Софья Андреевна кивнула.
– Имена называл?
Она снова кивнула.
– Что же вы все молчали? – не выдержал Владимир Васильевич. – Он же вас не просил молчать об этом?
– Не просил, – ответила секретарша, – он даже не знал, что я стою рядом, он находился в гараже, дверь туда была приоткрыта, а я случайно проходила мимо. Виктор Николаевич сказал кому-то, что его купить нельзя и он никому ничего не должен.
– Он так и сказал, никому ничего?
Софья Андреевна не ответила, но смотрела на Высокова так внимательно, дословно пыталась определить, можно ли ему доверять, и наконец произнесла:
– Нет, он сказал не так. Дословно прозвучало: «Я тебе, Карен, ничего не должен. И купить меня даже не пытайся».
– Вы догадываетесь, с кем он беседовал?
– Я могу лишь предполагать.
– Не помните точно, когда состоялся этот разговор в гараже?
– В субботу, двадцать седьмого марта.
Высоков задумался: то, что рассказала сейчас его секретарша, очень походило на правду: двадцать шестого марта судья Кочергина освободила Качанова из-под стражи, и на следующий день он позвонил генералу Корнееву и что-то требовал от него. Виктор Николаевич отказался иметь с ним дело. Но откуда тогда преступный авторитет знает номер Корнеева, который тот скрывает ото всех? И не просто знает, но и звонит на него.
– Чайку мне приготовьте, если не трудно, – попросил Владимир Васильевич, – а лучше кофе.
Оставшись один, он тут же позвонил Бережной по полученному от нее аппарату и рассказал ей все, что узнал только что, продиктовал номера оперативных машин, которые следили за ним, и номер телефона Корнеева сообщил, указав дату предполагаемой связи генерала полиции и опасного преступника.
Потом он пил кофе и беседовал с Софьей Андреевной, пытаясь понять, так ли она предана генералу, как тот ненавязчиво утверждает.
– Вы часто бываете в доме Корнеевых? – спросил он.
– Летом они перебирались за город, и тогда я там жила постоянно, это удобно было, потому что он ехал на работу и брал меня с собой, и обратно мы возвращались вместе. На выходные они разрешали мне сына туда брать. Сын учился в кадетском училище, всю неделю в казарме.
– А зимой?
– Зимой они в городе и я тоже. Но все равно бывала у них часто: Ирина Петровна совсем не умеет готовить.
Владимир Васильевич задавал эти вопросы машинально, даже не понимая, зачем он это делает, как будто внутри него сидел какой-то незнакомый ему любопытный человек, отнимающий у него время, мешающий заняться чем-то более важным, но далеким и остающимся непостижимым, как расплывающиеся очертания облаков.
– У вас ничего не случилось? – вдруг спросила Софья Андреевна.
– А почему вы спрашиваете?
– У вас такое лицо сегодня с самого утра, как будто вы потеряли близкого человека.
– Спал сегодня плохо. Давайте все-таки работать.
Но работать не получалось. Он думал о Насте, каково ей там среди бандитов, зная, что теперь ее жизнь зависит лишь от него и она может надеяться только на него. Потому что больше не на кого…
Позвонил Сперанский.
– Хочешь анекдот расскажу? – предложил Николай Степанович и, не дожидаясь ответа, тут же продолжил. – Немного циничный, но… Ладно, слушай. Один судья ходил на работу в мантии. И со спины его все принимали за женщину и один раз даже обесчестили…
– Все? – не выдержал Высоков.
– Нет, это только завязка…
– Давайте в другой раз.
– У тебя голос какой-то сегодня усталый. Понял: завтра заседание по важному делу… Понимаю. Но ведь других дел у тебя в производстве пока нет. Так отправляйся сейчас домой, отдохни… Работа у нас нервная, а потому надо почаще отдыхать и относиться ко всему с юмором. Так давай все-таки дорасскажу анекдот… Значит, насильника задержали, но дело было закрыто согласно статье 76 УК. То есть лицо, совершившее преступление, может быть освобождено от ответственности, если оно загладило причиненный вред…
– Там сказано: «Если оно примирилось с потерпевшим и загладило причиненный вред».
– Да что я не знаю, что ли! Но так ведь смешнее.
– Что-то мне не смешно.
– Езжай домой! Какой-то ты сегодня некомпанейский.
Он возвращался в квартиру, где его никто не ждал. Ехал в машине, не замечая полыхающего яркой зеленью лета, и считал часы. Еще полдня, ночь. Потом утро, еще полдня… И что после этого? Жизнь, возможно, кончится. Не его жизнь, но самого близкого и любимого человека. Она оборвется, и тогда все закончится и для него.
– Опять ваш сосед за нами увязался на черном «тахо», – произнес Анатолий. – Что ему от вас надо?
– Это не сосед: это моя охрана на пару дней.
– Понимаю. Завтра будете паковать Каро Седого? Весь город ждет.
– Так уж и весь?
– А как же, спокойнее всем будет. А я уж думаю, что за «тахо»?
– Откуда такая наблюдательность у вас?
– Так опером семь лет отпахал, а там надо было быть внимательным и все замечать. Но потом жена взбунтовалась, мол, тебя дома сутками не вижу, и зарплата у тебя копеечная, и помощи по дому от тебя никакой…
– Анатолий, помните начальника убойного отдела одного из районов, которого убили лет пятнадцать назад?
– Помню, конечно, но я тогда уже не работал. А того опера звали майор Грицай, кажется. А чего вы вдруг вспомнили?
– Софья Андреевна – его вдова.
– Да вы что! Такая симпатичная. Ну ладно, она – вдова, а я – в разводе. Будет о чем побеседовать.
Дома было еще хуже, чем на работе. Дверь открыл здоровенный парень, который ночью сидел в машине, оставленной возле подъезда. В гостиной работал телевизор, на экране которого шли соревнования по смешанным единоборствам.
– Выключить? – обратился к Высокову Елагин, который вместе с ним зашел в квартиру.
– А вам это нравится?
– Как сказать, – словно не зная ответа, произнес Петр, – но я сам занимался этим и провел два боя в панкратионе.
– Где? – не понял Владимир Васильевич.
– Борьба такая, – объяснил здоровенный парень, – ее древние греки придумали. Философ Платон был чемпионом Олимпийских игр по панкратиону.
Высоков посмотрел на него: уж менее всего этот здоровяк был похож на любителя философии. Тот понял этот взгляд по-своему и отключил телевизор.
– Новости для меня есть? – поинтересовался Владимир Васильевич.
– Пока не нашли вашу девушку, – вздохнул Петр, – но продвижение есть.
– Подобные дела у вас были?
– Так мы этим в основном и занимаемся, потому-то у нас розыскное агентство, а не детективное. Если кто-то сам прячется, то находим быстро: от одного дня до пары недель. Но если кого-то похитили опытные люди, то такого человека найти сложнее.
– Вы сказали, есть продвижение. А что именно удалось узнать?
– Позвоните Вере Николаевне, она все расскажет.
Оба парня тут же вышли из комнаты, чтобы не мешать клиенту беседовать с их руководством.
Номер Бережной был занят, но не прошло и минуты, как она позвонила сама.
– Номер телефона, который вы мне дали, проверили. С него некое высокое должностное лицо с погонами звонило несколько раз, еще больше раз звонили этому лицу. Содержание разговоров мы не знаем, но предполагаем, что между двумя этими абонентами была договоренность: кто-то сливает информацию на конкурентов, а кто-то использует ее для повышения эффективности собственной работы.
– Честно говоря, меня это мало интересует. Настю скоро отыщете?
– Не могу назвать точный срок, но постараемся сделать это как можно быстрее. По указанному вами телефонному номеру связалась, но не с Качановым, а с его близким человеком, которого тоже знаю немного. Он меня заверил, что к похищению девушки Карен Константинович никакого отношения не имеет. А я просила передать Карену Константиновичу, что, даже если он и не имеет отношения, отвечать придется ему. Тогда меня заверили, что, как им кажется, девушка очень скоро будет на том же месте, откуда и пропала.
– Но они же просили не обращаться в полицию, а теперь будут знать, что вы у них на хвосте.
– Я не полиция и не следственный комитет. Я это уже вам говорила, но вы это знаете и без меня. И преступники это знают, и мои возможности им тоже хорошо известны. Теперь они трижды подумают, перед тем как что-то предпринять.
– Но этот преступник ни с кем не договаривается, делает то, что сам считает нужным.
– С вашим знакомым со звездами на погонах он все же договаривается или, по крайней мере, делал это в недавнем прошлом.
– Не надо говорить то, в чем вы не можете быть уверенной.
– Хорошо, – согласилась Бережная, – теперь о двух автомобилях якобы оперативной службы, следивших за вами. Те же марки машин, но номера-дубликаты: их, судя по всему, устанавливают лишь на то время, когда надо эти машины использовать. Я в своей практике с таким уже сталкивалась. В ближайшее время машины будут задержаны, как и люди, в них находящиеся. Естественно, что сделает это не моя фирма.
– Мне-то что с того?
– Вообще-то эти преступники скрытно проникли в вашу квартиру, установили прослушку, использовали подложные автомобильные номера, стали участниками похищения… Сколько уже уголовных статей получается, Ваша честь? И ведь преступления эти направлены против неприкосновенности судьи…
Разговор раздражал Высокова, потому что был пустым, не дающим никаких надежд, но он и раньше… он всегда знал, что надеяться надо только на себя. На Бога уповает лишь тот, кто, задавленный обстоятельствами, проклиная судьбу, ничего не может изменить сам. Надеяться на силу других, на чью-то помощь – значит, самому оставаться всю жизнь слабым. И только сейчас Владимир Васильевич окончательно понял, что спасти Настю ему никто не поможет, но он сделает это сам. Только как?
Он ждал звонка, напоминания от похитителей, ведь Вера Бережная уверяла, что они позвонят обязательно… Ждал, время шло, таял свет за окном, а с ним и надежды. Он был заперт в своей квартире с ожиданиями, которые с каждой пролетающей мимо минутой все больше казались несбыточными надеждами. В соседней комнате находился Петр Елагин, который лишь иногда негромко разговаривал по телефону. Кто-то позвонил в дверь: привезли заказанную Елагиным еду, но Высоков на его предложение отужинать сказал, что ему сейчас кусок не полезет в горло.