Я тоже надела маску, выдохнула тревогу, подняла саблю. Рука дрожала, от чего клинок плавал по воздуху. Я опустила оружие. Все было как-то неправильно, не по-настоящему. Тренировки меня всегда радовали, а сейчас... Зря я сюда пришла. Надо уходить.
Как только я так решила, Пашка кивнул и направил на меня саблю.
Еще можно было ему крикнуть, чтобы он остановился, сказать, что я не в настроении, что ничего не получится...
— Бой! — раздалось вместе со свистком.
И Колосов пошел в наступление. Я блокировала Удар, чуть наклонилась в сторону, чтобы занести руку для атаки. Блок. Удар. Я блокирую и понимаю, что мы уже какой раз разыгрываем «кузнечика» — определенный набор нападений и защиты. Пашка действовал механически. Его движения были ровны, он не импровизировал, работая, как робот.
Удар. Блок. Контрудар. Блок.
Я пыталась сменить тактику, но он с настойчивостью автомата возвращал меня к прежней манере.
— Пашка, ты чего? — шагнула я вперед, корпусом отклоняясь от занесенного надо мной клинка.
Не увидев, что я ушла с дорожки, Колосов нанес удар в пустое место.
И тут я не выдержала. Передо мной был незащищенный Пашкин бок, и я резко повела в его сторону клинком.
От короткого прикосновения Колосов вскинулся, взмахнул рукой и стал оседать на пол.
— Колосов? — протянула я к нему руку. — Пашка!
Что с ним? Он так шутит? Сабля полетела в сторону. Колени больно ударились о пол,— но сейчас это было неважно.
— Пашка... — Я осторожно приподняла его маску.
Сначала я увидела белый подбородок, гладкую кожу...
Током пронзила страшная догадка. Руки стали горячими.
Я склонилась, чтобы глубже заглянуть под маску.
— Макс?
Ошиблась. Конечно, ошиблась! Это не может быть он! Что ему здесь делать? Он где-то там, далеко. Мне бы хотелось, чтобы он был рядом, но откуда он здесь возьмется? Хотелось... -
Доля секунды, мгновение — и надежда умирает. Реальность обрушивается на меня ледяным осознанием.
— Макс!
Я хватаю лежащего за ледяные плечи. Тело неподъемно, плечо выскальзывает из руки.
И я тут же все вспоминаю — меня позвали по имени, а Пашка никогда так не делал; противник уже был в маске, Пашка же надевает ее в последний момент; действовал на автомате, словно по схеме, а Пашка всегда импровизировал и еще любил комментировать каждый мой выпад. Я должна, должна была понять, что передо мной не Колосов!
— Макс! — ору я, и вокруг меня становится шумно. Мимо пробегают чьи-то ноги, слышны испуганные голоса. Кто-то трогает меня, пытается поднять. Все плывет, как в тумане.
Я поднимаю глаза и замечаю Пашку. Он суров И готов меня убить. А еще готов убить всех за то, что они пристают ко мне. Я хочу показать ему Макса, попросить, чтобы помог, но рядом со мной на полу никого нет. Нет маски, нет сабли. Только перчатки валяются. Мои перчатки.
Но я так ясно видела! Открываю рот, чтобы закричать, но зажимаю его ладонью. Я не должна никому ничего говорить. Все совершенно невозможно и... страшно.
Пашка берет меня за руку, заставляет встать, ведет в раздевалку.
Я беспомощно оглядываюсь. На полу никого. Удивленные взгляды, недовольное лицо тренера. Качаю головой. Я ничего не могу объяснить.
В раздевалке Колосов усадил меня на лавку, достал из рюкзака бутылку с водой, протянул мне. Я смотрела на голубой колпачок, силясь сообразить, что он такое и зачем вообще нужен.
Пашка вырвал у меня воду, одним движением свернул крышку и подсунул бутылку к моим губам. Я подняла на него глаза, снова не понимая, чего он от меня хочет. Тогда Колосов опрокинул бутылку, выливая воду мне на лицо. И я вспомнила, что это за предмет и что с ним делают. Выхватила бутылку и начала жадно пить. Вода смыла оцепенение, возвращая звуки.
За дверью шумели, шаркали шаги, скрипел деревянный пол под быстрыми ногами.
Колосов молчал, но его молчание было таким напряженным, что все можно было понять без слов. На вопрос «Что это было?» ни он, ни я не могли ответить.
— Оклемалась? — хрипло спросил Колосов.
Я кивнула и вопросительно посмотрела на него. Пашка стоял, облокотившись о стену, и внимательно смотрел на меня. Взгляд у него был такой, будто он собирался меня ударить, но сдерживался.
— Ничего не было, да? — Я боялась услышать ответ, мысленно умоляла Пашку соврать, но он был жесток.
— Ты вдруг начала орать, — холодно отозвался Колосов. — Сначала меня звала, потом Максима, а затем упала на пол.
— А бой? Мы дрались с тобой?
— Ничего не было, шла разминка.
Разминка... Я откинулась на стенку, чувствуя,
как проваливаюсь в пропасть.
«Макс! — непроизвольно позвала я. — Помоги!» И тут же задохнулась. Нет, не надо мне помогать! Это все специально, это все Катрин, она хочет, чтобы я вынудила Макса вернуться.
— Чего дергаешься? Болит где? — нехорошо сощурился Колосов.
— Его хотят убить, — заторопилась я. — Ему надо помочь!
— Кому? — напрягся Колосов. — Твоему придурку? Туда ему и дорога.
— Ты не понимаешь. Они все устроили специально. — Я вскочила. Надо было куда-то бежать, что-то делать. Хотя бы предупредить!
— Ну и куда ты пошла? — остановил меня Пашка.
— Где он может быть?
Я чувствовала себя бесполезной. Почему все кругом говорят, что любовь спасает? Моя любовь все делает только наоборот. Я хотела помочь, сделать, как лучше, но если найду Макса, то этим и убью его.
— Увижу его рядом с тобой, в асфальт втопчу.
Таким хмурым Колосова я еще не видела.
— Не смей так говорить! — Я сначала хотела дотянуться до Колосова, но потом отшатнулась от него. — Он сейчас в беде.
— В беде сейчас ты. — Пашка ткнул в мою сторону пальцем. — Чего ты все о своем Максе беспокоишься? Да кому он нужен! Ты же со своими истериками в психушку угодишь. Закроют тебя в комнате и будешь с идиотами в прятки играть.
— Не надо меня нигде закрывать... — Я сжала пальцами виски. — Я домой хочу.
— Сиди тут!
Пашка сунул мне крышечку от бутылки и исчез за дверью. Из коридора послышалось чье-то: «Может, врача?» и все смолкло, отрезанное резким хлопком двери.
На меня с осуждением смотрели знакомые стены, покрашенные грязно-зеленой краской, облезлые шкафчики, ботинки, торчащие из-под лавки. Стояли они неровно, уткнувшись носами друг в друга. Это было неправильно. А правильно вот так, пятка к пятке, носок к носку. Я закрыла глаза, чувствуя, как меня постепенно отпускает, как уходит напряжение, как медленно под волосы заползает головная боль.
— Гурьева, не умирай!
Голос Пашки был суров и заставил меня открыть глаза.
— Домой пошли! — Колосов достает пакет, сует в него, комкая, мои вещи, кидает на колени куртку. — Потом переоденешься.
Шевелиться не хочется. Ничего не хочется делать. Хочется вот так сидеть, чувствовать сквозь футболку холод стены, смотреть на ботинки. Двигаюсь, как в тумане. Надеваю куртку, меняю тапочки на зимние кроссовки. Теперь осталось самое сложное — выйти из раздевалки. А там зал. И все с любопытством ждут, когда я появлюсь.
Пашка толкнул дверь. В коридоре шорох, шелест, смешки, мелькают лица.
Я улыбаюсь. Я сейчас всех люблю. Но не целиком, а по отдельности — глаза, лбы, носы, подбородки, коленки. Все вдруг исчезает — Колосов появляется в дверном проеме, загораживая спиной проход в зал.
До меня доносятся неуверенные фразы: «Это после моря. Бывает», «Акклиматизация», «Выздоравливай!»
— Пошли, — берет меня Колосов за локоть.
Пашка шагает в молчании, а я считаю шаги.
Двадцать через холл. Четыре ступеньки вниз. Двор занял всего пятнадцать шагов. Дальше улица.
Двадцать. Сорок. Семьдесят. Куст. Фонарь...
— Так и будем молчать?
Я сбиваюсь со счета, и мне почему-то становится смешно. Дико смешно, что мне не дали дос- читать. Все поделилось пополам. Отсюда и вперед — неизвестность. А то, что позади, — понятность. Семьдесят, пятнадцать, двадцать, четыре...
— Сто девять.
— Дура! — выкрикивает Пашка, и я вижу, как брови на его лице сбегаются к переносице, как напрягаются скулы, как прищуриваются глаза. — Если ты его так любишь, что же он тебя бросил?
Мы стоим друг напротив друга, а вокруг ночь.
— Макс меня не бросал. — Говорит кто-то, похожий на меня, но не я.
— Ага, не бросал...
Колосов пошел вперед. Он был очень расстроен и сердит. Я еще не принимала грубую реальность. Я еще пыталась всех любить, пыталась быть спокойной. Но мой верный Колосов хотел сражений и побед, он не спешил со мной мириться.
— Чего тогда орала? — продолжает кипеть он. Небось Макс твой так за тебя сейчас не убивается.
— Пашка, иди домой, — шепчу я.
Колосов прелесть и умница, и я его, наверное, люблю как хорошего друга. Но сейчас мне хочется побыть одной. Все происходящее со мной настолько неожиданно, настолько неправильно, что не укладывается у меня в голове. А надо подумать. Просто посидеть, сложить осколки последних дней в одну картинку. Там наверняка найдется что-то, что я упустила.
— Шагай давай! — Колосов не собирался со мной спорить, он уже все решил. — Опять сейчас что-нибудь увидишь, ищи тебя потом по всему городу.
— Все прошло.
Мой голос прозвучал более чем уверенно, но Пашка только покачал головой. Его не переупрямишь.
— Передам тебя с рук на руки твоей маме, — бурчит Колосов, демонстративно засовывая кулаки в карманы.
Рядом со мной находиться опасно. Всем. Не только Максу. Если вампиры выбрали целью меня, то Колосова они снесут, даже не заметив. Его надо поскорее отослать отсюда! Что бы такого сделать? Попросить купить мороженое, а самой сбежать?
Мы пересекли очередной двор, за деревьями показалась моя двенадцатиэтажка. Темные ветки скрестились у нас над головами, свет фонарей сквозь них еле пробивался, рождая нехорошее воспоминание о призрачной сетке на полу спортзала.
Я остановилась.
— Ну, чего опять застыла? — Колосов успел встать под тень ветвей, и теперь непокрытыми призрачной сетью остались только его ноги. А вернее, ботинки, потертые кроссовки с одним болтающимся шнурком.