– Куда ты меня ведешь? – крикнул ему вслед Высоков.
– В баре никого, – ответил Дмитрий.
Возле длинной барной стойки народу было немного, но здесь сидел с бокалом пива в руках Корнеев. И тогда Высоков повернул обратно. Бывший сокурсник схватил его за рукав.
– Володя, чего ты нервный такой? Это мне впору от всего шарахаться. Я уже проклял все на свете за то, что подписался на это дело.
– Я же предупреждал, что о деле говорить не буду.
– Мне страшно, ты не понял, что ли? Если не оправдаю надежд, то сам знаешь, что за мою жизнь никто и ломаного гроша не даст. Тебе-то хорошо: ты лицо неприкосновенное, а кто ко мне государственную охрану приставит?
– Откажись!
– Тоже боюсь. Аванс уже взял… Не хотел брать… Но столько предложили, что забыл про опасность…
– Дима, тебя подписали на это дело лишь потому, что ты раструбил на весь город, что мы с тобой друзья… Но сам знаешь, что друзьями мы никогда не были.
– Мне реально страшно. Ты Женьку Бережного помнишь? На два курса старше нас учился. Он тоже адвокатом был, а как его убили, знаешь?[9] А сейчас я жену его Веру увидел. Хотел к ней подойти, но потом подумал: вдруг за мной следят?
– Она-то чем тебе помочь может?
– У нее агентство и конкретные связи на всех уровнях. Она многие вопросы решает.
– Обращайся к кому хочешь. Я тут при чем?
Словоерсов вздохнул, посмотрел по сторонам и перешел на шепот:
– Так я и за тебя боюсь. Вспомни про своего отца…
– Что-о? – не поверил своим ушам Высоков. – Ты мне угрожаешь? Кто тебе приказал?
– Тихо, тихо, – испугался Дмитрий, – не угрожаю, просто хочу посоветовать…
Владимир Васильевич схватил бывшего сокурсника за лацкан и притянул к себе:
– Еще слово – и получишь по роже.
– Все, все, – попытался остановить его адвокат, – остановись: на нас люди смотрят.
Высоков посмотрел в сторону и увидел генерала Корнеева, стоящего в пяти шагах от них. Оттолкнул от себя бывшего сокурсника:
– Ко мне не подходи больше. Забудь про наше знакомство!
Он пошел в сторону и поравнявшись с заместителем начальника ГУВД, спросил, стараясь казаться спокойным:
– Как вам музыка?
– Нормально. Та самая – из моего детства. У меня старший брат этих «Смоки» крутил с утра до вечера. Он потом в Афгане погиб, и все кассеты его мне достались… – Корнеев остановился и обернулся назад: – А с кем это ты сцепился там?
– Учились когда-то вместе, но теперь не с теми вопросами ко мне подошел…
– А-а, – успокоился генерал, – а уж мне показалось, что вы девушку не поделили. Кстати, с кем ты там сидишь?
– Один знакомый по университету: он теперь в Штатах живет…
– А девушки?
– Это его знакомые.
Он соврал неожиданно для самого себя, как будто стеснялся Насти…
– Ну ладно, будет скучно, перебирайся к нам. Правда, мы здесь только до конца концерта. А потом за город вернемся… Кстати, не забыл, что в следующую пятницу тебе судить Качанова? Хорошо дело изучил?
– Изучил, сделаю как надо. Только все обвинение строится на показаниях свидетелей. А если они все откажутся от своих показаний? Все заявят, что на них было оказано давление? И тогда все выводы обвинения посыпятся.
– Пусть только попробуют так сказать! Они же сами называли имена и фамилии людей, которые выбивали с них деньги за крышу. А некоторые с самим Качановым напрямую общались и даже деньги лично ему передавали. Вымогательство чистой воды! Причем совершенное преступной группой, которой руководил ранее судимый по подобной статье гражданин Качанов.
Высоков никуда перебираться не собирался, остался за своим столом в компании Лифшица, вместе досидели до окончания программы. Потом, когда бо́льшая часть зрителей схлынула, поднялся и подал руку своей девушке:
– Нам пора.
– Посидим еще немножко. Хотя бы часок, – настаивал Борис, – Димку можно позвать. Он где-то здесь мелькал.
– Это он тебя надоумил меня сюда затащить?
– Как ты мог подумать? – вытаращил глаза Лифшиц. – То есть… в каком смысле? А что особенного, что мы здесь сидим?
Владимир Васильевич достал из кармана портмоне, вынул из него четыре заранее приготовленные стодолларовые купюры и положил их на стол:
– Чуть не забыл: это за билеты, – потом достал еще одну и положил рядом с теми, – а это за стол. Спасибо всем за компанию.
Высоков быстро спустился в опустевший зал, быстро пересек его. Настя едва за ним поспевала. Настроение было испорчено. Все теперь стало понятно: Словоерсова наняли для участия в резонансном процессе в надежде, что он сможет договориться с судьей. Скорее всего, он это и пообещал… Сам он не мог пригласить сюда Владимира и попросил об этом Лифшица… И сделал попытку его запугать. Удивительно, что еще денег не предлагал… Но ведь если Высоков откажется от участия в процессе, назначат другого. Или они знают, что с другим можно договориться, а с ним нет?
Домой добрались на такси. И когда вошли в квартиру, Настя обняла Владимира, и перед тем как поцеловать ее, он спросил:
– Ты не будешь против, если предложу тебе выйти за меня?
– Куда? – изобразила непонимание девушка.
– Замуж, разумеется.
Глава семнадцатая
Утром следующего дня выспаться не удалось. Позвонила мама и, услышав его голос, спросила удивленно:
– Ты еще спишь?
– Половина девятого, – ответил он, – воскресенье к тому же.
– А раньше ты в это время уже с пробежки возвращался. Родители всех твоих одноклассников всегда восхищались: они на работу идут, а ты по району круги наматываешь.
Вообще-то восхищаться должны были не только им, потому что Володя всегда бегал с Таней Антоновой, заходил за ней, она поджидала его возле своего подъезда, и они начинали бежать трусцой под невысокой аркой ее старого дома, а потом уже вокруг квартала. Один круг – почти два с половиной километра; они делали три, чтобы уложиться в полчаса. Как раз в восемь тридцать Володя возвращался домой, чтобы быстро залезть в душ, проглотить оставленный для него завтрак и успеть в школу. Хотя до нее было две минуты неспешным шагом. К школе они приходили одновременно, а если нет, то или Таня его ожидала на крыльце, или он ее…
– Ну хорошо, – согласилась мама, – можешь поспать еще часок, – а потом приезжайте ко мне. А то бросили меня одну.
Он вернулся в постель к Насте: поспать, конечно, не удалось. Зато некоторое время поговорили о свадьбе. Заявление решили подать в следующую субботу. На самом деле можно было бы и пораньше это сделать, но Настя не торопила, а он сказал, что у него в пятницу важное судебное заседание, а потому в субботу будет в самый раз, потому что он сбросит с плеч тяжкий груз. Груза, конечно, особого не было: обычное дело, которое он хорошо изучил.
Елена Александровна позвонила еще раз – ровно через час – и приказала:
– Быстренько собирайтесь, к полудню вас жду.
Она, очевидно, не знала, что до Сестрорецка теперь можно добраться гораздо быстрее, чем за час. Это когда-то приходилось ехать через весь город и стоять в пробках, а сейчас достаточно выехать с Васильевского на скоростную трассу и мчаться со скоростью сто двадцать, наблюдая, как мимо пролетают новые высотные здания, футбольный стадион, похожий на огромную летающую тарелку, бескрайняя гладь залива и далекий Кронштадт, увенчанный золотым куполом Морского собора…
Они решили попить чаю на кухне. Владимир Васильевич подвинул сахарницу на середину стола и заметил прилипшую к ее донышку визитку. Взял ее и прочитал.
Павел Ипатьев
Независимый журналист
Они собирались встретиться в эти выходные, впрочем, он ничего не обещал: о встрече просил Павел, а он еще сказал, что нет времени. Но это явная отговорка: время всегда можно найти.
Высоков взял телефон и набрал указанный на визитке номер. Пошло соединение, и тут же прозвучал голос:
– Привет, Володя.
– Как ты догадался? – удивился Владимир Васильевич. – Я еще и слова не сказал. У тебя есть мой номер? Откуда? А ведь в базах его нет.
– У меня свои источники информации.
– Значит, это ты ко мне Леху Лапникова направил, – догадался Высоков. – А я-то голову ломал, что это он после стольких лет забвения ко мне приперся.
– А тебя никто и не забывал: это ты сам пропал куда-то. Но если звонишь, значит, нашел время для встречи.
– Сегодня днем у матери в Сестрорецке обещал быть. Вернусь к восьми вечера.
– Хорошо, в это время буду на лавочке у твоего подъезда.
– Если у тебя важное дело, то…
– Это твое дело, – не дал ему договорить друг детства и закончил разговор: – До встречи вечером.
Как и накануне, припекало солнышко. Мама встретила их во дворе, обняла сначала сына, а потом уж и Настю.
– В кои-то веки, – сказала она, – могли бы и почаще приезжать.
Чаще приезжать вместе они не могли, потому что были знакомы чуть больше двух недель. Настя стала осматривать их владения и увидела старые яблони.
– Какие огромные! – удивилась она. – Еще плодоносят?
– Еще как! – подтвердила Елена Александровна. – Столько яблок обычно! В былые года мы ведрами в город отвозили: всем знакомым раздавали, одноклассникам Володи тоже. А потом и сокурсникам, особенно тем, кто в общежитии жил. У нас участок был обширнее, но тот кусок, где росла бо́льшая часть яблонь, мы продали одному банкиру. Там еще и вишни были…
– Теперь он своих знакомых банкиров яблоками подкармливает, – пошутила девушка.
– Нет, – покачала головой Елена Александровна, – тот банкир проворовался и сбежал в Англию, откуда его не выдают. Теперь пускай за свои ворованные фунты там яблочки покупает.
– Нет у него фунтов, – сказал, еле сдерживая смех, Владимир, – против него и англичане дела возбудили. Все, что у него нашли, конфисковали, даже поместье во Франции забрали. Так что у него ни фунтов, ни яблочек…
– Значит, Бог все-таки есть, – сказала мама.