— Н-нет, — с натугой прохрипел Антон, глядя в тарелку.
— Понял, ничего страшного, — деловито отозвался Крученый. — Любой вопрос состоит из двух частей: из загогулины кривой и — конкретной точки. Загогулину мы, считай, проехали, а вот точку… — Выжидающе уставился на Чуму.
— Точку поставим! — бодро откликнулся тот. — Прямо щас отзвоню телкам, пусть две самые классные подкатят… Чтоб все парню показали, чтоб без формальностей…
— И чтобы чистые были, отвечаешь! — насупил брови Крученый.
— Ясный месяц! К тебе их на хату везти?
— К нам… К нам на хату! — хлопнув мальчишку по плечу, поправил Чуму доброхот.
Шлюх из подчиненного Чуме борделя и в самом деле привезли отборных — двух ладных, смазливых украинок, надлежащим образом проинструктированных «мамочкой».
Антон, которому Крученый заблаговременно дал попробовать анаши, икал, обалдело таращась на обнаженные женские прелести.
Проститутки, беспечно посмеиваясь, раздели его и уложили в постель.
Чума остался на кухне в качестве надзирающего за обстановочкой, а Крученый, прихватив бутылку вина и бокалы, прошел в комнату к Оле, присел рядом с ней на кровать.
— Какая-то Олечка ты сегодня квелая… — произнес, обняв воспитанницу за плечи. — Что сердце гложет, красавица, поведай?
— Что там за девчонки приехали? — испуганным шепотом отозвалась она.
— К Антоше гости, — добродушно поведал Крученый, наполняя до краев бокалы. — Парень он молодой, надо ему, понимаешь? Понимаешь, нет?! — повторил с напором.
Она осторожно пожала плечами, отведя взгляд в сторону.
— Ты отвечай, когда спрашивают! — повысил он голос.
— Ну, надо, так надо…
— А тебе интересно взглянуть?
— Вот еще… — фыркнула она и осеклась испуганно — прежде подобный тон со своим благодетелем позволить себе она не могла.
— Значит, отсутствует любопытство… — ледяным голосом произнес Крученый. — Зря, много теряешь. — Бесцеремонно помял ее грудь. — Подросла девка, пора бы… Ну-ка, раздевайся…
— Да вы что, дядя Саш… — В голосе ее сквозило отчаяние.
— Ладно, давай выпей стаканчик, надо тебе настроение поднять, чувствую…
— Не хочу я…
— Я тебе дам — «не хочу»! — Он легонько хлопнул ее кончиками пальцев по щеке. — Ну-ка… без разговоров! Пей!
Он влил в нее всю бутылку вина, затем, слабо сопротивляющуюся, еле ворочающую языком, раздел, и, зажимая грубой сильной ладонью рот, разверзнутый в немом крике, изнасиловал.
Насиловал долго, наслаждаясь покорным и хрупким девичьим телом, утробно рыча и скрипя зубами.
Один раз, перепутав, видимо, комнаты, дверь открыл голый, одуревший от анаши и бесстыдного блуда, Антон. Ошалело посмотрев на отчима и сестру, мотнул головой, словно отгоняя наваждение, но, услышав рык Крученого: «Вали!» — моментально ретировался, подчинившись своему нынешнему властителю.
А следующим утром, проснувшись возле девочки, Крученый, переведя на нее — неподвижно лежавшую в постели с пустым взором, устремленным в потолок, грубо приказал:
— Чего разлеглась? Завтрак иди готовь!
— Дядя Саша… — прошептала она. — Мы что же теперь?.. Я что, ваша жена? А мама?
— С мамой разберемся, — буркнул он. — И с тобой у нас все будет, как надо. Иди-иди…
— Там Антон… — смущенно произнесла она. — И этот ваш…
— Чума? — зевнул Крученый, сознавая, что свою миссию надсмотрщика и циничного наставника над одуревшим от разнузданного разврата юнцом, бандит исполнил с надлежащим коварством и искушенностью опытного психолога.
Позавтракали, внимая шуточкам-прибауточкам Чумы, потом поехали в гости к одному из воров, живших в пригороде, жарили шашлыки, пили, затем настало новое утро, и, сидя за столом, Крученый, подмигнув Чуме, обратился к подавленно молчащим подросткам:
— Пора, ребята, заработать нам денег на хлеб насущный… И коли мы одна семья, то и бизнес у нас, выходит, семейный… Значит, так. Должен мне один фраерок денег. Но вот тянет с долгом, тянет, паскуда… А должок… — указал на заставленный яствами стол, — это то, что нам завтра есть и пить, на что тебе, Антоша, девок выписывать… В общем, так: ты, — кивнул на Олю, едешь с нами. Поднимаемся на этаж, где гнида эта таится; одеваешь, солнце мое, халатик домашний, звонишь в дверь, говоришь, что, мол, я — ваша соседка снизу, у вас протечка, нас заливает… Ты, — обратил взгляд на Антона, — сядешь на корточки у нее за спиной. Чума — за тобой. Я с ребятами — возле лифта… Как дверь откроется, влетаете в хату. — Усмехнулся. — Чума подтолкнет… Мы — следом. Ну и все, — улыбнулся беспечно. — Дальше наши дела, как с терпилами беседы беседовать. Спускаетесь к машине и ждете. Понятно? Или трусим?
— Да я чего? Я — всегда… — пробормотал Антон.
— Я всегда! — передразнил Крученый. — Ты, кстати, вчера на даче еще одну телку окучил, как мне тут доложили? Презервативом-то пользовался? А, раздолбай? А то еще лечить тебя… Нам тут с Ольгой заразы не надо, учти!
— Да он с головой парень! — вступился за своего подопечного Чума.
— Ну, то-то… — Голос Крученого потеплел. — А то ему — удовольствие, а мне потом расхлебывай… Правда, Олечка? — внимательно посмотрел на девочку, механически ему кивнувшему.
Многоопытный Чума лишь покачал в недоумении головой: вот дела, вот куролесит вор с подскоками, вот черт натуральный…
— Ну, пора на дело, — Крученый стал. — Весло, небось, уже заждался. А тебе, Антоша, вот еще что скажу: ты в этой секции своей присматривай пареньков подходящих. Таких… Чтобы на красный свет перли без тормозов… Есть на примете? Вот и хорошо, в гости ребят пригласи, без подарков не останутся, меня знаешь…
Только после третьего налета на квартиры коммерсантов, до Антона дошло, что история с выбиванием долгов — блеф.
— Я же вчера телевизор смотрел, видел… Та квартира, где мы были! — плачущим голосом выговаривал он своему повелителю. — Я диван узнал, буфет… Все убиты…
— И чего? — невозмутимо спросил Крученый, поглядывая на окаменевшую от испуга Ольгу. — Чего еще плели?
— Что пожар был, от газа все вспыхнуло…
— Во. Правильно, от газа… — согласился Крученый. — Считай, списано. Проехали. Думаешь, интересно ментам себе на шею лишнее дело вешать? Не, у них и так дерьма невпроворот.
— Но если поймают…
— Утри сопли, кого еще поймают? Уж если поймают, то не тебя, а меня. Ты — кто? Или она? — Указал на Ольгу. — Малолетки! Сказал отчим, что долги получать едем, вот и поехали. Или мусорам ломануть хочешь? Ну так это, — усмехнулся тонко, — это уже измена, Антоша. И тогда выгораживать тебя не стану. Тогда ты — мой сообщник. И, считай, устроился на нарах прочно, врос в них. Будешь вставать в тюряге с первыми петухами… Я тебя, вроде, об их мытарствах просвещал… Во-от. А уж коли запалишься ненароком, но твердо станешь мазу держать, то в любой камере коротко объявляешь: я — сын Крученого. И — все. Жить будешь, не хуже, чем на воле, пальцем тебя никто не тронет, на цырлах вокруг все будут выплясывать. И менты, и блатные. А дрогнешь, хана тебе, ад у тебя под копытами разверзнется, геенна смрадная… Давай, в холодильник слазай, икорки черной нам с рынка прислали, покушаем… Олечка, вон, голодная… О сестре не думаешь совершенно! Кстати… — Полез в карман, достал изящное колечко с крупным, чистым изумрудом. — Ну-ка, миленькая моя, давай пальчик… О, как идет тебе… — Откинул восхищенно голову. — Лепота! К тому пальчику колечко, угадал я!
А вскоре, лежа с Крученым в постели и, привычно припав щекой к его груди, Ольга заговорщическим тоном сообщила ему, что познакомилась с молодым мужчиной, который довез ее на своем «Кадиллаке» до магазина, а после предложил пообедать в кафе.
От предложения она не отказалась, а когда кавалер пригласил ее после обеда домой, то поехала с ним, навестив апартаменты столь роскошные, что ее ухоженная квартира ныне представляется ей убогим сараем.
— И сейф у него есть в стене, — говорила она доверительно. — Он код набрал, дверцу открыл, а там денег — сплошные пачки… И коробочки всякие сафьяновые… Драгоценности, наверное, дядя Саш…
— Ты чего… — спросил Крученый сквозь зубы, — легла с ним? Ну, — упер колючий взор в поджавшуюся девчонку, — отвечай!
— Ну… всего один раз…
Крученый задумчиво пожевал губами. Что же… Устраивать скандал этой сучке не стоит. Пусть… Чем быстрее пооботрется в этой жизни, чем больше изощрится, тем лучше. Все равно его будет, какими бы сторонами не блуждала…
— Знаешь, что с тобой сделаю, если хворь какую мне принесешь? — вопросил грозно.
— Да я с резинкой…
— Ну то-то! И помни: башку отрежу…
— Да вы чего, дядь Саш… Я ж не дура…
— Вообще… Как можно в машину к незнакомым мужикам запрыгивать? Вдруг — насильник какой или грабитель?..
— Да он хороший, я сразу поняла…
— Адрес этого хорошего запомнила?
— Конечно, записала даже.
— Вот и дура! Мозги молодые, запомни и храни все в башке! Башка-то у тебя золотая… — Потрепал ее по мягким, пышным волосам. Поцеловал в темя рассеянно.
И подумал:
«Вырастешь ведь скоро, стерва… И мне еще сто очков форы дашь… Эх, людишки… Сначала глина тягучая, а потом — прах. А он, Крученый, — умелые персты лепящие…»
Майор Пакуро
Служба в РУБОП преподносила майору Пакуро регулярные сюрпризы, и были эти сюрпризы, как правило, малоприятного свойства.
Вот и сейчас, бродя по квартире, где произошло убийство, он, рассеянно наблюдая возню экспертов, раздумывал о кульбитах и несообразностях судеб своих подопечных, приходя к мысли, что несообразности эти подопечные исподволь или нарочито создают себе сами, ступая на разного рода авантюрные стези… Но все же этакого поворота в судьбе убитой Валентины Рудаковой, бывшей начальницы кредитного управления одного из коммерческих банков, он ожидать не мог.
Лишь на прошлой неделе было принято решение об оперативной разработке ответственной банковской служащей по факту ее связи с чеченскими мафиозо, отмывающими через банк черную долларовую наличность, и — нате! Разработку теперь придется осуществлять патологоанатомам, а ему, Пакуро, прибавится еще одно текущее дело, связанное с насильственным отправлением в загробные дали некогда благополучной и даже респектабельной дамочки.