– Нужно помочь Кронзасу. Мы должны показать наше товарищеское отношение к нему. Давайте пустим подписной лист, соберем деньги и будем носить Игорю в тюрьму передачи…
Сказать по правде, пьяница и бездельник Кронзас, надоел всему ЦОПЭ уже хуже горькой редьки. Поэтому я не сдержался и резко заявил:
– Послушай, Алеша, а почему бы тебе не пожалеть того велосипедиста, которого Игорь искалечил? Твоя доброта какая-то фальшивая. В общем, если хочешь носить Игорю в тюрьму передачи, то ходи туда сам. Кроме того, после возвращения из тюрьмы, я возьму Кронзаса назад на работу только при одном условии…
– Что это еще за условие? – насторожился Алеша.
– Только если Кронзас женится. У него сейчас опять очередная невеста, которой он обещал жениться и у которой он опять набрал в долг кучу денег. Мы уже вычитаем из его жалования долги двум его предыдущим невестам, да так, что от его жалования ничего уже не остается. Единственная возможность его образумить – это заставить жениться.
Актив ЦОПЭ единогласно проголосовал за мое предложение. Так злосчастного Дон-Жуана женили в административном порядке. Более подробно все это описано мною в "Легионе" (стр.299-305). Все там списано с жизни. Тютелька в тютельку. Эх, веселая же у меня была работа в ЦОПЭ!
А комиссар Алеша на меня только дуется. Сначала я женил его первого миньона, Славика Печаткина. А теперь вот женил и его второго миньона, Игоря Кронзаса.
Никогда не пытайтесь никого осчастливить насильно. У вас будут только неприятности. Помню как-то раз я вышел погулять по осеннему Риверсайду. Кругом прыгают белки, выпрашивая у прохожих орешки. Одна из них осмелела настолько, что стала есть орешки прямо из моих рук. Я тогда изловчился, накрыл белку шляпой, завернул поля и, как в кулечке, принес её домой. Решил – пусть поживет у меня вместо кошки.
Но белка не захотела быть кошкой. Она сердито цокотала, демонстративно отказывалась от орешков, а вскоре вообще спряталась в лесу пружин моей огромной двуспальной кровати. Белка пожила у меня в комнате несколько дней, но упорно не хотела становиться кошкой. Шипит на меня да еще и зубы скалит. И пришлось мне выпустить ее в окошко. Так что повторяю ещё раз – никогда не пытайтесь никого осчастливить насильно. У вас от этого будут одни только неприятности.
Итак, Кронзас разъезжал по лагерям ди-пи, пьянствовал там с дипишками и вербовал их для заброски в СССР. Потом они поступали в спец лагерь, где их тренировал и учил прыгать с парашютом Богдан Русаков. За каждый день, проведенный в Советском Союзе, парашютистам обещали 100 долларов, что тогда было довольно крупной суммой.
После гибели парашютистов Богдана спешно отправили в Вашингтон, а Кронзаса выбросили на улицу и тут Кронзас так запил, что его даже направили на специальное медицинское обследование, подозревая, что он употребляет наркотики.
Кронзас знал, что в Вашингтоне идет следствие. Он боялся разоблачения, нервничал и топил свой страх в алкоголе. Ему очень хотелось сбежать назад в советскую зону, к своим хозяевам. Но его не пускали, так как тогда он засыпет своего начальника Алешу.
Потом, похоже, советы нашли выход и попробовали его незаметно отозвать под видом моего похищения, но я на это не клюнул.
Итак, молодой Алеша покрывает Кронзаса, а старый Алекс покрывает его. Так они и держатся друг за дружку, как бледные спирохеты. Та же самая история и с Наташей Мейер. Там, правда, была цепочка спирохет женского пола, а здесь – мужского.
Теперь давайте возьмем под микроскоп Богдана Русакова, девичья фамилия Сагато.
После войны, когда власовцы сводили между собой какие-то свои счеты, Богдан убил человека. Поэтому за ним охотилась мюнхенская уголовная полиция. Даже в ЦОПЭ приходил полицейский комиссар Кастен-хубер и наводил у меня справки о Богдане в связи с этом убийством. Уже одно это делало Богдана мишенью для шантажа со стороны советской разведки, которая прекрасно знала все, что творилось в Мюнхене.
После гибели парашютистов Богдан запил в Вашингтоне точно так же, как Кронзас в Мюнхене. Если Кронзас допился до того, что покалечил машиной велосипедиста и попал в тюрьму, то Богдан, управляя машиной в пьяном виде, на большой скорости проскочил красный свет, врезался в другую машину, был арестован и лишен прав.
Почему они так нервничали? Нечистая совесть не давала им покоя?
* * *
Когда в сентябре 1957 года в Нью-Йорк на конференцию американского отдела ЦОПЭ пригласили Богдана Русакова, он приехал на день раньше и вечерком заскочил ко мне. Так как я не ждал гостей, то поставил на стол то, что было под рукой – бутылку водки и банку шпротов в масле. Богдан, как голодный шакал, моментально проглотил все шпроты, запил их маслом из банки и удовлетворённо облизнулся.
"Масло пьет, – отметил я про себя. – Значит боится опьянеть. Старый фокус".
Поговорили о том, о сём и вскоре разговор коснулся Алёши. Как анекдот я рассказал Богдану, историю о том как Славик перепутал меня с Алешей и, упав на колени, молился на мои расстегнутые штаны.
Однако, Богдан даже не улыбнулся, а сразу стал мне противоречить. Вопреки фактам, он всячески старался меня убедить, что я всё не так понял. Но при этом он обнаружил очень хорошее знание техники гомосекса. А откуда оно у него?
На дворе жара. Мы пьем водку со льдом. Я ставлю вторую банку шпротов и Богдан снова проглатывает её содержимое целиком, вместе с маслом. Я же пью без закуски и думаю про себя:
– Масло то ему не помогает. Проговаривается…
Я – прощупываю Богдана, а он – пытается сбить меня со следа. При этом снова проговаривается, что Славик и к нему лез таким же образом, но якобы совсем по другому поводу. Затем огорашивает меня признанием, что пассивные педики это, дескать, настоящие педики, а вот активные – это якобы нормальные мужчины, но которые просто пресытились женщинами.
Типичная ложь активных педерастов. На самом деле это выглядит так. У пассивных педов душа женщин и поэтому их иногда тянет к женщинам как к подругам. Но… те их не возбуждают и поэтому они, как импотенты, могут только лизать. Зато активные педы могут совокупляться с женщиной, но… те им противны. Это корни того, что называется семейным адом.
По сатистике д-ра Кинси 37% мужчин более или менее знакомы с гомосексом. Из этих 37% только 4% – это честные и открытые гомо, а остальные 33% занимаются этим частично, так сказать по совместительству. Итак, каждый третий мужчина – вовсе не мужчина. Такие женятся без любви, расходятся без печали.
Постепенно из нашего разговора выясняется, что хотя Богдан и числится на работе в ЦРУ, но сидит дома и якобы занимается какими-то переводами. Но как он может переводить, если он совершенно не знает английского языка? Похоже врёт. Скорее всего он просто сидит под домашним арестом.
А Богдан продолжает болтать, рассказывая мне о своей женитьбе. Смеясь он говорит, что если некоторые мужчины идут с женщиной в постель, не зная ее имени, то он – женился, не зная имени своей жены. Просто увидел в конторе хорошенькую машинистку и тут же сделал ей предложение.
Его жена Ирочка – действительно очень миленькая дама. У них двое очаровательных сыновей пяти и семи лет. Но живут они плохо. Богдан жалуется, что Ирочка плохая хозяйка, а Ирочка жалуется, что Богдан сильно пьет.
Вот это интересно. Тяга к алкоголю частенько является симптомом всяких психических проблем, например, подавленной гомосексуальности, где люди просто пытаются утопить свои проблемы в алкоголе.
Жена жалуется, что у Богдана половая слабость. Он даже принимает какие-то укрепляющие таблетки. Затем выясняется что он ей изменяет. И тут маленький фрейдовский вопросик: "С кем он ей изменяет? С другими женщинами или… с мужчинами?" Ведь каждый третий мужчина такой.
Кончили мы одну бутылку водки, я поставил вторую.
Разговор постоянно крутится вокруг Алеши. Иногда я ухожу в сторону, меняю тему, но Богдан упорно возвращается к вопросу об Алеше, пытаясь меня убедить, что Алеша не педераст. Он уже опьянел и плохо себя контролирует, всё чаше "проскакивая на красный свет". Видно, что дело Алеши его очень беспокоит. И моя интуиция тоже подсказывает мне, что Алешин секрет является ключом к пониманию всего остального.
О погибших парашютистах я, конечно, помалкиваю. И Богдан тоже помалкивает. Видно, что ему не хочется беспокоить покойников. В этом пункте мы понимаем друг друга.
– Ты пьешь, как лошадь, и всё не закусываешь, тебя что специально учили? – вдруг разозлился Богдан.
– Да учили. А тебе, я вижу, даже масло не помогает – шутливо отвечаю ему я.
Но Богдана уже понесло и, с той же злостью в голосе, он вдруг выдаёт:
– Знаешь, у таких пассивных педов, как Славик, тотальная импотенция. Он, гад, только зад подставлять умеет. Или сосёт у мужчин, или лижет у женщин. Им, гадам, пить нельзя. Как женщинам. Как напьется, так засыпится. А потом из-за него других по допросам таскают…
– Да, и Алеша тоже осторожен с алкоголем, – задумчиво соглашаюсь я. – Когда человек боится алкоголя, это подозрительно. Что-то он скрывает.
Так мы и сидим, болтаем, выпиваем. "Бойцы вспоминают прошедшие битвы, где вместе сражались они"… Начали мы в 9 часов вечера, а сейчас уже 4 утра. Но Богдан, похоже, уходить не собирается. Идёт игра – кто кого перепьет.
Я подливаю в стаканы и думаю про себя – Богдан мне никто, у меня он вообще в первый раз. Зачем он пришел? Или его послали? Но кто? Алеша? Или кто другой? Эта идиотская ситуация мне очень напоминает тех рыболовов, которые приглашали меня половить рыбку на советской границе.
Смотрю я внимательно на Богдана и замечаю, что выражение лица у него немножко странное. Толи от того, что один глаз у него стеклянный, в результате ранения, толи от того, что он носит маску подчеркнутой самоуверенности, временами переходящей в наглость. Это – защитная маска людей, которые в действительности не уверены в себе.