А я смотрю на полковника Позднякова и вспоминаю, что после моего отъезда из Мюнхена немецкая полиция арестовала ударную группу советских агентов-уголовников, засланных из советской зоны Германии, которые должны были похитить трех человек: меня, полковника Позднякова и моего вице-президента Кронзаса, который тоже усердно уговаривал меня поехать на рыбалку типа: ночь, луна, ящик водки - и рядом советская граница. Но рыбка не клюнула.
Тогда послали в Мюнхен ударную группу, которую арестовала немецкая полиция. Захватили автомашину из советской зоны, пистолеты, специальные шприцы для усыпления. Дело было громкое и об этом официально сообщалось в газетах. Лисьи игры между КГБ и ЦРУ А посреди этой паутины, как паук, сидит мой комиссар Алёша, на котором висит старое дело о погибших НТСовских парашютистах. Но Алёше все как с гуся вода.
Все это было для меня слишком запутанно, слишком сложно и непонятно. И у меня был хороший урок: когда-то я столкнулся с советской властью в лице майора Еромы, который был парторгом, парторгом Правового, то есть юридического управления Советской Военной Администрации в Германии, и который украл у меня мотоцикл. Крупный партиец оказался вором. А я сдуру, да, сдуру /!!!/, по букве закона подал рапорт начальству. И наказали не вора-парторга, а меня - и отправили меня, как в ссылку, назад в советскую Россию! О, как я потом раскаивался за эту глупость. Подобный урок я получил и от американских воров в концлагере "Кэмп Кинг". Когда я случайно обозвал воров ворами, воры обиделись и арестовали меня во второй раз, а потом отвезли меня назад на советскую границу, где чуть было не выдали меня, политического беженца, советским властям. Поэтому в деле с моим комиссаром Алёшей, когда в третий раз складывалась подобная ситуация, спорить с властями мне не хотелось. Как говорится, пуганая ворона куста боится. Потому я и не рассказывал эту путаную историю с парашютистами профессору Вольфу.
После моего отъезда из Мюнхена в Америку в сентябре 1955 года в ЦОПЭ начались всякие пертурбации, в результате чего "Центральное объединение послевоенных эмигрантов" переименовали в "Центральное объединение политических эмигрантов". Журнал "Антикоммунист" на немецком языке, где я был главным редактором, закрыли, так как теперь никто из актива ЦОПЭ не знал немецкого языка. А вместо журнала "Свобода" теперь стал выходить раз в год литературный альманах "Мосты", чтобы подсовывать его советским туристам, артистам и КГБистам.
А дело в том, что "послевоенные эмигранты", то есть перебежчики, теперь вместо того чтобы "искать свободу на Западе", вдруг стали уходить с Запада назад в СССР. Майор Ронжин... Медвежатник, который дрессировал медведей в советском цирке... Лейтенант Овчинников... А ведь такое возвращение означало 10 лет концлагеря или расстрел.
Мне особенно жалко лейтенанта Овчинникова. Он честно работал в ЦОПЭ и на Радио "Свобода", а также писал свои мемуары. Но в этих мемуарах он отрицательно отзывается о евреях, с которыми ему пришлось иметь дело в СССР. Тогда его приглашает начальник мюнхенского отдела "Голоса Америки" Чарли Маламут, еврей, троцкист и переводчик книг Троцкого и говорит:
- Вы тут плохо пишете о евреях. Этого писать нельзя!
- Почему нельзя? - уперся Овчинников. - Ведь это правда!
- Это антисемитизм, - поучает Маламут. - Вычеркните это!
- Вы зазываете нас по вашему "Голосу Америки", чтобы мы приходили сюда и говорили здесь правду. А когда я пишу правду, вы говорите мне "нельзя".
Так они ни до чего и не договорились. После этого с Овчинниковым говорит Алёша Мильруд, который за кулисами командует ЦОПЭ. И опять Овчинников не сдается. Тогда Мильруд дружески советует:
- Знаете, за это вам могут и в Мюнхене голову открутить.
Конечно, это была пустая угроза, просто психологический нажим. Но после этого лейтенант Овчинников задумался. Он ушел из ЦОПЭ, потом работал на Радио "Свобода". Но и здесь сплошь все начальство из евреев. Хотя Овчинников был первоклассным пропагандистом, но, в конце концов, он не выдержал и говорит своим друзьям:
- Если мне здесь голову открутят, так пусть меня лучше свои расстреляют!
И он вернулся назад в СССР. Как обычно, сначала ему обещали, что "родина вас простила", а потом дали 10 лет концлагерей, которые он отсидел полностью.
Много лет спустя, в 2003 году, я получил из Москвы и прочел ту книгу, которую лейтенант Овчинников пытался писать в 1956 году и которую ему тогда написать не дали Маламут и Мильруд. Это книга И.В. Овчинникова "Исповедь кулацкого сына", издательство "Десница", Москва, 2000 г., 367 стр., тираж 3000. Читать эту книгу очень тяжело. Но это судьба миллионов раскулаченных крестьян и их детей.
А с Чарли Маламутом, начальником мюнхенского отдела "Голоса Америки", вскоре начало твориться что-то странное. Он вдруг начал менять себе квартиры и скрывать свой адрес и телефон ото всех сотрудников. Постепенно у него развилась тяжелая мания преследования, и его отправили на лечение в сумасшедший дом в Америке. Говорили, что столкновение между Маламутом и Овчинниковым из-за призрака антисемитизма было уже началом этой мании преследования. Сначала мания величия в форме троцкизма, а затем мания преследования в виде антисемитизма. Так или иначе, Маламут помер 13 июля 1965 года и из-за этих "13" пошли слухи, что он был масоном-сатанистом и нарочно повесился 13 числа, так как это чертова дюжина, и тогда он попадет в точности туда, куда ему нужно. Ведь мания величия и мания преследования это как родные сестры.
Подобная история произошла и в ЦОПЭ. Мильруд пристроил на работу в бухгалтерии ЦОПЭ пожилого эстонца по фамилии Ванагс. И вдруг этот Ванагс заболел не только манией преследования, но сразу и манией величия - и его пришлось отправить в сумасшедший дом в Мюнхене. И тут вспомнили, что Ванагс с улыбкой рассказывал сотрудникам, что в молодости он совокуплялся с ослицей и с отцом Алёши Мильруда, который был редактором газеты "Сегодня" в Риге. Поэтому Алёша и помогал ему на старости лет.
Чтобы фирма выглядела солидно, представителем ЦОПЭ в Вашингтоне сделали старого педераста Юрия Мейера, моего неудачного тестя. А представителем ЦОПЭ в Нью-Йорке сделали известную лесбиянку Нину Берберову, полуеврейку и полуармянку, которая позже прославилась тем, что написала книжку о масонстве в русской эмиграции, где с удовольствием оплевывала всех своих личных врагов. Поскольку редактор "Нового русского слова" отказывался печатать её глупую писанину, она в отместку привела даже членский номер его масонского билета.
Потом Алёша Мильруд перебрался из Мюнхена в Вашингтон. Говорят, что он сбежал из Мюнхена, так как следующий президент ЦОПЭ Миша Дзюба угрожал ему тем браунингом, который я подарил ему. И опять виноват был сумасшедший дом, в который попала жена Дзюбы Сюзанна, которую соблазнила в лесбиянство секретарша Мильруда Пия.
Перебравшись в Вашингтон, Мильруд принялся за свое старое дело - доить ЦРУ для своих фокусов в области пропаганды, чему он научился в свое время в гестапо. На этот раз Алёша выдумал "Международное литературное содружество", которое будет печатать советских диссидентов, тех непризнанных гениев, которых в СССР сажают в дурдома. Редколлегия состояла из двух человек: Глеба Струве и Бориса Филиппова. Глеб Струве был профессором русской литературы в Калифорнии, он будет служить для рекламы и маскировки, а всю работу будет делать Борис Филиппов, мелкий бумагомаратель, живущий в Вашингтоне.
Насчет Филиппова заглянем-ка в мою картотеку:
1. Коля Лясковский с "Голоса Америки" говорит /30.3.1958/, что Борис Филиппов жаловался ему, что кто-то написал на него донос, что он, Филиппов, совокуплялся с собакой. Поэтому его, Филиппова, якобы не взяли на работу в "Голос Америки".
2. "Когда я освободился в 1941 году из Ухтпечлага НКВД" /Б. Филиппов в "Новом русском слове" - 11. 3.79/. Значит, он сидел в концлагере. Но за что?
3. Ему помогли приехать в США Борис Николаевский и В.М. Зензинов /НРС -17.1.82/. Но это два больших масона. Минус.
4. Он всячески и многократно расхваливает поэта Николая Клюева, который был в молодости послушником в Соловецком монастыре, потом сектантом-хлыстом, бегуном-нетовцем /нет документов/, потом революционером-социалистом /за что сидел в 1905 г. в тюрьме/, в 1919 году был членом партии большевиков /вскоре исключен/. Он крутился с поэтами-декадентами и больше всего любил педераста Вердена, воспевал пол - в его отклонениях /Б. Филиппов в НРС - 21.10.84/. Клюев был педом и был ликвидирован в 1937 г. Минус.
5. В НРС - 11.1.86. Филиппов опять воспевает и оплакивает Клюева: "...Клюев в 1905 году "участвовал в революционной агитации среди крестьян... Поэт на собраниях крестьян и рабочих призывал к неплатежу податей, к уклонению от воинской повинности и прямо к свержению царской власти ". Минус!
6. В НРС-27.9.86 Филиппов расхваливает роман "Странствования и приключения Никодима старшего" А. Д. Скалдина /1885-1943/. Но это явный бред сумасшедшего. Скалдин умер в ссылке. В работе Филиппову помогает Леонид Натанович Чертков.
Судя по всему этому, Борис Филиппов в душе явный дегенерат. И на этот раз Алёша Мильруд взял себе то, что ему нужно.
Профессор Глеб Струве - это гусь покрупней, чем Филиппов. Это гусь марксистский и масонский. Родоначальник этого рода Петр Бернгардович Струве был изобретателем "легального марксизма", которого Ленин называл "услужливым дураком". Чтобы познакомиться с этим "услужливым дураком" поближе, я беру книжку А. Тырковой-Вильямс "На путях к свободе", Нью-Йорк, 1952. Автор в свое время была членом ЦК кадетов и депутатом Государственной Думы.
В то время нашумела книга М. Нордау о дегенерации, она вызывала споры. И вот в такой спор врывается марксист Петр Струве и вопит:
- Как нет вырождения? Да вы посмотрите на меня, на мои уши! /стр.40/
Затем описывается смерть марксистки Лиды Туган-Барановской: "Ей было 30 лет. Умерла она от злокачественной анемии. Ей страстно хотелось иметь детей. Она несколько раз была беременна и каждый раз, на восьмом месяце, выкидывала мертвого ребенка. Доктора её предупреждали, что ей нельзя быть беременной, что это опасно для ее жизни. Еще паз попыталась она стать матерью. Опять не доносила. Преждевременные роды вызвали острую анемию. Она умирала медленно..."/стр.44/