– Я все это и без вас знаю…
Иногда я сажусь в машину и еду с моей новой дочуркой в соседний зоопарк или в ботанический сад неподалеку, или на озеро, где плавают дикие утки с утятами. Нью-Йорк – забавный город: однажды вижу я в гавани Нью-Йорка два колоссальных авианосца, а между ними плещутся дикие утки. А в нашем районном зоопарке есть прекрасный крытый птичник, где разгуливают царственные павлины с роскошными хвостами.
Во время этих прогулок Даша ведет себя как примерная девочка. Иногда она даже берет меня под руку. Но психиатры говорят, что когда дочь уж слишком ласкается к своему отцу, то это комплекс Электры. И действительно – это было у моей лесбийской невесты Наташи Мейер, которая любила ходить под ручку со своим отцом, и говорила мне, что люди принимают их за мужа с женой. А тут и Дашка чудит: как только вблизи появляются какие-то знакомые, она демонстративно вешается мне на шею, словно она моя любовница. Все это детские игры, но комплекс Электры связан с лесбиянством. И мне становится жалко Дашку. А она только смеется.
В нашем соседском ботаническом саду во Флашинге масса райских яблок, которые американцы почему-то не едят. Я поехал с Дашкой и нарвал целый мешок этих маленьких райских яблок, похожих на вишни, привез их домой и сварил из них прекрасное варенье. Дашка с величайшим удовольствием съела несколько банок моего варенья. И мне приятно, что покормил сиротку. Потом мы нашли в том же ботаническом саду несколько деревьев айвы, которую американцы тоже не едят. И опять я наварил прекрасного айвового варенья и кормил им мою сиротку. Почти семейная идиллия…
Из наших разговоров выясняется такая родословная Даши: ее дед был подполковником КГБ по фамилии Зубков, вроде русский, ее бабка была татаркой, а ее мать была русской, у которой второй муж был еврей, который сейчас живет в Бруклине и у которого сейчас вторая жена – еврейка.
– Почему же ты после смерти матери не жила с отчимом? – спрашиваю я.
– Он ко мне приставал. И я от него сбежала. Однако синодальные старушки, которые прекрасно
знают Дашу, говорят, что ее мать называла себя еврейкой. Какая-то еврейская путаница. По теории вероятности, вероятно, что ее мать была полуеврейкой, а Даша четвертьеврейка. Все это еврейская третья волна, осевшая на Брайтон-Бич.
Поскольку внешне Даша очень хорошенькая, у нее, конечно, есть кавалеры, тоже студенты. И она откровенно советуется со мной:
– Мой первый бойфренд глупенький, он даже не знает, как в постель ложиться. А насчет второго бойфренда я подумаю… Раньше как через две недели я ни с кем в постель не иду.
Постепенно выясняется, что сиротка не такая уж бедная. Ее мать перед смертью устроила дочке хорошую страховку. Да и митрополит нажал на своих прихожан и собрал для Даши солидное наследство. Вот она и живет на проценты с этого капитала.
Помимо кавалеров у Даши есть еще хорошая подружка – Вера Ефремова. У нее отец полуеврей, мать еврейка, а Вера, значит, на 3/4 еврейка. Тоже из третьей волны. Вера тоже окончила русскую гимназию и колледж.
– Кто там учится, в этой русской гимназии? – спрашиваю я.
– Все евреи и один негритенок.
– А ты?
– Я была единственная русская.
Родители Веры не работают, а учат английский язык и живут на велфэр, то есть специальную пенсию для всяких социальных паразитов. Вера тоже не работает, а чему-то учится и спит с американским парнем, который торгует сыром, как сообщила мне Даша.
Выглядит Вера довольно хорошо: этакая смазливая девица, немножко крупнее и немножко старше Даши. Ходит она в американских дангеризах, заправленных в русские сапоги.
– Она производит хорошее впечатление, – говорю я. – Не такая психованная, как ты.
– О-о, вы ее не знаете. Она дома ногой выбила окно и выбросила телефон в окно. Это чтобы ее мать не говорила долго по телефону. Так что не все то золото, что блестит. И спит она с каким-то дураком.
Вера остается ночевать вместе с Дашей. У меня в гостиной две кушетки. На одной спит Даша, и я предлагаю постелить для Веры на второй кушетке.
– Нет, нет, не нужно, – возражает Даша. – Мы будем спать вместе, – и две голые красотки уже валяются в постели и хихикают.
А я пошел на кухню читать мою газету. Пусть себе девчонки забавляются.
Подошел день рождения Даши, ей исполнилось 19 лет. Сидит она одна в своей комнате, и стало ей скучно. Приходит она ко мне на кухню, достает из буфета бутылку водки и говорит:
– Григорий Петрович, давайте выпьем!
Как хозяйка дома, она достала рюмки и разливает водку. Сидим мы и выпиваем. Тут я вспомнил, что у меня в спальне, среди запонок и пряжек, лежит красивый русский православный крестик – золотой с голубой эмалью. Когда-то я случайно увидел его в американском ломбарде и купил просто так, как красивую игрушку.
– Даша, вот тебе подарок, – говорю я. – Тут и хорошая надпись по-русски "Господи, спаси и сохрани". Может быть, это тебе поможет в жизни.
Даше этот крестик так понравился, что она пустилась в пляс. Завела кассету с музыкой Володи Высоцкого и танцует у меня по кухне. Потом разбила одну чашку, затем вторую чашку – и распевает песни "Эх, Володенька!". Я подметаю шваброй осколки разбитых чашек, а плясунья улеглась на полу и продолжает танцевать, лежа на спине. Я так растрогался, что говорю:
– Даша, у меня там валяются еще два обручальных кольца. Мне они не нужны. Хочешь, я их тебе тоже подарю?
– А какая у них история?
– Одна моя невеста, Наташа Кларксон, оказалась лесбиянкой и садисткой. А вторая, моя жена Киса, тоже оказалась дефективная. Ох, Господи, спаси и сохрани!
– Нет, такие обручальные кольца приносят только несчастье. Я боюсь.
Натанцевавшись вдоволь, Даша лежит на полу и вздыхает:
– Я подняться не могу. Григорий Петрович, возьмите меня и отнесите в постель.
Несколько дней спустя Дашке что-то не понравилось, она схватила тяжелую открывалку для консервов и замахнулась на меня. Я схватил ее за руку и вырвал у нее открывалку. Тогда она полезла со мной в драку и пытается стукнуть меня коленом между ног, как последняя босячка.
– Ведь этой открывалкой можно убить человека! – говорю я. – Ты опять даешь людям жару, как жар-птица. Так вот, завтра же ищи себе другую квартиру.
Жар-птица надула губы и ушла в свою комнату. На следующий день мне звонит Лека из Толстовского Фонда:
– Григорий Петрович, ко мне пришла Даша и просит, чтобы я нашла ей другую квартиру. Она говорит, что вы к ней пристаете…
– Она врет. Это она ко мне пристает: она задирает свитер на голову и показывает мне свои голые груди… Это как минимум…
– Даша никогда не выйдет замуж, – качает головой Вера.
– Почему?
– Я ее хорошо знаю, – уклончиво отвечает Вера. Судя по всему, обе эти девицы, как говорится, двуполые. Они лесбиянят друг с другом, но спят и с мужчинами. Однако психиатры говорят, что двуполых людей не существует. Есть просто лесбиянки, которые сожительствуют с мужчинами, хоть не любят их ни душой, ни телом. Статистика говорит, что среди проституток 75% – лесбиянки. Отсюда и все Дашины неврозы и психозы. Как говорят декаденты, в Даше сидит бес Инкуб, который превращает женщину в мужчину. А Верой командует женственный бес Суккуб, который тянет ее к женщинам. Есть еще лесбиянки латентные и подавленные, где и сам черт не разберется, и где даже психиатры путаются. А в общем, жалко мне Дашку, мою блудную дочурку.
Поехал я к моему хорошему знакомому, Косте Кострову. Он доктор-дантист, состоятельный человек и к тому же очень добрый, любит делать подарки. У него прекрасный дом на Лонг-Айленде, 50 миль от Нью-Йорка, очень милая жена и взрослый сын-студент. Несмотря на такое семейное счастье, Костя горький алкоголик: уже с утра, вместо чая, он пьет. Правда, не водку, а коньяк. И при этом матерится на чем свет стоит. Его жена Марина только морщится, а сын Кока не обращает на это внимания. У каждого свои фокусы.
Сидим мы с Костей и, конечно, выпиваем. Я хвастаюсь, что у меня теперь молоденькая приемная дочка. Естественно, я помалкиваю, что она полусумасшедшая психопатка, а расписываю ее как красавицу и умницу. Почти райская птица, хотя я этих птиц никогда не видел. Но когда хорошо выпьешь, то…
– Помнишь сказку про Иванушку-дурачка, который поймал жар-птицу? – говорю я. – Так вот, моя Дашка как эта жар-птица… Дает людям жару…
Костя так растрогался от моих рассказов про бедную сиротку, которая стала жар-птицей, что даже прослезился, побежал в подвал и тащит большую 5-фунтовую банку прекрасного засахаренного меду:
– На, это подарок твоей жар-птице!
Потом он побежал в соседнюю комнату и тащит радиокассетник в фабричной упаковке, ценой этак 100 долларов:
– Это тоже твоей жар-птичке!
Потом Костя жалуется на своего сына Коку:
– Ему уже 23 года. Пора б за бабами бегать, а он не бегает. Знаешь что, привези-ка ты свою дочку. Может быть, он ею заинтересуется.
от
Внешне Кока выглядит вполне прилично: хорошая фигура, больше 2 метров роста, и лицо интересное, и учится на дантиста. Но в душе он какой-то слишком мягкий и неуверенный в себе.
Знакомить его с Дашкой? Упаси Бог! Костя проклянет тот день и час, когда я подсунул ему эту гадюку. Ведь она испортит жизнь и ему, и его сыну.
Через неделю Костя приехал ко мне – посмотреть на невесту для своего сына. Привез целый мешок всяких вкусных вещей для невесты. И видно, что моя жар-птица ему очень понравилась, и он усиленно приглашает ее к себе.
Все вкусные вещи Дашка вместе с Верой с удовольствием сожрали. Но знакомиться с Кокой она не хочет.
Дашка живет со мной уже полгода. Пришел июль месяц и противная мокрая жара. Поехал я с Дашкой купаться в Си-Клиф. Весь день мы загорали на пляже, а к вечеру я решил проведать Костю. Он живет в новом поселке из богатых и красивых домов, которые сильно отличаются от обычных домов вокруг Нью-Йорка.