– Достаточно двух минут. Потеря крови более литра, после чего наступает геморрагический шок и летальный исход. Но я не помню такого случая.
– Так особенно о нем не распространялись Тем более что председатель следственного комитета даже представления не делал. Еще раньше, когда в университете учился, было убийство по неосторожности. Я даже курсовик на эту тему писал. Судья на охоте случайно застрелил приятеля. Но там были отягощающие обстоятельства. Они поехали охотиться на кабанов, не имея лицензии, даже застрелили одного, а потом судья в запале выстрелил в другого убегающего кабана и попал в своего друга. Тело спрятал, сам уехал и никому не сказал. Труп обнаружили… Вычислить виновника труда не составило. Суд состоялся, получил он два года исправительных работ без ограничения свободы… Судейской мантии, конечно, лишился. Я в своем курсовике анализировал выводы следствия и обоснованность вынесенного судом решения.
– Откуда материалы брал?
– Так это на моей родине было – на Урале. А там у меня родной дядя в следственном комитете на ответственной должности.
– То есть если судья кого-то по неосторожности, то…
– Должности лишится однозначно, но не посадят. Вот, предположим, ты кого-то, извини, замочил. Я буду председательствовать в суде, если, конечно, коллегия из трех судей Верховного суда доведет до этого. Неужели я тебя признаю виновным в умышленном убийстве?
Они всю дорогу до ресторанчика перебирали похожие дела, но когда вошли в зал и сели за столик, стали вспоминать годы учебы и общих знакомых.
– На вашем курсе была студентка Коробейник, – начал Иванов.
– Как-то смутно припоминаю… – попытался уйти от неприятных воспоминаний Высоков.
– Как это смутно? – не поверил Сергей. – У вас ведь роман был. Ходили под ручку по факультету, потом я вас видел в атриуме торгового центра на Большом проспекте, почти напротив нашего здания…
– Ладно, – признался Владимир, – помню ее хорошо.
– Я к чему, – продолжил бывший председатель студкома, – прошлой осенью случайно встретил ее в Москве. Забыл тебе рассказать. Варя теперь в генеральной прокуратуре, старший советник юстиции.
– Ничего себе карьера! – удивился Высоков. – В тридцать пять на полковничьей должности!
– Она теперь статная дама, а на факультете, как ты помнишь, была девчонка девчонкой. Кстати, о тебе расспрашивала. Особой приязни к тебе в ее голосе не почувствовал. Ты насолил ей чем-то?
Высоков пожал плечами.
– Фамилия ее теперь Ермакова. Если вдруг услышишь о таком старшем советнике юстиции, то знай, это твоя бывшая подружка. Хотя интуиция мне подсказывает: еще пара-тройка лет – и она получит и генеральскую звезду, станет государственным советником юстиции третьего класса. В руководстве генеральной прокуратуры сейчас мало женщин. А кому осуществлять надзор над преступлениями, совершенными на гендерной основе или отслеживанием преступлений на бытовой почве? Кстати, о женщинах. Ты почему до сих пор не обзавелся хорошенькой секретаршей? Сам, что ли, звонки принимаешь, сам в общий отдел бегаешь или в отдел обеспечения судопроизводства?
– Пока сам справляюсь, а вообще думаю об этом.
– Думай побыстрее. А вообще желающих перейти в секретари к заместителю председателя городского суда по уголовным делам более чем достаточно. Если же ты думаешь, как ту свою девушку пристроить, то сначала помоги ей в получении гражданства…
Как раз об этом Высоков думал постоянно. Самый простой способ – это жениться на Насте, и тогда можно будет подать документы. С ней самой он на эту тему не беседовал: ни о гражданстве, ни о ее согласии на замужество… Он даже о любви своей не говорил, и она тоже, как будто стеснялась подобного разговора… Что, если подумать, странно: они живут вдвоем, спят вместе, она готовит еду для обоих, содержит в чистоте квартиру…
Он возвращался в кабинет, к работе, и вдруг поймал себя на мысли, что думает не о своих обязанностях, а совсем о других вещах. Ему предстоит председательствовать на заседании суда, решения которого ожидают многие люди, не только те, кому положено бороться с преступностью, но и простые граждане, для которых решение, вынесенное судьей Высоковым, значит очень много: будут ли они верить государству или потеряют всякую надежду получить от него защиту в будущем. Высоков не сомневался, что Качанов заслуживает наказания по статье двести десятой, но каким будет приговор, не мог знать даже он. Линия защиты Владимиру Васильевичу понятна с самого начала. Да, Качанов согласился, что он – вор в законе, но отказался признавать себя организатором преступного сообщества, не взял на себя ответственность ни за одно преступление, так и сказал: «Предъявите мне…» Но предъявить-то нечего. Свидетели обвинения ничего особенного не показали… А если они начнут отказываться от своих слов, скажут, что их следователи угрозами заставили так говорить…
Снова позвонил Корнеев и спросил:
– Я слышал, что ты не можешь себе секретаря найти.
– Пока не ищу даже.
– И не ищи. У меня есть прекрасная кандидатура для тебя. Это моя помощница. Я, как ты знаешь, в столицу перебираюсь. С собой ее взять не могу, хотя перетащил бы туда с удовольствием. Умна, да еще красавица. Ей сорок лет и она была женой моего начальника, который погиб при исполнении. Может, слышал о деле похитителей? Когда преступная группа похищала детей очень богатых родителей, потом еще одного олигарха похитили. Требовали не такие уж сумасшедшие для богачей деньги и получали их. Обычно мы брали похитителей при передаче выкупа, но эти смогли уйти… банду мы накрыли, но они уже не могли поделить деньги между собой. Двоих своих подельников они сами прикончили, четверых мы при задержании… Взяли одного только – шестерку, который в одном лишь деле участвовал. Получил пятнадцать лет, а вышел и пропал… Но это потом, а тогда мой бывший начальник и друг вышел на их след, а они каким-то образом догадались… Короче, застрелили его возле дома… Так вот, в свое время он познакомился со студенткой и влюбился с первого взгляда. У них сын родился, которого я сейчас опекаю, в школу милиции недавно отправил… А его вдову взял к себе на работу… Ей сорок лет, но никогда ей не дашь ее возраст, и Уголовный кодекс она знает не хуже нас с тобой. Согласен?
– Если она такой хороший специалист, то почему нет?
– Потом, у нее уникальная память, ей не нужно даже в телефонную книгу заглядывать: наизусть знает все телефоны главка, районных управлений, подразделений и, само собой, министерства. Сотни телефонов хранит в своей голове и не путается никогда… А еще…
– Да я согласен, – не дал договорить генералу Высоков, – пусть приходит.
– Да чего ей к тебе лишний раз мотаться: завтра у меня на даче и познакомишься. Она подруга моей жены, часто у нас бывает, помогает нам – прекрасно готовит, кстати.
Теперь Владимир Васильевич понял, что его обкладывают со всех сторон. Очевидно, чета Корнеевых решила: Высоков – прекрасная партия для их дочери и теперь будут стараться держать его под постоянным наблюдением.
Вернувшись домой, Владимир Васильевич поделился с Настей своими планами на субботу, сказал, что приглашен на деловой обед к заместителю начальника ГУВД, после чего заедет за ней, чтобы уже вдвоем отправиться на концерт в клуб, где для них зарезервирован столик. Девушка обрадовалась, но сказала, что на деловой обед нужно тщательно подобрать одежду. Вдвоем они покопались в платяном шкафу, после осмотра которого Настя решила, что гардероб надо обновить, на встречу с генералом следует надеть что-то, соответствующее деловой встрече и в то же время дачным посиделкам, и предложила съездить в магазин.
В огромном торговом центре они пробыли до закрытия: приобрели для Владимира Васильевича все необходимое и еще кое-что для его подруги, чему она сама сопротивлялась – не очень, правда, настойчиво.
Глава пятнадцатая
Утром к дому подъехал его персональный «вольво». Перед выходом Высоков придирчиво осмотрел себя в зеркале: придраться было не к чему – у Насти оказался великолепный вкус, и теперь из зеркала на Высокова смотрел не он сам, а какой-то похожий на него щеголь в светлом летнем костюме и кремовых итальянских туфлях из мягкой кожи. Все было выдержано в мягких летних тонах, даже брючный ремень из той же кожи, что и туфли. Дополняла комплект темно-серая шелковая рубашка с едва заметной глазу клеточкой.
– Смотришься великолепно, – оценила Настя и поцеловала его на прощание.
Он спустился и сел в автомобиль.
Водитель Анатолий посмотрел на своего босса и усмехнулся:
– Не узнал вас, честное слово, подумал, что это мажор к машине подходит… Простите.
Владимир Васильевич не стал обижаться на случайно оброненное слово. Анатолию было пятьдесят лет, он возил всякое начальство и наверняка знал, кому что можно говорить и с кем лучше помолчать.
А когда тронулись с места, Анатолий намекнул:
– По дороге будет хороший цветочный магазин, там прекрасные букеты составляют.
– Спасибо, что напомнили, – оценил подсказку Высоков и поразился тому, как точно водитель определил, что начальство направляется в общество, где будут дамы.
Вообще Высоков редко когда дарил кому-то цветы. Разве что маме на день рождения или ей же на Восьмое марта. Однажды преподнес букетик Варе Коробейник, которая теперь стала старшим советником юстиции Варварой Ермаковой. Пришел к ней в общагу с тюльпанами и бутылкой шампанского. Тогда тоже был женский праздник, с крыш капал растаявший снег, и солнце светило в немытые оконные стекла.
Букет Коробейник приняла снисходительно и при этом упрекнула:
– Уж лучше бы ты еще пару бутылок прихватил. Одной нам точно не хватит.
Потом понюхала подаренные духи и тоже осталась недовольна.
– Вообще-то пользуюсь только «Клима». Уж мог бы спросить у меня, если не разбираешься в ароматах.
И вот на такой Варе Коробейник он чуть было не женился, что пошло на пользу в первую очередь ей, иначе бы она не сделала такой карьеры в генеральной прокуратуре.