Я же, во-первых, обязательно хотел русскую невесту. А во-вторых, мне тогда, летом 1954 года, было уже 35 лет, и я немного нервничал насчет русской невесты. А тут вдруг Наташа Мейер, которой тогда было 22 года, начинает со мной флиртовать. Раньше только фыркала, а теперь сменила гнев на милость. Говорят же, что девичья душа как ветер в мае.
В результате я, не подозревая, что Наташа лесбиянка и все это лесбийские игры, сделал ей предложение, которое она приняла. Затем, как полагается жениху и невесте, обнимались и целовались. Далеко не все знают, что среди проституток полным полно лесбиянок. Почитайте-ка "Яму" Куприна и соответствующую статистику. Но всего этого я тогда не знал. А Наташа все прекрасно знала.
Хотя внешне Наташа выглядела очень соблазнительно, особенно на пляже, полуголая, но внутренне, в душе, она была лесбиянкой активного, мужского, типа, что частенько связано с садизмом. Поэтому красотка Наташа была не только лесбиянкой, но еще и садисткой. Хотя на лбу у нее это не написано, но это чувствовалось. Даже родной отец при мне несколько раз называл ее "мерзавкой". Но сам я понял это слишком поздно. Ведь я знал эту семью в Мюнхене в течение 5 лет.
Будучи садисткой, моя невеста так меня запутала, что из-за нее я потерял хорошую работу, продал с большими потерями меблированную квартиру и автомашину, и оказался в Америке, как рыба на песке. А потом началась чертовщина. Тогда в Америке свирепствовал маккартизм, и по букве закона лесбиянку Наташу должны были бы выгнать с "Голоса Америки" и вообще депортировать. Но все получалось наоборот.
Начальник "Голоса Америки" Бармин резко встал на сторону Наташи. А потом выясняется, что и Бармин какой-то ненормальный: встретив молодую вдову старого еврея, он делает ей предложение фиктивного брака, потом эта фиктивная жена при родах умирает. В конце концов Бармин завершает свою карьеру в сумасшедшем доме, а Наташа, мужик в юбке, садится на его место и становится начальником русского отдела "Голоса Америки". Вот сюда бы профессора Вольфа с его сумасшедшим домом. Но тогда я молчал.
Или возьмем моего комиссара Алешу Мильруда. С одной стороны, он талантливый организатор. А с другой стороны, он психопат, который разрушает то, что он сам построил. Он выжал из американцев финансирование и создал хороший сатирический журнал "Сатирикон", где я был членом редколлегии. Но все держалось на одном человеке – очень талантливом карикатуристе Николае Менчукове, он же Олин, Ирколин и т.д., которого Алеша выкопал где-то в лагере ди-пи. Это был полуеврей и полный алкоголик, с которым я много самогона перепил. Наш "Сатирикон" процветал и шел, как пропаганда, в советскую зону Германии. Но потом еврей Алеша из-за какой-то чепухи, из-за денег, повздорил с полуевреем Менчуковым, который в результате ушел в запой, и наш "Сатирикон" закрылся. Кстати, бедный Колька, как многие талантливые люди, умер в сумасшедшем доме в Хааре около Мюнхена.
Когда "Сатирикон" закрылся, Алеша Мильруд выдумал новый фокус, как доить американцев, то есть ЦРУ: "Центральное объединение послевоенных эмигрантов из СССР", ЦОПЭ, где я стал президентом и главным редактором нашего журнала "Свобода", а затем и журнала на немецком языке "Антикоммунист". Мы шумели на всю Германию, и все шло прекрасно. Но потом история с Алешей повторяется. Он из-за совершенной чепухи повздорил со мной – и я ушел в неоплачиваемый отпуск. Чтобы оправдаться перед Вашингтоном, Алеша начал фантазировать и запутался во лжи. В результате я нежданно-негаданно оказался в Америке, и платить мне теперь будут в долларах.
– А какое у меня будет жалование? – спрашиваю я Алешу.
– Это ты договоришься в Вашингтоне, – отвечает мой комиссар.
Я спрашиваю в Мюнхене у знакомых американцев, на что я могу рассчитывать.
– Шестьсот долларов, – отвечают американцы.
Позже, когда в Вашингтоне дело дошло до подписания контракта и жалования, как принято в Америке, меня спрашивают:
– А сколько вы хотите?
– Шестьсот долларов, – отвечаю я.
Дядя из ЦРУ слегка перекривился, но возражать не стал.
В Мюнхене Славик Печаткин был гомосексуальным партнером Алеши Мильруда, делопроизводителем и также кассиром всего того шалмана, который создал Алеша и который внешне назывался ЦОПЭ, где я был президентом. Так вот, в Мюнхене кассир Славик улыбается и говорит мне:
– Знаешь, теперь ты получаешь больше Алеши…
И вместе с тем Алеша был моим непосредственным начальником! А у меня теперь жалование больше, чем у него. Для Алеши это, конечно, нож в сердце. Но все это в результате Алешиных фокусов и комбинаций. Теперь Алеша не знает, как бы от меня избавиться. И здесь на помощь ему приходит Наташа Мейер.
Алеша – опытный педераст и профессиональный разведчик, поэтому он знает всех своих собратьев в Мюнхене, в том числе и Юрия Мейера, и его соблазнительную дочку, которая теперь стала моей невестой и в которую я теперь серьезно влюблен. Для меня женитьба и брак – это самое важное решение в жизни. Для моей невесты – это просто грязная игра, временная маскировка. А для Алеши – возможность от меня избавиться. Он знает, что Наташа – это улыбающаяся гадюка и кончится все это плохо. Но для меня все это выяснилось значительно позже. И не буду я рассказывать все это профессору Вольфу, директору сумасшедшего дома.
Дело было слишком сложное и запутанное. Для примера таких невероятно запутанных ситуаций приведу историю Миши Дзюбы, который был моим вице-президентом, а после моего отъезда в Америку стал президентом ЦОПЭ…
Когда-то давным-давно, в 1950 году, когда Алеша только начинал свою карьеру в американской военной разведке Джи-2 на Галилей-платц, №2, Алеша взял себе немку-секретаршу Пию. И здесь заработали законы тайного мира гомосексуалистов: педераст Алеша взял в секретарши лесбиянку. Хотя внешне Пия выглядела как сверхженщина, но в действительности она лесбиянила со своей подругой Френсис Занд, которая была также нимфоманкой и спала со всеми мужчинами, кому только не лень, в том числе и со мной.
Затем Алешина секретарша Пия, хотя и лесбиянка, вышла замуж за Федора Арнольда, представителя ЦОПЭ в Берлине, и родила ему дочку Таню. Пока Федор представлял ЦОПЭ в Берлине, его жена Пия Арнольд продолжала лесбиянить в Мюнхене и таким образом соблазнила Сюзанну, жену Миши Дзюбы. В результате Сюзанна запсиховала, стала угрожать мужу разводом, потом сделала попытку самоубийства и, в конце концов, попала в сумасшедший дом, где она сидела 3 или 4 месяца. А Пия Арнольд бросила мужа, взяла дочку Таню и уехала в Голливуд, где вышла замуж за какого-то киношного еврея и даже сделала себе карьеру в американском кино. А Федора Арнольда от всего этого разбил паралич, он катался в кресле с колесиками и работал на радио "Немецкая волна".
Когда я уезжал в Америку, я подарил Мише Дзюбе мой браунинг. Но, вместо того чтобы отстреливаться от советских агентов, Миша стал угрожать этим браунингом Алеше Мильруду. Поэтому решили отправить Мишу в Америку, где членом ЦОПЭ и представителем ЦОПЭ в США был Владимир Юрасов-Рудольф-Синельников, который теперь оперировал на Радио "Свобода" как подполковник Панин. Володьку попросили, чтобы он помог Дзюбе на первых порах в Америке. Володька встретил Дзюбу, расспрашивал его обо всем, что только возможно, дружески выпивал с ним, а потом донес на него в ФБР, что у Дзюбы беспорядок с фамилией, что раньше он был не Дзюба, а Щеглов или Крылов, в общем, какая-то птичья фамилия.
У Володьки Юрасова заговорила душа проститутки, хотя и педерастичной проститутки. Он был стукачом в советском концлагере, и в Америке он тоже стучал на всех и вся. Из-за путаницы с фамилией Дзюбу начали таскать в ФБР. Тогда Дзюба обратился за помощью к Володьке Юрасову. И тут Володька выкинул такое сальто-мортале: сначала он донес в ФБР на меня, а теперь он сказал Дзюбе, что в ФБР на Дзюбу донес Климов. Обычный трюк уголовников. От такой помощи бедный Дзюба окончательно запутался, а тут еще дома сидит полусумасшедшая жена Сюзанна с 10-летней дочкой. В результате Дзюба плюнул на всю эту политику-малитику с ЦОПЭ, ЦРУ и ФБР, он уехал подальше от Нью-Йорка, в штат Нью-Джерси, и стал маляром, стал красить дома.
Конечно, как говорят психиатры, это случай клинический. Но не буду же я рассказывать это профессору Вольфу. Это слишком сложно даже для директора сумасшедшего дома.
В связи с делом Пии Арнольд, которая соблазняла в лесбиянство жен других сотрудников ЦОПЭ, здесь следует сделать важное напоминание. Когда доходит до развода мужа с женой, обычно говорят о "втором мужчине", как в знаменитой "Анне Карениной" графа Толстого. И, как правило, никому и в голову не придет, что здесь замешана вторая женщина, хотя в жизни это встречается довольно часто. Вспомните 47% замужних женщин доктора Виттельса, которые, так или иначе, в латентной, открытой или подавленной форме, знакомы с гомосексуальностью.
А если кому-то этого мало, то я напомню еще Папу Римского Льва XIII, который в 1884 году выпустил энциклику, то есть письмо к миру, где прямо говорит, что половина людей живет под Богом, а вторая половина – под сатаной. Но об этом же говорит и статистика доктора Виттельса. Знаете, раньше была мистика, а теперь статистика.
Посмотрим на мою личную коллекцию женщин такого типа. За примерами мне далеко ходить не надо. Такой была моя собственная жена Киса. Правда, она была подавленной лесбиянкой пассивного типа, как жена Дзюбы. А соблазнила и "испортила" мою Кису наша хорошая знакомая Лиля Кудашева, фальшивая баронесса и настоящая бандерша. Потом Киса жила вместе с лесбиянкой Леночкой Мильчиной, которая работала резиновым членом. Затем Киса путалась с похожей на корову лесбиянкой Валей Ивановой-Мушинской-Коваленко, бесплодной дурой, которая в ярости звонила мне и угрожала, что она оторвет мне х… и я… Все это когда-то были наши хорошие знакомые, и все замужем. Только с мужьями у них что-то не клеилось.
Младшая сестра моей Кисы, Милка, моя свояченица, не отставала от своей старшей сестры. Милка, после грязного развода с мужем, занялась тем, что соблазняла в лесбиянство других жен наших общих знакомых – миленькую Ольгу Буш, которую мне очень жалко, и Нинку Ренко. Но эта Нинка такая пройдоха, что жалеть можно только ее мужа Жоржа. Здесь надо заметить, что все это происходит в семьях. Поэтому в доброе старое время Инквизиция жгла ведьм целыми семьями. И товарищ Сталин не отставал от Инквизиции: во время Великой Чистки, в 1935-1938 годах, когда уничтожали троцкистов