тика оказалась сильнее марксизма.
Кроме того, на груди Сергея болтался маленький спортивный значок ГТО-2, то есть "Готов к труду и обороне" 2-й степени, получить который было довольно трудно. Бег на 5 километров в определенное время. Пробег на лыжах в 40 километров с полной военной выкладкой тоже в определенное время. И всякое другое. Такой значок имели только хорошие спортсмены. Я, например, имел только значок ГТО-1, который давали всем, и обычный "синий диплом", который тоже давали всем. Будучи старшим братом, Сергей таскал в дом всякие интересные книги, которые я с удовольствием читал.
Став горным инженером и отработав 3 года в шахтах, в 1941 году Сергей работал заведующим учебной частью в каком-то мореходном училище в Керчи. Поэтому, когда началась война, его взяли во флот, в морскую пехоту. Так он прошел всю оборону Одессы, где были серьезные бои. Затем их морем эвакуировали в Севастополь. Таким образом, Сергей пережил всю оборону Севастополя, был тяжело ранен и эвакуирован самолетом на Большую землю. Кажется, он дослужился до какого-то офицерского чина.
Как было принято в те времена, Сергей женился сразу же по окончании института. Его жену звали Ниной. И сразу же у них родилась дочка Светлана. После войны у них родился еще сын, которого я видел только на фотографии, но имени которого я не знаю. После войны Сергей жил в Киеве.
Интересно то, что я использовал Сергея в качестве прототипа для главного действующего лица в моем романе "Князь мира сего" Максима Руднева, который стал большим чертом в ГПУ – НКВД – КГБ и красным кардиналом Сталина. Юношеские годы двух братьев Рудневых списаны в точности с нашей жизни с Сергеем. И драка из-за собачьей плетки была. И ружье-фроловка стреляло. И стрельба из маузера была. И немецкая овчарка Рекс, которую переехала машина, тоже была. В результате немножко придурковатый Сережка Генебарт, почитав "Князя", говорит мне с упреком:
– Твой брат-кагэбэшник расстреливал моего отца…
– Сережка, ведь там написано, что это роман, то есть выдумка, фантазия.
Но Сережка не верит и настаивает на своем. Однако даже такой серьезный читатель, как ЦРУ, тоже заинтересовалось моим братом: целых полтора года проверяли, платили мне деньги, только чтобы, в конце концов, спросить:
– Мистер Климов, а скажите, кем был ваш брат? На это я ответил им так:
– Знаете, мы, бывшие советские люди, не любим говорить о наших родственниках, оставшихся в СССР.
ЦРУ США также ошибалось, как те голуби, которые клевали виноград на картине художника. Я думаю, что моему Сергею было бы очень приятно, если бы он знал, что он попал в литературные герои и наделал такого переполоху в американском ЦРУ. А на самом деле он был просто скромным горным инженером, и никаким не большим чертом в КГБ. Слава Богу, в нашей семье ничего такого не было. Если не считать матроса с крейсера "Аврора", красу и гордость революции.
* * *
Теперь посмотрим, как работают американская разведка и контрразведка, ЦРУ и ФБР.
Однажды, когда я еще жил на Риверсайде, мне позвонили из ФБР и пригласили зайти к ним. Мне было любопытно заглянуть в берлогу Федерального уголовного розыска и одновременно контрразведки. Главная квартира нью-йоркского отдела ФБР тогда помещалась в шестиэтажном здании на углу 3-й авеню и 69-й улицы. Меня встречают два агента в полупустой комнате с серыми стенками. Один из них кладет на стол фотографию, снятую телеобъективом: какой-то дядя выходит из какой-то двери на улицу, но фотография паршивая, размытая, снятая издалека, и спрашивает:
– Мистер Климов, вы этого человека знаете?
– Во-первых, фотография плохая и ничего здесь не поймешь. Во-вторых, я этого человека не знаю.
Следующий вопрос мне не понравился:
– Вы учились в специальном институте иностранных языков?
– Какой такой "специальный"? Это такой же армейский институт иностранных языков, как ваш языковой институт в Монтерее, в Калифорнии.
– Но люди, которые окончили ваш институт в Москве, теперь работают в советских посольствах по всему миру – и они нас интересуют. Можете вы назвать нам тех людей, кто учился вместе с вами?
– На этот вопрос я отвечу вам с величайшим удовольствием… Во-первых, в Москве я учился в 1944 году, а сегодня у нас 1957 год, то есть с того времени прошло 13 лет – и, естественно, что я никого и ничего не помню. Но это не самое главное. А самое главное в том, что сейчас у меня нет никакого желания помогать вам…
Я нахально развалился на стуле и поучительно говорю:
– Я сбежал на Запад в 1947 году как политический беженец. Знаете, как американцы меня встретили? Посадили в одиночку в знаменитый концлагерь "Кэмп Кинг", главная квартира американской контрразведки в Европе.
И держали там 6 месяцев, ничего не говоря. Вот тогда они должны были бы спрашивать то, что вы спрашиваете сегодня, через 13 лет. Но это их не интересовало. Их интересовало другое. Угадайте, сэр, что их интересовало?
Я выжидающе посмотрел на агентов ФБР, но они молчали.
– Ваши собратья обокрали меня с ног до головы. Они конфисковали, или украли, у меня удостоверение личности, что я ведущий инженер управления промышленности Советской военной администрации, пропуск через границу СССР на специальной денежной бумаге и диплом инженера. Но это означает для меня большие потери в профессиональной жизни. Кроме того, они украли у меня 20.000 немецких марок и 5.000 советских рублей, новеньких, хрустящих, прямо из Госбанка, за выслугу лет в Красной Армии. Все это происходило под звуки американского гимна, который играли каждое утро, под развевающимся американским флагом. Каждый раз, когда я слышу американский гимн, я автоматически вспоминаю концлагерь "Кэмп Кинг".
– Вы пригласили меня сюда, в ФБР, в результате доноса. И я прекрасно знаю доносчика – это Владимир Юрасов-Рудольф-Синельников. Он хвастается, что в СССР он сидел в концлагере за политику, за анекдот против Сталина. Знаете, что это за анекдот?
Я еще раз посмотрел на агентов ФБР и улыбнулся:
– Он сидел в концлагере за педерастию. Больше того – как гомосексуальная проститутка. А у таких людей своеобразная психология: в советском концлагере он был "стукачом", доносчиком, фискалом. А в США он работает на Радио "Свобода" и занимается доносами на всех и вся, в ФБР и ЦРУ, хочет выслужиться. Вот так он и на меня донес из-за этого Московского института иностранных языков. Кстати, этот институт я подробно описал в моей книжке "Берлинский Кремль". Так что ничего секретного здесь нет. Это дело пустое.
– Но чтобы вам как-то помочь, я хочу предложить вам одно интересное дело. Об этом писали в газетах: этак в 1952-1953 годах ЦРУ засылало в СССР три группы агентов, которых сбрасывали на парашютах с американских самолетов. Но все они садились прямо на штыки энкавэдистов. И это было явное предательство. Тогда я жил и работал в Мюнхене, и все это происходило вокруг меня. Но дело это страшно запутанное. Могу сказать только одно: ключом к этому предательству является гомосексуальность. И это дело не раскрыто по сей день. Тут вам мог бы помочь Владимир Юрасов-Рудольф-Синельников, гомосексуальная проститутка. Так или иначе, он знает всех участников этого дела. Нужно только на него хорошенько нажать. Итак, желаю успеха…
И еще одна мелочь. Я иммигрировал в Америку по специальной визе, которую дают только особо заслуженным агентам ЦРУ. При этом я проходил проверку на последнем американском изобретении – детекторе лжи. Проверял доктор-психолог, капитан американской армии, свободно говорящий по-русски. Было только два существенных вопроса: не шпион ли я и не педераст ли я? Потом я спрашиваю симпатичного доктора: "Ну, что говорит ваша машинка?". Доктор говорит: "Машинка показывает, что у вас очень хорошие нервы".
Зачем я это вам рассказываю? Джентльмены, один из вас сидит напротив меня, а второй сидит сбоку и наблюдает за моими реакциями: нервничаю ли я, дрожат ли у меня губы или руки, не буду ли я заикаться? Вот я и хочу вам помочь: на таких дешевых фокусах вы меня не поймаете.
В феврале 1958 года у меня раздался телефонный звонок:
– Мистер Климов, вас беспокоит профессор Лоренц Хинкле из Корнеллского проекта при Медицинском центре Корнеллского университета. Мы читали вашу книгу "Берлинский Кремль" и считаем вас лучшим советским психологом на Западе. Мы же сейчас анализируем группу венгерских беженцев, принимавших участие в Венгерском восстании 1956 года, и мы хотели бы пригласить вас поработать с нами, как консультанта с советской стороны. Можем ли мы встретиться завтра?
Так я попал в Корнеллский проект. Конечно, я не верил ни одному слову профессора Хинкле. Просто это опять зашевелились мои бывшие друзья из ЦРУ, которые всегда маскируются. Если агенты ФБР честно признаются, кто они такие, агенты ЦРУ скорее откусят себе язык, но не скажут, что они из ЦРУ.
Каждый раз, когда в ЦРУ какой-нибудь скандал, провал или предательство, вроде полузабытой истории с энтээсовскими парашютистами, в Конгрессе устраивают очередную порку ЦРУ, и по Вашингтону продают насмешливые нагрудные значки с надписью: "ЦРУ – наша работа такая секретная, что даже мы сами не знаем, что мы делаем!".
Если вы становитесь штатным агентом ЦРУ и подписываете соответствующий контракт, там значится, что вы являетесь агентом Правительства Соединенных Штатов Америки, а ЦРУ там вообще не упоминается. Этот контракт, с цветными полосами, означающими сверхсекретность, вы подписываете в 6 (шести!) экземплярах, но ни одного экземпляра вам на руки не дают – и ничего вы потом не докажете. И эта сверхсекретность частенько вредит работе ЦРУ.
У ЦРУ есть прекрасная штаб-квартира в окрестностях Вашингтона, но между собой агенты ЦРУ встречаются в ресторанах, кофейнях или фойе гостиниц. Гарвардский проект маскировался за Военно-воздушными силами. А что маскируется за новым Корнеллским проектом?