Клара кивнула: кто не читал книгу про Робинзона и Пятницу?
– Так вот, – продолжил папа, – дед спросил, что я думаю про эту историю. И я честно ответил: «Робинзон – дурак, он всё сделал неправильно. Не так надо было поступать. Его ошибкам нет числа, и мне его не жалко. Странно, что он вообще выжил и не спятил». Я и сейчас думаю примерно так же.
Клара, вытаращив глаза, смотрела на отца.
– Чего ты? – удивился папа.
– Ты на что был настроен, когда читал жизнеописание Робинзона? – поинтересовалась Клара.
– Вот-вот. И дед почти так же на меня посмотрел и почти то же у меня спросил. А я хочу больше прагматизма от книг. Если я читаю книгу о том, как человек выживает в одиночку на необитаемом острове, то я хочу конкретных схем и инструкций, а не душевных мук и стенаний.
Клара ждала продолжения, и отец это понял.
– Дед сказал, что я не на той волне, чтобы понять эту книгу. Видишь ли, если верить ему, то существует определенная волна, чтобы понять какую-либо книгу. Есть другая волна, чтобы книга тебе понравилась. А ещё есть волна, на которой ты можешь вместе с героем проживать его злоключения. Он говорил, что если быть на нужной волне, то можно даже самому оказаться на необитаемом острове и гулять по нему, оставаясь там сколько хочешь.
– Ну, это понятно, – сказала Клара так просто и легко, что пришла пора отцу округлить глаза.
– Понятно? – переспросил он.
– Дед хотел привить тебе любовь к чтению и для этого рассказывал, что можно перенестись в текст и всё пережить вместе с героем. Старая уловка, – уверенно сказала Клара.
– Ты в курсе, что ты младше меня? – усмехнулся папа.
– И ты, и мама делали так же и рассказывали мне эту сказку.
Все родители так делают.
– Короче, дед говорил, что всё вокруг – вибрация. Что человек – приёмник этих вибраций. И что животные не имеют достаточно воображения, чтобы выбирать вибрацию, на которой им хочется быть. Ещё он всё время говорил мне, чтобы я зачем-то занимался развитием воображения. Я так и не понял зачем. Мир состоит из предметов – вот на этой волне я хорошо себя чувствую.
Машина въехала в город Старая Русса.
Машина доехала до Курорта и свернула направо. Все эти дома, парки и улицы Кларе были неплохо знакомы. Есть у неё и знакомые среди местных ребят. Друзей Клара за время пребывания в этом городе не успевала завести, но всё-таки кое-кого она знала, и, к сожалению, одним из этих друзей был соседский сын Иосиф, которого все вокруг звали Йошка. Клара не удивилась бы, если бы узнала, что учителя в школе его зовут «К доске пойдёт Йошка» или «Йошка – два».
Когда они оказались уже совсем рядом, Клара попыталась рассмотреть дом деда через заросли каких-то кустов и деревьев. Рядом тихо, едва заметно покачивались высоченные сосны, которые Клара всегда видела такими же огромными. Она отметила, что двор довольно сильно зарос травой и стал походить на заброшенный. Хорошо ли это для продаж? Вот уже видна старая, но ещё крепкая ограда, калитка, ворота. У калитки – хитрый замок. Открыть его можно и без ключа, но для этого нужно быть посвященным в один секрет. Кларе внезапно стало очень жаль, что секрет этого замка узнают совершенно посторонние люди.
– Без продажи не обойтись? – спросила Клара, зная, что отец не ответит. Он редко отвечает на очевидные вопросы.
И Клара согласно кивнула, словно отец сказал ей: «Нет». А папа, увидев это её движение, понял, что она с этим вопросом разобралась сама. Он тоже не хочет продавать дом, в котором вырос. Но выбора нет. Или папа его не видит.
Машина остановилась на левой стороне улицы напротив калитки. Клара была уверена, что каждый раз, в любое время года, когда бы они ни приезжали в этот дом, отец останавливает машину в одном и том же месте. «Интересно, он знает об этом?» – подумала Клара.
Отец вышел из машины и посмотрел на Клару. Она очнулась от своих мыслей, отстегнула ремень безопасности, поправила курточку и вышла. Закрыла дверь. Посмотрела в стекло пассажирской двери, как в зеркало, и поправила причёску – хвост, перехваченный счастливой резинкой.
Отец сразу направился не к дому деда, а к весёленькому дому напротив, к противным Резниковым. Клара знала, что этого визита ей не избежать; просто в душе она всё-таки надеялась, что к этому моменту небо рухнет на землю, и всё само собой разрешится. Не рухнуло, идти надо. Сейчас они начнут её рассматривать, оценивать и хвалить. Как не умереть от стыда и не взорваться от раздражения с такими похвалами? Тётя Лиза скажет: «Ой, как выросла! А мы помним, как ты без трусиков тут бегала! Ха-ха-ха!» Очень смешно, прямо обхохочешься. Полный кринж. Дядя Сёма скажет: «Ну, совсем невеста стала. За нашего Йошку пойдёшь замуж?» Йошка тоже какую-нибудь глупость обязательно скажет. Ещё никогда нормально не встретил. Всё время выдаёт что-то типа: «Чё, городская, приехала?» Ты, что ли, деревенский? Не в селе захолустном живёшь! Почему люди не могут просто поздороваться и сказать комплимент? Самый простой, пусть даже банальный. Почему нужно говорить глупости, обидные глупости?
Потом обязательно начнут вспоминать про своего дурацкого пса, который оставил на Кларе чудовищные отметины: шрам на подбородке, который никак не спрятать, кроме как под фехтовальной маской, и довольно большой шрам из двух параллельных полосок на ребре правой ладони. И Резниковы, как плохие актёры, будут опять твердить свой заученный текст о том, что их добрый пёсик никого никогда не кусал, что Клара просто неудачно упала и сама себе всё навыдумывала, что их Мухтар в жизни мухи не обидел… Клоуны. Отец уже открыл калитку. И папа хорош: сейчас тоже какую-нибудь глупость сморозит. «А не нужна ли этому дому посудомойка или полотёрша?» – или что-то в этом духе…
Пока Клара с грустью думала обо всех предстоящих событиях, отец постучал в окно дома Резниковых.
– Есть кто дома? Полиция. Открывайте, – громко сказал папа Клары, директор компании по продаже чего-то там. – Выходите, обниматься будем!
– Тоже ничего, – буркнула Клара, облокотившись на крыльцо. – Может, они уехали?
– Куда уехали? – удивился отец и посмотрел на часы. – Мы же договаривались.
– А… Так ты их предупредил, во сколько мы приедем… Тогда понятно. Минут за десять до нашего приезда они переместились.
– Куда переместились? – не понял отец.
– В безвозвратное.
В этот момент дверь дома, однако, открылась, и поскольку день уже начался плохо, то неудивительно, что в дверях стоял Йошка.
– Женщина, вам чего? – сказал Йошка, обращаясь к Кларе. Клара была готова к чему-то подобному, но не к этому. И она подумала, что у них за спиной действительно стоит какая-то женщина, и Йошка обращается к ней. Клара обернулась и по громкому смеху Йошки и своего дорогого папули сразу поняла, что счёт уже «один – ноль» в пользу этого пятнадцатилетнего верзилы.
– Иосиф, приглашай гостей в дом, – послышалось из чёрной глубины дома Резниковых.
– Можно я тут?.. – Клара сделала последнюю попытку, прекрасно зная, что отец будет настаивать.
– Хочешь пропустить все новости и сплетни о себе? – удивился Йошка.
– Переживу.
– Не трусь, они тебя любят, – сказал отец.
– Мне радоваться? – сказала Клара и снова подумала с досадой: почему все тут же замечают, когда она чего-то боится? У неё на лице написано, что ли? Да что там вообще написано?
Клара в сопровождении Йошки и отца зашла в дом соседей. Сколько раз она тут бывала? Тридцать? Сто? Она знает всё: какие портреты и на каких стенах висят, какие ковры лежат в каких комнатах, какие цветы как пахнут. Больше всего Клару интриговало пианино. Никто никогда не играл на этом инструменте. Под строгим запретом было прикасаться к нему. На вид – старый, облезлый, чёрный гроб. Местами чёрная краска отслоилась и отлетела. Название фабрики, выпустившей это чудо, выцвело, и прочитать его было решительно невозможно. Пианино, как и положено, было укрыто накрахмаленной салфеткой. Той же самой, которую Клара видела 13, 12, 11, 10, 9, 8, 7, 6, 5, 4, 3, 2 и 1 год назад. На салфетке стояла ваза с живыми цветами, как на могильном холмике. И конечно, как без него, – фото Мухтара в траурной рамке.
Некрашеные полы – вот что всегда удивляло Клару в доме Резниковых. Во всех домах, которые она посещала, доски пола были всегда покрашены. Видела Клара полы, покрытые линолеумом. Видела Клара полы из ламината и из паркета. Видела полы из кафельной плитки. Но некрашеные доски? Нельзя сказать, что Резниковы были бедными и нуждались в деньгах. Может, они и небогаты, но денег на покраску пола у них точно должно хватить. Интересно, сколько стоит покрасить пол?
– А Клара закапризничала и решила остаться в Питере? – поприветствовал гостей дядя Сёма.
– Ха, – ответила Клара, ожидавшая более обидных нападок.
– Папа, эта женщина и есть Клара. Время не пощадило её, – сказал Йошка с драматизмом в голосе, едва не рыдая. – Смотри, какие синяки у неё под глазами. А волосы? Ты помнишь, какие были волосы у той Клары?
Кларе стало совсем не по себе. Что не так с её волосами?
– Да может, она в гриме? – предположил дядя Сёма.
– Да прекратите вы! – решительно заступилась за неё тётя Лиза, и, пока Клара ещё испытывала к ней благодарность, добавила: – Может, это она ещё хорошо выглядит.
Отец Клары засмеялся. Ему было забавно, что эти Резниковы издеваются над его дочерью. Это и правда так весело? Клара уже двинулась к двери, чтобы уйти, но потом поняла, что тогда Резниковы победят. Она решила остаться и свести пикировку, как это называл отец, хотя бы к ничьей. Клара принюхалась.
– А что за вонь тут у вас? – сказала Клара, и все замолчали, как если бы она сказала невиданную глупость или пошлость.
В комнате воцарилась тишина. В чём дело? Над Кларой можно шутить, а Кларе нельзя? Все молчали. Клара не собиралась извиняться. Если она кого-то и задела, то они должны понять: это произошло потому, что сначала кто-то задел Клару. В некоторых фильмах это называется расплата. Все продолжали молчать.