— Удобная версия, — кивнул Макс. — Когда тебя нет, на тебя меньше обращают внимание. Когда тебя нет, тебя не боятся.
Что он такое говорит? Зачем поддерживает этот разговор?
— Пашка, не было ничего! — торопилась я. — Тут маски всякие!
— Ас-с-с вами не соскучишься... — икнул Колосов, запрокидывая голову.
Он был бледен, дышал с трудом, голова еле держалась. Пашка все клонил ее то в одну сторону, то в другую, взгляд его бесцельно блуждал, не задерживаясь ни на мне, ни на Максе. Бедный мой друг, каково ему вдруг понять, с кем он находится рядом.
— Макс, сделай так, чтобы он все забыл, — попросила я. — Ты же можешь!
— Не сейчас. — Макс осторожно стянул с себя маску. Движения у него были тяжелыми, словно он очень устал. — Можно снять первое впечатление, но не глубокое потрясение. Когда Павел успокоится...
Неожиданно Макс схватился за раковину и опустил голову.
— Что с тобой?
Макс силой заставил себя выпрямиться. А у меня вдруг страшно заломило мизинец на левой руке. Я посмотрела на перстень — бирюза в нем треснула.
— Наверное, любовь и правда убивает... Сжигает изнутри.
Медленно, очень медленно, невероятно медленно, по пальчику, Макс начал стягивать с себя перчатки. Рука у него была снежно-белая, даже ногти посветлели.
— Макс! — Мне хотелось броситься к нему, обнять, не дать упасть, но он отстранил меня рукой, а потом вдруг как будто бы надломился, став прозрачно-невесомым.
— Не может быть... — Пашка, не отрываясь, смотрел на Макса. — Это глюк, да? Шутка? Гурьева!
Лицо Макса стало уставшим, под глазами пролегли темные круги, губы посинели.
— Что происходит? — Я подняла руки, но остановилась, не зная, что для него сейчас лучше.
— Хорошо, что так получилось... — прошептал он. — Все вернется обратно, а память... это память... Со временем все стирается и остается только хорошее.
Он отдал мне маску, и я увидела, как дрожат его руки.
— Что остается?
Почему он так клонится? У него что-то болит? Да что у него может болеть!
Я отшвырнула маску и схватила Макса за плечи. Я это уже видела! Так умирают вампиры!
— Почему ты? Почему не остальные?
— Вы тут с ума, что ли, все посходили? — заорал Колосов. — Гурьева, отойди от него! Он же мутант!
Пашка схватил меня за руку.
— Хотел как лучше... по-человечески... хотел доказать, что мы можем вместе... как все... А выходит... не можем.
Макс опустил голову мне на плечо, оперся всей тяжестью. Он был по-прежнему холоден, но появилось в этом холоде нечто от лихорадки, от болезни.
— Гурьева! — взвыл Пашка, пытаясь вклиниться между нами. — Отойди от него! Не прикасайся!
— Не дай ему упасть!
Я перекинула оседающего Макса на Колосова, под тяжестью его тела Пашка присел. И тут я увидела, как светится в Пашкином кармане мой телефон.
— Отдай! — потребовала я. И как только Пашка достал мой мобильник, заорала: — Алло! Олег?
— Маша! Слава богу! Где ты?
Я шагнула, и мастерская закружилась вокруг меня. Почему так тихо? Все пошли на улицу. Веселье продолжается. Во дворе должны быть слышны голоса.
— Маша! — кричал Олег, и мне казалось, что я слышу его голос не через трубку, а из-за двери.
— Я здесь.
Мастерская пуста, свет лампочек отражается от зеркальных осколков, закатилась в угол поддетая мыском чьего-то ботинка жемчужная бусинка... Стол с полупустыми тарелками, как всегда после праздника похожий на разгромленный город... Поредевший строй бутылок на каминной полке... Синтезатор с наброшенным на него черным плащом... Голубая штора с прилипшей красной блесткой... На экране музыкального центра прыгает уровень басов... На полу валяется затоптанная газета, на фотографии Оксанка держит под уздцы коня, и лицо у нее растерянное... А ниже еще одна фотография. Мужчина, взгляд удивленный и одновременно испуганный. «Найден и обезврежен убийца, неделю державший в страхе весь город...» Это и есть маньяк? Мужчина на фотографии был испуган. «Я выдам за убийцу кого угодно», — вспомнила я слова Дэниэла.
Убийств больше не будет. В моем городе больше не должно быть убийств!
— Где здесь? — кричал в трубку Олег. — Ты дома? Будь дома! Никуда не уходи! Вообще не шевелись!
— Я дома, — прошептала я, отбрасывая газету.
Что-то в мастерской не так.
«Ожерелье порвалось — раз, зеркало разбилось — два... — считала я машинально. Пятница тринадцатое — три. Тринадцать гостей — четыре. Кто-то, кажется, был в черном. Точно! Лерка! Черные джинсы, черная блузка. Красивая такая, со сборкой на груди, со стоячим воротничком. Всего пять».
Мало.
— Ты меня слышишь?
Голос Олега был рядом. Я резко распахнула дверь.
— О! Маша!
Олег вовремя успел отпрыгнуть в сторону, чтобы не получить дверью в лоб. В руке у него был сотовый телефон.
«Я вернулась за ключами — шесть. Нет, это на Макса действовать не должно».
Олег держал в руке пакетик. Когда отскочил в сторону, из пакетика на пол посыпалось что-то белесое.
— Что вы здесь сыплете?
— Уходи! — Олег потянулся, пытаясь схватить меня за руку.
Здороваться через порог? Нет уж!
Меня пронзило током, словно все приметы разом навалились на меня, пытаясь уничтожить, сжечь, разорвать на части.
— Что случилось? Он ушел? — Борис легкой походкой мальчика вбежал в мастерскую. Его взгляд прошил меня насквозь. — Что вы тут стоите? Их трое на улице, Ирина одна не справится!
— Да, да, — заторопился Олег, — здесь уже все заблокировано. Внутри один. Маша, не стой! Ты что, забыла? Мы же с тобой говорили днем!
Их крики эхом отозвались в голове, я все никак не могла сбросить с себя наваждение. Смотрители? Здесь? Меня обманули? С Москвы все только началось! Эдгар, Катрин... Кому-то надо было, чтобы Смотрители оживились. Кто-то очень хотел, чтобы они появились в городе.
— О чем говорили? — Руки опустились. — Зачем вы приехали?
— Я предупреждал, что мы едем. Ты еще сказала, что будешь меня ждать, а сама потом к телефону перестала подходить.
— Быстрее! — махнул рукой Борис, направляясь к двери. — Мария, на улицу! Стой там! Пускай они на вас еще раз выйдут!
Я замотала головой.
-Нет.
Я снова убиваю Макса? Мой сон... Нет, он не мог сбыться. Любовь спасает. Она не может убивать.
— Ну же! — Олег вытряхнул содержимое пакетика на пол. Что это? Соль? — Здесь мы уже все сделали! Уходим!
Вспомнилось: тусклый свет фонаря, желтые заплатки на асфальте, Ирина перебегает тропинку и что-то бросает через левое плечо, что-то похожее на белый порошок или соль, за ней шагает черная тень... И сейчас Ирина со своим смертельным оружием ждет на улице!
Если Макс переступит порог...
— Зачем вы приехали?
Все так хорошо начиналось! У нас почти получилось. Макс, Грегор... Это мой город! Здесь больше никого не должны убивать!
— Маша!
Макс стоял у меня за спиной, держась за стену. Лицо у него было страшное, на лбу и на скулах проступили вены, губы тряслись, готовые вот-вот обнажить страшные клыки.
Он собрался драться.
Шаг...
Я наклонилась, рукой провела по порогу, смахивая соль — крошечные круглые крупинки были отчетливо видны. Это на тот случай, если мне не удастся остановить Макса.
— Как же так? — Олег с ужасом смотрел на происходящее. — Он воскрес?
— Уходите отсюда! — Я встала на пороге. — Здесь нельзя никого трогать!
— Маша!
Испуганное лицо Олега, яростное Бориса. Я захлопнула дверь. Повернула замок.
— Уйди! — прорычал Макс, кидаясь на меня.
Но я успела с разворота, со всей силы ударить
его по лицу. Ладонь неловко скользнула по щеке, руку пронзила резкая боль. Голова Макса от удара даже не дернулась, зато он остановился. Замер, тяжело покачиваясь на месте.
— Куда? — с воплем налетел на него сзади Пашка, обхватил за талию, попытался оттолкнуть от меня.
Макс не шелохнулся. Одним движением отшвырнул Колосова к столу.
— Через окно! — крикнула я в почерневшие глаза. — Через дверь нельзя!
Я орала, не чувствуя в себе ни капли уверенности. Мои слова ударялись о мраморный лоб Макса и ссыпались на пол. Он не слышал меня, не собирался делать так, как я его просила. Он хотел драться, не желая сдаваться без боя.
— Я убью его! — Макс отпихнул меня и снова пошел к выходу. Двигался он медленно. Очень медленно. Еще пару шагов и... — Пропусти!
— Маша! — ломились в дверь. — Открой!
— Пашка, окно!
Я подперла дверь стулом, на который еще совсем недавно гости складывали свои вещи. Пускай повозятся! Я пронеслась через мастерскую. Тяжелая гардина не желала поддаваться, материал выскальзывал из пальцев. Я повисла на шторе в надежде ее сорвать. Деревянный карниз спружинил мой рывок, и я чуть не свалилась на пол.
— Пашка! — позвала я, захлебываясь от собственного бессилия.
Макс был около двери. Он положил руку на стену и стоял, покачиваясь. Преодолеть последний метр у него не было сил. Но я знала: еще секунда, и из упрямства, из неистовства он заставит себя сдвинуться с места.
— Остановись! — взвыла я.
— Я должен, — простонал Макс. — Я не буду больше от них прятаться, дай мне до них добраться!
Бесполезно, все бесполезно. Не успею...
В бессильной ярости снова вцепилась в штору. Я ее сорву, чего бы мне это ни стоило! Сорву и вытащу отсюда Макса!
— Пашка, помоги... — Я шептала, уже без всякой надежды что-то сделать.
Дверь ходила ходуном, готовая слететь с петель.
Да срывайся же ты, проклятая занавеска! Ну почему все так вместе сошлось? Почему сегодня?
— Отойди! — Колосов отодвинул меня в сторону, подтянул стул, двумя руками ухватился за тяжелую спинку, приподнял его и запустил в непослушную штору.
Мне показалось, что я сама взлетела с тем стулом в попытке ему помочь.
Стекло обиженно крякнуло и осыпалось на улицу.
Мастерская словно насторожилась, ожидая, что будет дальше. Сдвинутый стол, упавшие тарелки. По полу прокатилась бутылка. Раздался возмущенный писк. Белка! Находчивая крыса не теряла время даром — сидела около стола и грызла кусок сыра.