Итак, Славик – недоволен. Кристина – тоже, причём она снова лезет ко мне в постель, приговаривая:
– Что ты подсунул мне этого импотента? Теперь давай, сам заменяй мне мужа!
И комиссар Алеша тоже на меня дуется, что я оженил его миньона. Так вот и делай людям добрые дела – в результате одни неприятности.
Но вот что интересно – Славик рассказал мне, что Кристина, оказывается, еврейка. От меня она это тщательно скрывала. То говорила мне, что она чешка, то француженка, то американка, а оказалась – безродная космополитка.
* * *
Все это, конечно, чепуха, житейские мелочи. Но дело в том, что Алеша и Славик были штатными агентами ЦРУ, а педерастам, по закону, тогда категорически запрещалось работать в разведке, так как их легко может шантажировать и перевербовывать КГБ.
Вот тут то и начинается второе звено цепи – дело засыпавшихся НТС-овских парашютистов. В начале 50-х годов под эгидой НТС в СССР было заброшено несколько групп парашютистов. Все они приземлились прямехонько на штыки поджидавших их энкаведистов. Значит КГБ знал о месте и времени их высадки. Знал заранее, т.е. это было явное предательство. А к этим парашютистам довольно близкое отношение имел мой комиссар Алеша, который тогда работал в армейской разведке Джи-2 на Галилеиплац. Это Алеша пристроил на вербовку и на тренировку засыпавшихся парашютистов двух своих агентов – Игоря Кронзаса и Богдана Русакова, которые для этой роли никак не подходили, но Алеша им как-то странно покровительствовал.
Когда с треском засыпалась третья группа НТСовских парашютистов, то в прессе, включая советскую, поднялся дикий шум, и тогда, по приказу из Вашингтона, весь этот спецпроект закрыли. Богдана Русакова в 24 часа посадили в военный самолет и, в обход всех эмиграционных законов, под чужим именем, отправили прямиком в Вашингтон. А Игоря Кронзаса – выгнали на улицу. Оба они были под подозрением, но прямых доказательств не было. Да если бы они даже и были, то судить их всё равно было нельзя. Это означало бы официальное подтверждение того, в чем обвиняла американцев советская пресса.
Я знал всех этих людей целых пять лет и замечал тогда много странных вещей. Но только теперь я начинаю понимать, в чём там было дело и по кускам складываю загадочную картинку происходивших событий. Теперь я ясно вижу, что Алеша был педерастом. И оба его протеже тоже были с проблемами – оба они оказались двуполыми сучками. Именно таких двуполых проституток и посылает советская разведка на Запад для шантажа и вербовки.
* * *
Теперь давайте поговорим о третьем звене этой загадочной цепи. Сразу же после инцидента со Славиком я почувствовал, что мной всерьез заинтересовалась советская разведка. До этого четыре года они только ругали меня в прессе, а теперь вдруг всерьёз забеспокоились. Словно я им вдруг стал чем-то угрожать.
Однажды в мой служебный кабинет зашли Игорь Кронзас и полковник Поздняков из СБОНР'а.
После засыпавшихся парашютистов Кронзас бесцельно слонялся по улицам и пьянствовал. Алеша, якобы из жалости, попросил меня тогда взять его на работу в ЦОПЭ. Но зная, что Кронзас алкоголик, бездельник и сукин сын, я категорически отказался. На что мой комиссар Алеша, не моргнув глазом, заявил – это приказ Вашингтона, и мне пришлось согласиться. Но отношения у меня с Кронзасом оставались прохладными.
А полковник Поздняков попал в черный список. Ему была запрещена любая работа у американцев, но мой комиссар Алеша и его подкармливал, тоже якобы из жалости. Принимал его статьи в наш журнал "Свобода". Но и в статьях и в платежной ведомости Поздняков расписывался не своим именем, а псевдонимом. С ним у меня вообще знакомство было шапочное и даже менее того.
Теперь же Кронзас и Поздняков вдруг начинают уговаривать меня поехать с ними на рыбалку.
– Не люблю я рыбалку, да у меня и удочек нет – говорю я им.
– Ничего, мы достанем вам удочки, – заискивающе улыбается полковник Поздняков. – У меня там знакомая баронесса, а у нее целый замок и собственное озеро. Будем ловить рыбку ночью, а потом уху на костре варить. При луне. И ящик водки с собой возьмем.
– А где это озеро? – спрашиваю я.
Полковник Поздняков называет место. Я смотрю на карту Германии, которая висит у меня на стене, и вижу, что это довольно далеко от Мюнхена, но очень близко к границе советской зоны.
Х-м, думаю, ночь, луна, ящик водки – а рядом советская граница. И чего это я буду пить водку со всякими сволочами? Я с ними и в Мюнхене водку не пил, а тут, здрасьте, поеду на советскую границу.
Нет, – говорю я им. – Меня это не интересует.
Оба рыболова переглядываются и продолжают упорно меня уговаривать, да так усердствуют. И зачем это я им понадобился? Странно…
В конце концов я отрицательно качаю головой и заканчиваю наш разговор:
– Нет. Не поеду. Кроме того, сейчас слишком холодно для рыбной ловли.
Через несколько дней Кронзас и полковник Поздняков опять появляются в моем кабинете. И опять назойливо уговаривают меня поехать с ними на рыбалку. Эта назойливость выглядит уже просто странно. Словно им очень и очень нужно, чтобы я поехал с ними пить водку. Ночью. На советской границе.
Причём, я точно знаю, что у обоих нет ни гроша за душой. Так откуда же они взяли ящик водки? К тому же Кронзас прекрасно знает, что я его терпеть не могу. Поздняков для меня вообще чужой человек. А они в два голоса продолжают меня уговаривать:
– Григорий Петрович, так поехали с нами ловить рыбку!
– Спасибо за приглашение, но я лучше поеду ловить девочек. Это мне ближе, проще, да и приятнее – так закончил я с ними этот разговор.
Сказано, сделано. Вечерком выпил я для настроения стаканчик французского коньяка из того ящика, что притащил Славик, сел в свой "Фольксваген" и поехал искать барышень. Заезжаю в один уютный ресторанчик, где вино, танцы и приличные девочки, которые ищут себе женихов.
Внимательно оглядываюсь, как охотник в лесу. Ага, вон за столиком сидят две немочки без кавалеров. Значит тоже вышли на охоту. Одна из них очень хорошенькая. На ловца и зверь бежит.
Заметив мой взгляд, хорошенькая немочка тоже смотрит на меня и глаз не отводит. Я подхожу, приглашаю ее на танец, но она, почему-то, отрицательно качает мне головой. При этом продолжает улыбаться, словно хорошо меня знает. Затем, с той же странной улыбкой, она мне очень спокойно говорит:
– Знаете, в вашем положении лучше не приставать к незнакомым дамам.
– А откуда вы знаете мое положение?– озадаченно говорю я и сажусь рядом с нею.
– Да вот, знаю…– продолжает загадочно улыбаться мне незнакомка.
Вблизи она выглядит еще лучше, чем издали. Не только личико, но и фигурка у неё просто очаровательны. Очень хорошо одета. Короче – девочка первый сорт. Даже не девочка, а настоящая молодая холёная дама.
– Хорошо, если вы знаете мое положение, то скажите тогда как меня зовут, – шучу я.
Незнакомка спокойно называет мое имя.
– А, может быть, вы и мой адрес знаете?
– Да, знаю… Лориштрассе, 22.
Что за черт? Я ее не знаю, а она меня знает. И адрес мой тоже знает!? Может быть, я когда-то возил ее к себе и потом забыл, по пьянке? У меня такое бывало. Правда, я забывал только имена, но не лица. Да и такую хорошенькую не забудешь. Нет, определенно я вижу ее в первый раз.
– Ну, раз вы даже мой адрес знаете, – говорю я, – так поехали сразу ко мне.
– Нет, – укоризненно качает головой незнакомка. – И рекомендую вам быть поосторожнее.
– А в чем дело?
– Если я поеду к вам, то вам будет плохо…
– Почему?
– Если я скажу вам почему, то будет плохо мне, – уже без улыбки говорит незнакомка. – До свиданья… И перемените ваш охотничий маршрут.
Не понятно, кто за кем здесь охотится. Взял я тогда ее тёплую ручку, галантно поцеловал и покинул это странное место.
Тогда я не придал этому особого значения. У меня были случаи и похуже. Ведь я находился на переднем крае психологической войны, в самых так сказать окопах. А на войне как на войне…
Но теперь этот эпизод выглядел уже немножко иначе. Советская разведка, похоже, начала охотиться за мной сразу же после инцидента со Славиком. Но почему?
* * *
А вот еще один загадочный случай. Моим заместителем на посту председателя ЦОПЭ был Миша Дзюба. У него была жена-немка Сюзанна. Так вот, эта Сюзанна ни с того ни с сего вдруг попыталась кончить жизнь самоубийством и ее засунули в сумасшедший дом.
Оттуда Сюзанна стала вызванивать мне. Прямо из сумасшедшего дома. Звонила она на мой служебный телефон, угрожая, что с Мишей она разведется и всем нам покажет, где раки зимуют. В общем, сумасшедшая баба…
Просидела она в дурке четыре месяца. Подкрутили ей там гайки в голове и выпустили на свободу. Вскоре к ней приехала в гости мать, немка из советской зоны. Вообще-то советские власти таким пропуска обычно не дают. Но ей почему-то дали. Хотя власти прекрасно знали, что мать едет к дочке, сбежавшей на Запад с советским офицером Мишей Дзюбой, который теперь работает в ЦОПЭ, то есть в эмигрантской антисоветской организации.
Тут Миша уехал на несколько дней в командировку, а вечером у меня на квартире раздался звонок в дверь. Открываю – на пороге стоит Сюзанна в роскошной меховой шубке.
– Что случилось? – спросил я её.
– Я пришла. К тебе.
– Вижу. А зачем?
– Поговорить нужно. По важному делу.
Она вошла в квартиру и стала расхаживать, не снимая манто. Обычно она ходит в старой поддевке, а тут вдруг у неё такая роскошная шуба.
– Откуда у тебя это? – спрашиваю я её.
– Мама привезла – с вызовом отвечает она мне. Нравится? – и тут она поворачивается, как модель, распахивает шубку и я вижу, что она… совершенно голая. Она оказывается надела её прямо на голое тело. Как Марика Рёкк в "Женщине моих грез".