Тогда начинается всеобщая пьянка. Пьет не только Сережка, но и весь его погранотряд. Штаб отряда был в богатом доме с пианино. Ну и я, конечно, играла на пианино. Пьяный в дым Сережка говорит: "Я тоже могу играть на пианино!" И давай палить из своего маузера по клавишам пианино.
Затем Сережка со своим помощником устроили состязание в стрельбе по мишени. Прямо перед штабом. Они по очереди становятся раком, и второй стреляет по первому из маузера. Как писал Маяковский: "Ваше слово, товарищ маузер!". Слава богу, они были такие пьяные, что на ногах не стояли и никуда не попадали". Такие были забавы у тети Жени.
В конце концов, Сережку из пограничников выгнали как алкоголика. Но советская власть не забывала, что Сережка – матрос с исторического крейсера "Аврора", который стрелял по Зимнему дворцу, что это краса и гордость революции. Поэтому ему помогали. Когда-то он был рабочим-слесарем. Ну его и пристроили инструктором слесарного дела в знаменитую Бутырскую тюрьму, в мастерские, где работали заключенные.
С середины 20-х годов тетя Женя и Сережка жили в Москве, улица Мишина, №27, это около Петровского парка и стадиона "Динамо". Но периодически Сережка куда-то бесследно исчезал. Значит, начался очередной запой. Потом его собутыльники приносили героя революции – без памяти, в грязи и крови – и клали на порог тети Жени. И так до следующего запоя.
Несмотря на такую жизнь, у тети Жени было два сына. Тогда заядлые коммунисты вместо крестин устраивали "октябрины" и называли своих детей в честь новых коммунистических святых. Таким образом старшего сына тети Жени назвали в честь Карла Маркса – Карлом. А младшего сына "октябрили" в честь Владимира Ленина – Володькой.
Когда Карл Прудниченко вырос, он оказался глуп как пробка, и пошел работать простым рабочим на 1-й Московский часовой завод. Вскоре он был арестован за воровство на производстве и отправлен в колонию для малолетних преступников. В первые дни войны 1941 года тезка Карла Маркса был призван в армию и пропал без вести в боях за Москву.
Младший сын тети Жени – Володька, тезка товарища Ленина, в конце Второй мировой войны был лейтенантом Красной Армии. Где-то уже в Венгрии его солдаты нашли бочку спирта и, на радостях, распили ее. Но это оказался метиловый спирт, технический, отравленный. В результате несколько солдат умерло, несколько ослепло, а Володька попал под суд за то, что недосмотрел. После войны Владимир Сергеевич Прудниченко всю жизнь работал слесарем-водопроводчиком. У него были две дочки – Оля и Люся. В моем семейном альбоме есть их фотография в 1966 году в Киеве: сидят в купальных костюмах две миленькие девушки лет этак по 18-20. Сняты они вместе с сыном моего сводного брата Сергея Олевинского. Сыну Сергея на вид тоже лет 20, и выглядит он очень хорошо, прямо красавец. Последний известный мне в 1986 году адрес Людмилы Владимировны Прудниченко такой: Лосевская улица, №22, квартира №82, Москва, 129.347. Больше я ничего не знаю.
Сам герой революции в 1941 году попал на фронт, затем в окружение и плен. Но старый алкоголик оказался живуч: из плена он бежал и всю войну работал кочегаром в Одессе. После войны он вернулся домой и спокойно умер в своей постели. Последние годы тетя Женя работала ночным сторожем на каком-то заводике. Несмотря на свое буржуазное происхождение, бывшая воспитанница Института благородных девиц никогда не жаловалась ни на своего злосчастного мужа-алкоголика, ни на свою собачью жизнь, ни на чертову советскую власть.
* * *
Сегодня, в 2003 году, в России демократия-ворократия, и некоторые люди с тоской вспоминают былую советскую власть, времена Хрущева и Брежнева, когда им жилось лучше, чем теперь. Эти люди могут спросить меня:
– Григорий Петрович, скажите, а вам еще не надоело там, сидя в Америке, оплевывать нашу родную хорошую советскую власть?
Отвечаю: "Нет, нет и нет! Советская власть – это была преступная власть, которая стоила России более 60 миллионов человеческих жизней. И жизней не худших, а лучших. И чтобы в будущем не повторять ошибки прошлого, нужно напоминать эти ошибки, глупости и преступления советской власти.
А теперь посмотрим на боковые ветви моего семейного древа…
Возьмем моего дядю Веню, брата моей матери, Вениамина Никифоровича Попова, который был на 12 лет старше меня. Если я был, как говорили, ровесником Октябрьской революции, то есть 1918 года рождения, то дядя Веня был 1906 года рождения. В 1920 году первое, что сделала советская власть для дяди Вени, которому тогда было 14 лет, – это его выгнали из школы с волчьим билетом, то есть без права дальнейшей учебы. Как сына казачьего полковника, как классового врага. И 14-летний мальчик стал пролетарием.
Это, вместе со страшным голодом 21-го года, было частью политики "расказачивания", проводившейся советской властью. Когда дядя Веня немного подрос, не имея даже среднего образования, он пошел работать простым рабочим в "Артскладе". Это были какие-то ремонтные мастерские при "Артиллерийских складах". Получив первое жалование, он, на радостях, взял меня, мальчишку, в кино. Помню, шел американский боевик "Черный мустанг", а кинотеатр назывался "Патэ", что по-французски означает "пирожок", это еще с царских времен название.
И еще мне запомнилось, что дядя Веня невзначай спас меня от серьезного несчастного случая. Будучи мальчишкой, я нашел где-то на чердаке аккуратную деревянную коробку с иностранными надписями. А в коробке было с дюжину жестянок размером как банки для ваксы с припаянными по бокам ножками. Однажды вечером я решил посмотреть, что там внутри этих загадочных жестянок. Я взял одну из жестянок, положил на стол в кухне и нацелился ножом, чтобы проткнуть ее. Но буквально в этот момент в кухню вошел дядя Веня. Увидев жестянку в моих руках, он говорит:
– Э-э, осторожно! Это может взорваться…
– А что это такое? – спрашиваю я.
– Это петарда, взрывается, как ручная граната, – И он объясняет мне, что это оружие железнодорожных обходчиков. Если обходчик видит, что рельсы повреждены, он забегает вперед и ставит на рельсы петарду. Когда петарда взрывается, машинист тормозит и останавливает поезд.
Работая в "Артиллерийских складах", со всякими взрывчатыми веществами, дядя Веня знал то, чего, конечно, не знал я. Если бы он вошел в кухню на несколько секунд позже, очень возможно, что я остался бы без пальцев или без глаз. Конечно, никому я этого не рассказывал. То снаряд застрял у меня над головой – и не взорвался. То петарда была в руках, готовая к взрыву, – и, слава Богу, не взорвалась из-за дяди Вени. Как говорила моя бабка-полковница: "Ох, везет тебе!".
Спустя несколько лет рабочие ремонтировали фундамент нашего дома и нашли там одну из моих петард. Они тоже решили посмотреть, что там внутри этой жестянки и стукнули по ней молотком. Произошел взрыв, было много крови, и вызывали карету "скорой помощи".
Дядя Веня женился рано на простой и скромной девушке Тамаре, вскоре у них родился сын Гурий, а затем и дочка Манечка. Жили они недалеко от нашей семьи. Мы жили на ул. Московской, 45, а они – на ул. Московской, 28. Теперь дяде Вене нужно было кормить семью, и он устроился на работу посерьезней, он начал работать электросварщиком на единственном в Новочеркасске механическом заводе имени Никольского, где он и проработал всю жизнь, позже став мастером и начальником электросварочного цеха. Так из сына казачьего полковника сделали настоящего хорошего пролетария.
Когда в 1941 году началась война, дядю Веню сразу же призвали в армию, и всю войну он честно воевал простым солдатом, защищая Родину-мать, которая для него оказалась мачехой. Историю его сына, Гурия Вениаминовича Попова, я уже описал в главе "Казачья кровь". А про его дочку Манечку я просто ничего не знаю. Ведь когда я сбежал на Запад, я стал государственным преступником, и всякая связь с родственниками прервалась.
Следующим мужчиной в нашей семье был мой старший брат Сергей Александрович Олевинский, сводный брат, от первого брака моей матери. Но жили мы как родные братья. Сергей говорил, что его фамилия берет свое начало от минерала "олевин". Я проверял по энциклопедии, и действительно там есть минерал "олевин". До революции его отец был адвокатом, а после революции каким-то счетоводом в Ставрополе.
Сергей был на 6 лет старше меня, то есть 1912 года рождения. Он окончил среднюю школу в 1930 году и хотел поступить в наш Новочеркасский индустриальный институт, который был тут же, рядом. Но не тут-то было! В то время советская власть называла себя рабоче-крестьянской властью, и посему к высшему образованию допускали только детей рабочих и крестьян. В то время к власти уже пришел дорогой товарищ Сталин, и начались всеобщая коллективизация и индустриализация. В общем, в институте моему Сергею говорят:
– Если вы не сын рабочих и крестьян, то идите и зарабатывайте "рабочий стаж" собственным горбом. Только три годика. И тогда приходите к нам.
Сначала Сергей работал грузчиком, грузил арбузы на баржи. Потом он устроился коллектором в геолого-разведочной экспедиции на Кавказе, собирал там всякие камушки. Эта работа ему так понравилась, что он решил стать геологоразведчиком. С Кавказа Сергей привез настоящий кавказский кинжал, красивую шкуру горного козла и кизиловую дубинку, где дерево такое тяжелое, что тонет в воде. Все это он подарил мне.
Проработав три года в качестве рабочего, искупив свои грехи перед советской властью, в 1933 году Сергей поступил на горный факультет нашего Индустриального института. За последующие 5 лет учебы его еще несколько раз выгоняли из института как классово неполноценного, но потом он с трудом восстанавливался. Поэтому я очень удивился, когда в 1938 году Сергей окончил наш институт с "красным дипломом", или дипломом 1-го класса, что означает "отличные" отметки по всем предметам за все 5 лет. Вот вам и классово неполноценный, который оказался лучше других?! И здесь гене