Кстати, а куда я все-таки дела свой телефон?
Глава XIVПЯТНИЦА. ТРИНАДЦАТОЕ
Дорога до школы была до того привычной, что я ее уже много лет не замечала. Просто проходила необходимое количество шагов. Сколько их — пятьсот? Семьсот? Никогда не считала. А может, стоит? Вдруг там шестьсот шестьдесят шесть шагов? Если так, то понятно, почему путь дается мне последнее время особенно трудно.
Я бы так и дошла до класса, не сильно вдаваясь в подробности окружающей меня действительности, но глаз невольно стал выхватывать незначи- тельные мелочи. Как выглядит тропинка под ногами, сколько снега за ночь выпало, какие новые машины оказались припаркованными вдали дороги, как сильно прогнулся забор, через который все перепрыгивают, срезая приличный кусок пути, что нам сегодня готовит небо, подарит ли веселые снежинки или расстроит дождем... Это был мой привычный, ничего не значащий мир, и я не очень понимала, как вписать в него Макса. Ведь он все видит и чувствует иначе, существует в другом ритме, идет вперед с другой скоростью. И как же тогда можно что-то планировать?
Калитка, через которую я постоянно проходила, сегодня почему-то оказалась закрытой, так что мне пришлось идти в обход. И пока шла, наверное, несколько раз успела подумать о Пашке. Вот, надумала — он ждал меня около крыльца. Что-то выглядит опять неважно — бледный, круги под глазами, чуть опухшее лицо. Ему надо больше спать.
— Сердишься? — Колосов шагнул мне навстречу.
Интересно, что придумала бы Катрин, если бы из аэропорта я уехала с Пашкой? Где бы она нас сталкивала с Максом?
— На грустных не обижаются. — Я остановилась и демонстративно внимательно стала рассматривать Колосова. Эх, ты, Пашка! Куда делась твоя веселость? В какой карман ты положил свои шутки? Что бы такого для тебя сделать, чтобы ты перестал хмуриться? — Спасибо за сумку, дошла «по щучьему веленью».
Колосов обвел медленным взглядом площадку, на которой снег успел превратиться в серую кашу, кустики, березу, нависающую над асфальтом, кус- ты сирени с остатками коричневых заветренных листиков.
— Ты на тренировку пойдешь?
Старую пластинку заело...
Я тоже посмотрела на поникшую березу, на словно опустившиеся на корточки кусты — казалось, они готовились принять на свои головы тяжелые тучи неба, — и мне вдруг пришла простая в своей гениальности мысль.
Подружить Макса с Колосовым у меня никогда не получится, но показать Пашке, что все не так плохо, что можно жить мирно и не страдать, я могу. Пора менять его мнение о Максе, а то он его все за монстра держит. От истины, конечно, далеко, но надо сделать так, чтобы было еще дальше. Наши отношения наладятся, и мы снова станем друзьями. Как раньше, только без тоски в его взгляде и вздохов за моей спиной.
— Пашка, сегодня вечером я приглашаю тебя на вечеринку в мастерскую.
Лицо Колосова болезненно дернулось, но он сдержался.
— Чего отмечаем? — Подтянул к себе ближе рюкзак, привычным движением пару раз стукнув по нему мыском ботинка.
— Открытие большой тайны, что жизнь прекрасна.
— Не помолвку, уже хорошо, — фыркнул Пашка. — А то вы что-то все тянете.
— Ждем твоего благословения.
Выражение Пашкиного лица можно было заносить в учебник по психологии. Оно постоянно менялось: то в нем появлялась надежда, то Колосов становился мрачен, то решителен, но при этом расстроен. Что же у него там в голове творится?
— Плохо ждете, к телефону не подходите.
Да, сотовый свой я так и не нашла. Когда я его видела последний раз? В Москве. Да, в Москве — сидя с Олегом в ресторане, я постоянно смотрела на время. И еще я смотрела на время в аэропорту, когда ждала самолета. А потом... Не хватало его потерять после той жуткой встречи с грузовиком.
— Сегодня вечером ты сможешь передать нам свои напутствия лично.
Теперь можно не сомневаться: праздник выйдет забавный. Что-нибудь произойдет обязательно. Либо синтезатор расколошматят, либо стол перевернут. Повеселимся, одним словом.
— И откуда он такой шустрый взялся, твой Макс? — зло процедил Колосов. — Сидел бы в своей деревне и дальше. Кто он? В прошлый раз ты мне так и не сказала. Как он залез к тебе в окно?
Кажется, в череде положительных качеств Макса наметилось одно отрицательное — забывчивость. Мог бы своим гипнозом подчистить ненужную информацию в Пашкиной башке. Зачем было оставлять память о том вечере, когда Колосов увидел эпохальный визит Макса ко мне в комнату через окно?
— Знаешь, ты тоже кажешься ему не совсем нормальным. Ты, часом, не вампир?
— Я-то чего не так сделал? — Пашка заметно обиделся.
— Задаешь слишком много вопросов, — хмыкнула я. Но Пашка умница, он со всем справится. — Если ты сегодня не придешь, я обижусь.
Колосов мрачно кивнул, и я пошла дальше. Ступеньки крыльца под ногами были скользкие — снег растаял, превратившись в противную жижу. Я чуть не поскользнулась. Может, это какой знак, чтобы я туда не ходила? Надо еще раз прочитать книгу Олега.
— Пойдем, ты меня проводишь до класса. — Не хотелось оставлять Пашку на улице одного. То ли холодно мне становилось, то ли тревожно.
Я не стала оборачиваться. По большому счету неважно, кто проходит мимо, а кто специально идет, чтобы встретиться со мной. Королева сейчас занята, все встречи отложены на вечер.
— Гурьева! А тебе, конечно, уже можно и опаздывать, и учителей не замечать?
Роза Петровна! Как же, кого еще я могу встретить, так сильно опаздывая на урок! Причем на урок литературы.
Пашка молниеносно испарился. И правильно. Чего ему вместе со мной попадать под раздачу? Пускай походит, подумает, настроится на вечер.
Первый, второй урок... Все остается как раньше. Те же звонки, те же легкие пробежки малышей, быстрый шепот девчонок из средних классов, недовольные взгляды выпускников — школа активно обсуждала мое участие в Олимпиаде, стремительный отъезд, неожиданное возращение и мое третье место.
Обе мои ручки почему-то не хотели писать. Словно сговорились, чтобы испортить мне настроение. Какой-то знак?
Лерка Маркелова тоже была на высоте — приглашение на вечеринку приняла не сразу.
— Вернулась, значит? — Лицо у Маркеловой было скучающее. Она смотрела на меня красными от ночного бдения глазами, гладила свою новую питомицу крыску-альбиноса Беллу. — Это тот парень, что приезжал, да? Светленький такой. Говорили, что он из Москвы. — Она говорила медленно, словно припоминая нужные слова.
— Нет, я говорю про Макса. — Все-таки в голо- ве у Лерки каша. Она все путает. — Если сама не хочешь идти, отпусти Беллу. Ей пора развеяться.
Я с тревогой глянула на Маркелову. Ее молчание было непонятно. Я все боялась, что она начнет меня в чем-то обвинять. До сих пор в ушах стоял ее крик: «Все бесполезно! Конец близок! Все умрут!»
Все умрут... Брр, как мрачно.
Учительница по биологии рассказывала о законах эволюции, тыкала указкой в висящую на доске схему. В начале урока она провела опрос, но меня не вызвала. Меня сегодня вообще не замечали — не задавали вопросов, не проверяли домашнюю работу. Может, меня и правда здесь не было? А та, что сидела за партой, была не я.
— В мастерской Макса в шесть вечера, — в который раз повторила я. — И не забудь повязать Белке красивый бантик.
— В мастерской? — Лера, казалось, впервые меня расслышала. Она всегда была чуть заторможенная, а сейчас и вовсе глубоко ушла в свои мысли.
Маркелова ссадила крысу в рюкзак и только потом как-то неопределенно кивнула — то ли придет, то ли не придет. Надо будет еще раз напомнить. Что ей в пятницу вечером киснуть дома? Она отложила ручку и посмотрела в окно. Моя ручка так и не писала, я потянулась за Леркиной и только сейчас заметила, что у нее написано в тетради.
«13 ноября».
— Сегодня разве тринадцатое?
Тринадцатое? Пятница?
— С утра было. — В Леркиных глазах появилась заинтересованность. — А ты чего, день потеряла?
— Пятница? — Можно было и не спрашивать, но я решила уточнить. Реальность с биологией, Олимпиадой и грядущим последним уроком не спеша откололась от меня и, покачиваясь на волнах, поплыла на своем островке-льдине прочь к горизонту.
Тринадцатое! Пятница! Самое несчастливое сочетание, какое только может встретиться! А я-то думала, чего у меня сегодня все не клеится... Карапуз еще тот с пустым ведерком...
— Ты его боишься, пятницы тринадцатого? — Лерка развернулась ко мне.
Теперь меня напугал бы и перебегающий дорогу шкаф. Но такое сочетание... Как же я раньше об этом не вспомнила?
— Ну да, бензопилы там всякие, буйные оживляются...
И как я могла пропустить такую грандиозную дату? Под один только этот день можно уничтожить всех вампиров на Земле. Если еще подкинуть парочку таких же глобальных примет — комету или солнечное затмение, добавить талант Ирины...
Маркелова улыбнулась знакомой ехидной улыбкой готессы со стажем:
— Я приду сегодня.
Часы над входом в класс застыли, изобразив крайнюю степень удивления, — без десяти два, обе стрелки резко подняты вверх, носик, соединяющий их, недовольно насуплен. Я тоже удивлялась, как могла не вспомнить столь очевидной вещи. Календарь-то постоянно у меня перед глазами — висит в прихожей, с левой стороны от двери, и красный квадратик все время установлен на сегодняшнем дне, мама каждое утро передвигает красную рамку указателя. Ах ну да, я же сегодня вышла раньше мамы, она не успела сменить день, иначе еще утром всем праздникам был бы дан отбой. Хотя... А почему нет? Когда же еще веселиться вампирам, как не в такой день...
Я перевела взгляд на доску.
Эволюция, пищевая цепочка, приспособляемость, борьба за выживание. По всему выходило, что человек был, без сомнения, самым достойным кандидатом, чтобы занять верхнюю ступеньку. Но призовая ли она?
Вот они, люди, тридцать человек. Разнових- растые затылки — коротко стриженные, собранные в хвост, подхваченные в пучок, растрепанные, прилизанные. Что они могут против всей той пирамиды, что оказалась у них под ногами, против всяких там китов, львов и пингвинов? Жить с ними они не могут, только уничтожать. Может быть, учебники давно уже пора переписать и поставить наверх вампиров? Таких совершенных, таких безжалостных, таких неподвластных своим эмоциям. Может, они и правда новая ступень развития, а никакая не болезнь? Генетическое изменение, стопроцентное