конечно, посидим на улице. Беседку ещё только предстоит построить. Мы расстелили несколько скатертей во дворе, уселись в круг и слово за слово стали говорить о том, что не может человек не стать чьим-то.
Может, это заложено в самой природе человека – примкнуть к чему-то большему, чем он сам. Стать как минимум сторонником, присягнуть – как максимум. И пришли мы к интересному выводу, что при встрече правильнее задавать первый вопрос не «как тебя зовут?», а «чей ты?». Самые глупые на это будут говорить: «Я свой». Такой ответ свидетельствует только о том, что твой собеседник просто не знает, как устроен мир и что человек не может принадлежать только самому себе.
Олег, мой юный друг, придумал такую метафору: в школьном спортзале пол застелен в несколько слоёв спортивными матами так, что не только нет участка, где можно было бы встать на доски, но нет даже места, где можно было бы встать на мат, лежащий прямо на крашенных досках пола. И человек, стоящий на нескольких спортивных матах, говорит при этом: «Я стою на полу». И да, и нет. Ты в некотором смысле стоишь и на Земле, и на земле, и на полу. Ноги же твои непосредственно стоят только на нескольких матах. Мне понравилась эта метафора. Человек может даже не осознавать, чей он на самом деле.
Быть чьим-то означает разделять мировоззрение своего патрона. Даже не разделять – скорее, смотреть на мир определённым, наученным образом. Твой патрон (он может быть приверженцем социализма, капитализма, религии, стяжательства и т.д.) смотрит на мир, на его возможности и ограничения определённым образом, и когда человек выбирает себе патрона – не хочется говорить хозяина, хотя это слово будет даже точнее, – то вышеупомянутый патрон вынуждает своего подданного смотреть на мир его глазами. Нельзя присягнуть коммунизму и смотреть при этом на мир глазами кулака-частнособственника.
Нам ещё предстоит составить список того, чему может присягнуть человек. Нам ещё предстоит понять, как это происходит. Мне ещё надо осознать, как сделать так, чтобы мой сын, которому через три дня исполнится год, стал хорошим человеком.
Человек не может присягнуть чему-то неизвестному. Он может присягнуть лишь тому, что узнал из собственного опыта, из общения, из наблюдения за родителями и, конечно, из книг. Хочу, чтобы Петя присягнул развитию, присягнул гуманистическим идеям, чтобы он был за всё хорошее и против всего плохого. Мне кажется, у меня получится, – потому что я действую осознанно. И лишь одно меня тревожит: его глубокие предпринимательские корни по материнской линии. Не хотел бы я, чтобы мой сын присягнул Мамоне – демону богатства, алчности и стяжательства. И дело даже не в самом богатстве: будь ты сколько хочешь богат, но если ты присягнул этому миру, то для тебя деньги начинают замещать собой любую магию. Деньги говорят: «Зачем тебе дружба? У тебя ведь есть мы. Зачем тебе любовь? У тебя же есть мы. Зачем тебе беречь здоровье? У тебя есть мы! Зачем тебе правда?..»
…
Альберт откинул в сторону дневник деда, словно оттуда на него посмотрело чудовище. Нет, Альберт не оказался в тексте. Нет. Он почувствовал в этом конкретном тексте угрозу своему мировоззрению: получается, что деньги – не высшая магия.
Альберт взял себя в руки, потянулся к отброшенному дневнику и уже спокойно закрыл его. Тут ему в голову пришла неплохая идея.
– Открывай на странице, где описан день 1 мая 1979 года. Они там на пикник собрались. Сидят во дворе дома и разговаривают о всякой ерунде… – начал говорить Альберт, но Леночка неожиданно его перебила:
– Вы погрузились в текст? – спросила она.
– Не перебивай, – остановил её Альберт.
– Считай до десяти, как я, – посоветовал молчавший до этого весь день Стас.
– Там пикник. Возьми какую-нибудь мелочь и спрячь. Запомни, где спрятала; когда вернёшься, мы пойдём и заберём это. Если, конечно, получится, – сформулировал задание Альберт. – Всё поняла?
– Всё. Но я не знаю, как далеко от описанного в дневнике места можно отойти, – уточнила Леночка.
– Заодно и узнаем. Хорошо, если на любое расстояние… Представь: ты заходишь в этот портал 1 мая 1979 года в Старой Руссе, садишься на поезд, едешь в Москву и там грабишь какую-нибудь сокровищницу в Кремле. Прячешь всё где-нибудь на окраине Москвы, а потом я туда приезжаю и всё нахожу.
– Вам разве нужны ещё деньги? – удивилась Леночка.
– Моим деньгам нужны ещё деньги, – максимально понятно, как ему показалось, объяснил Альберт.
Леночка сомневалась.
– Где бы я ни спрятала вещь, с мая 1979 года прошло сорок четыре года. Это много, – предупредила Леночка.
Она не была уверена, что эксперимент получится. Честно говоря, Леночке очень не хотелось ничего воровать и прятать. Она сидела и с грустью думала: «А можно мне, пожалуйста, другую работу, чтобы я могла себя уважать? Я же хотела приносить радость людям… Мне нравится, когда они улыбаются, когда они счастливы… Можно мне обратно в выпускные классы? Я хорошо сдам экзамен, хорошо подготовлюсь и поступлю в театральное, и к этому времени буду уже известной актрисой, а ещё буду петь. Если никто не захочет слушать – буду петь про себя…»
Леночка тряхнула головой. У неё было чёткое понимание того, что она сейчас губит свою жизнь. Но при этом она не знала, как выйти из этого адского круга. Ей нужны деньги. Всем нужны деньги. Но разве обязательно терять и предавать себя?
Свой талант?..
О том, что у Леночки есть талант, говорили все, и она расслабилась; посчитала, что такую талантливую, хоть и ленивую девушку с руками оторвут лучшие театральные училища Москвы.
Не оторвали. Не разглядели. Даже не похвалили.