Откровение — страница 48 из 147

Пошел я в ближайшую аптеку и купил каких-то успокоительных таблеток. Принял две таблетки, и это помогло, подпрыгивание как ветром сдуло. А оставшиеся таблетки у меня и по сей день где-то валяются. Никогда больше этого не повторялось. Бывает же чертовщина – жена довела!

В Америке усыновление делается в два приема. Первая ступень – это предварительное усыновление на 6 месяцев, как бы испытательный срок, чтобы вы посмотрели на ребенка и подумали. Через 6 месяцев вы имеете право подать на окончательное усыновление. А можете и не подавать, тогда предварительное усыновление действует хоть 20 лет.

Так мы нормально сделали предварительное усыновление. Но вскоре начались всякие странности. Лиля Кудашева стала советовать Кисе развестись со мной и жить в ее доме. И Киса стала угрожать мне разводом. Тогда я притормозил с окончательным усыновлением. Зачем мне это, если Киса хочет забрать ребенка и уйти к Лиле? Какие-то странные комбинации!

Однажды сижу я с Андрюшкой в Си-Клифе. Киса на работе. Андрюшка сидит в углу дивана и занимается какими-то своими делами. А я сижу в другом углу дивана и читаю книжку стихов Сергея Есенина. И там в конце специальный раздел. "Предсмертный цикл": поэт он сильный, а стихи здесь мрачные – как его преследует "черный человек", алкоголизм и галлюцинации, все то, что довело его вскоре до самоубийства. А у меня нервы потрепанные, и стихи Есенина действуют на меня угнетающе: сижу я спокойно, но чувствую, что у меня по щекам непроизвольно катятся слезы. Жалко Сережку, а может быть, и самого себя тоже жалко. Вдруг слышу по дивану топ-топ-топ, Андрюшка из своего угла подходит ко мне, обнимает за шею, целует в щеку и говорит: "Папа, не плачь! Папа, не плачь!"

Глазки у него молодые, острые, и он из своего угла увидал, что с папой что-то не в порядке, что папе нужно помочь.

Я смотрю на него сквозь слезы, даже ошалел немножко, а он опять обнимает меня за шею, целует в щеку и уговаривает: "Папа, не плачь! Не надо!" Тут я вспомнил, что притормозил с окончательным усыновлением, и говорю:

– Ну, Андрюшка, раз так, то я тебя усыновлю! Ты хочешь?

Ребенок, конечно, ничего не понимает, во что это играются папа с мамой, но уверенно кивает головой:

– Да, папа!

Вечером Киса приходит с работы, и я говорю ей: "У меня сегодня был с Андрюшкой серьезный разговор. И я пообещал ему окончательное усыновление. Хочу дать ему путевку в жизнь".

На другой день она позвонила своему адвокату для усыновления старому еврею Роберту Сильверштейну, у которого самого двое приемных детей, так что это ее союзник. Но она так запутала и этого адвоката своими угрозами развода со мной, что он ей говорит: "Нет. Сначала вы должны помириться и жить вместе". Так из моей путевки в жизнь ничего не получилось.

В последний период своей жизни граф Толстой, великий писатель Земли Русской, очень интересовался душевными болезнями и в своем дневнике от 27 июня 1910 года он пишет: "Сумасшедшие всегда лучше, чем здоровые, достигают своих целей. Происходит это оттого, что для них нет никаких нравственных преград: ни стыда, ни правдивости, ни совести, ни даже страха".

Вот так и с моей Кисой. Сидим мы как-то вечером в Си-Клифе, и она рассказывает о местных фальшивых баронессах и графинях, с которыми она теперь якшается в церкви. Потом она небрежно роняет:

– И я тоже граф… – и запнулась.

– Что – граф или графиня? – спрашиваю я. – Ведь твоя мать говорила, что она из колхоза.

Киса смотрит на меня обиженно, как графиня на деревенское быдло, которое не умеет себя вести в графском доме. А Андрюшка сидит на полу, тискает кошку и смеется.

– Посмотри, – говорю я. – Даже ребенок смеется. Но Киса с упреком качает головой:

– Ох, двадцать лет я пыталась сделать из тебя человека, но ничего не получается, – говорит она таким тоном, как графиня конюху.

Однажды сижу я в глубоком кресле и читаю Андрюшке "Сказку о рыбаке и рыбке". Андрюшка залез в угол у меня на коленях и повизгивает от удовольствия. Сказка эта мудрая, и я читаю ее медленно: с чувством, с толком, с расстановкой. Когда, в конце концов, взбалмошная старуха оказалась у разбитого корыта, я говорю сынишке:

– Вот так будет и с нашей мамой… Останется она у разбитого корыта…

– Что ты учишь ребенка всяким глупостям, – шипит моя бывшая божья коровка, которая помешалась и воображает себя графиней. В точности как в "Сказке о рыбаке и рыбке".

На огороде, который я вскопал с Андрюшкой, выросли прекрасные помидоры. На следующей неделе можно будет собрать первый урожай, думаю я. Приезжаю я на следующей неделе – помидоров нет. Кто-то собрал их!

– Киса, где помидоры? – спрашиваю я.

– Я их раздала.

– Кому?

– Всем знакомым.

Сначала она перессорила меня со всеми знакомыми, говоря, что я считаю их всех дегенератами, а теперь она одаривает их всех моими помидорами, чтобы они думали, какая она хорошая. Вот она – логика сумасшедших! И ничего ты тут не поделаешь.

Тащить ее за волосы к психиатру я не могу. И сдать ее в сумасшедший дом я тоже не могу – что я буду делать с 3-летним ребенком, которому нужна прежде всего мать. А сама она к психиатру не пойдет. Сумасшедшие, как правило, не осознают, что они сумасшедшие. Остается только надеяться, что "эта штука" со временем сама пройдет. Терпи казак – атаманом будешь.

Интересно то, что помимо болезненной враждебности к мужу, Киса функционирует почти нормально. Она преподает свои 8 часов в Колумбии. Потом она летает с Ревлоном в Москву в качестве переводчицы. Иногда она даже работает переводчицей для Госдепартамента в Вашингтоне. Я внимательно слежу, как она решает кроссворды – нормально. А потом смотрит на меня злыми глазами и шипит: "Не прикасайся ко мне". Поражена только какая-то часть мозга.

Незаметно подходит новый, 1979 год. Андрюшке уже 3,5 года. И уже 2 года мы с женой живем на два дома. Новый год решили встречать в компании у Олега Сальникова. У него большой дом, хорошая жена и двое детей. Прошлый Новый год мы встречали тоже там, и все было очень мило. Этим людям Киса еще не успела накапать в уши свою ядовитую ложь, что я всех считаю дегенератами, что я ее считаю дегенераткой – И ИХ ТОЖЕ! Просто она не знала их телефона. Поэтому эти люди со мной не рассорились, как большинство наших бывших знакомых.

В канун Нового года приезжаю я в Си-Клиф, чтобы ехать к Сальниковым. А Киса смотрит на меня мутными глазами, она забыла про Новый, год, она не одета и не сделала салат, как договорились. Еле я ее расшевелил, чтобы она оделась как надо и переодела Андрюшку.

Тем временем, в 1975 году, вышел мой роман "Имя мое легион", про 13-й отдел КГБ и всякую чертовщину. У Сальниковых роскошный стол, пир горой, и меня опять спрашивают: "Григорий Петрович, и как это вы до всего этого додумались?"

Не буду же я говорить, что работал над этим материалом 10 лет, что я трижды все это перерабатывал и переписывал, что я за это время перелопатил массу всякой литературы, от Библии и до Фрейда.

– Скажу вам по секрету, – говорю я. – Эту книжку писал не я, а моя жена. Ведь она у меня Пи-Эйч-Ди, доктор американской философии. Да еще и доктор русского языка и литературы. Вот она и писала этот "Легион". А я только дал мое имя.

Встретили мы Новый год очень хорошо и весело. Когда подошло время ехать домой, заходим мы с Кисой в спальню Сальниковых, где Андрюшка спал на кровати. Но он свалился с кровати, однако не проснулся и продолжал спать на полу.

– Вот здоровый парень! – я беру его на руки. – Молодчина!

Когда мы ночью едем домой, Киса обычно спит в машине. Но на этот раз она сразу стала психовать. Три года тому назад кто-то из знакомых сказал ей, что я, будто бы, обозвал ее "блядью". С тех пор, когда она начинает психовать, она кричит мне: "Почему ты обозвал меня блядью?". Вот и теперь, вместо того, чтобы спать, она пристает ко мне:

– Почему ты обозвал меня блядью?

– Киса, успокойся. Андрюшка спит сзади. И ты поспи, как обычно.

Но не тут-то было. Видимо, на встрече Нового года она говорила людям гадости, они отвечали ей тоже гадостями. В результате она возбуждена и обозлена до крайности. Три часа ночи. Ехать далеко – два часа. Мокрый снег и туман, плохая видимость. А рядом сумасшедшая жена, которая все время повторяет: "Почему ты обозвал меня блядью?" И она до того осатанела, что от нее можно ожидать всего – или вцепится мне в глаза, или рванет руль машины… Но кое-как добрались домой.

На следующий день она начала скандалить с самого утра.

– Киса, есть такая примета, – говорю я. – Как ты Новый год встретишь, таким у тебя и весь год будет. Не скандаль, иначе у тебя весь год в скандалах будет. Эта примета проверенная.

Пошли мы втроем погулять. Исчерпав весь свой запас гадостей, Киса, наконец, говорит:

– Ты ревнуешь меня к Рюрику Дудину…

Это была ее первая любовь, о которой она 20 лет стыдилась вспоминать. А теперь вдруг вспомнила.

– Твой Рюрик с женщинами минетчик, а с мужчинами педераст. И шизофреник, – говорю я. – Нашла ты себе сокровище. Рюрик – шизик. Тьфу!

Киса быстро схватила Андрюшку за руку, перетащила его на другую сторону улицы и быстро зашагала к дому. А я шагаю один и чувствую себя очень глупо. Когда я вошел в дом, она грубо командует:

– А теперь убирайся из моего дома!

Села в кресло и вся трясется от злости. Какой-то припадок. Как ни старался я ее успокоить, ничего не помогает. Андрюшка сидит рядом на низком столике, болтает ногами, а потом громко и четко говорит: "Мама глупая! Мама глупая!"

– Киса, послушай, что тебе ребенок говорит, – пытаюсь я утихомирить ее, но ничего не помогает.

Потом она ушла на кухню – и все таскает за собой Андрюшку. Я попробовал читать газету, а потом заглянул на кухню – посмотреть, что она там делает. Стою я в дверях, а Киса берет большой кухонный нож и угрожает мне: "Не подходи ко мне!"

– Киса, я недавно эти ножи наточил. Положи нож! Ты порежешься!