13.1 История «Зимней вишни»
После «Сибириады», «Торговки и поэта», «Военно-полевого романа» и «Мэри Поппинс» мой мраморный кухонный подоконник в Дегтярном переулке всегда был завален сценариями, лучшими сценариями, которые мне присылали мэтры советского кино. Многие писались конкретно под меня, актрису Наталью Андрейченко.
Так было и в 1983 году. Мой любимый драматург, Владимир Иванович Валуцкий, автор сценария «Мэри Поппинс», написал для меня сценарий к фильму «Зимняя вишня». Я влюбилась в этот сценарий, знала, что это моя роль. Но самое интересное, что Валуцкий сам считал, что никто другой главную роль играть не может. Я, конечно, была ему очень благодарна, я осознавала свою необходимость и значимость в этом проекте, но чтобы вот так ко мне относились…
И вот я в абсолютном восторге, безумно хочу играть, я в это все верю, я это чувствую и понимаю… Фильм находился в предподготовительном периоде. И вдруг появляется на горизонте американский режиссер Лоуренс Шиллер. Встречается со мной и говорит о том, что он делает такой уникальный, первый американский проект в нашей стране. Проект, который стоит сумасшедших денег. Страшно даже представить, что такое в 1983 году 35 миллионов долларов, это просто нереально (я точно помню, что все соболя в картине были настоящими, как у Марлен Дитрих в фильме, где она играет русскую императрицу Екатерину Великую).
Здесь надо сказать большое спасибо Андрею Сергеевичу Кончаловскому. Он замолвил за меня словечко, так как считал, что это настоящий выход в большой американский кинематограф. Я думаю даже, что он конкретно порекомендовал американскому режиссеру и продюсеру телекомпании NBC взять меня в фильм «Петр Великий» на роль царицы, первой жены Петра Великого Евдокии Лопухиной, которая в этом десятисерийном сериале представлена с 16,5 по 65 лет. Трагическая, настрадавшаяся историческая личность, чуть ли не святая после всех мытарств и унижений, через которые ее провел собственный муж. Как символично. О боже, как похоже на мою собственную судьбу, которую я в дальнейшем проживала с Максимилианом Шеллом!
Но, естественно, в фильме герои говорят по-английски. Поэтому и Шиллер, и Кончаловский поставили передо мной главную задачу-учить английский язык. В Россию были отправлены коучи, две англичанки, и я постоянно должна была приезжать и заниматься уроками. Текст роли уже был готов. И они вдалбливали в меня не только язык, но еще готовили меня для того, чтобы я хорошо, без акцента, произносила большие серьезные речи в готовом сценарии. Я занималась, но, честно говоря, без особого энтузиазма, так как очень хотела играть в «Зимней вишне», начало съемок которой было запланировано на июль – август и начало сентября. И это чуть-чуть совпадало со съемками «Петра Великого» в Суздале (лишь в сентябре).
Кроме того, мой муж, Максим Дунаевский, был категорически против американского фильма. Боже мой, его просто переколбашивало, когда мы говорили об этом. Я занималась через день, т. е. каждый второй день по 2–3 часа учила язык и готовилась к роли. Потом я, честно говоря, забросила это все в задницу и перестала ездить на уроки.
В этот момент появился Лери Шиллер. Он постоянно приезжал в СССР, жил в гостинице «Националь», ездил на большом лимузине. Он был очень занятой человек, времени у него вообще не было, поэтому наш разговор состоялся в этом лимузине, пока он ехал в аэропорт Шереметьево. (Я в первый раз в своей жизни каталась на лимузине, да еще и в Советском Союзе!) Шиллер вставил мне больших пи***лей, потому что ему сообщили, что я не учу язык. Тот час, пока мы ехали до Шереметьева, он говорил, что я обязана это делать, потому что у него в картине будут сниматься такие звезды, о которых я просто не слышала, а на них молится весь мир.
Я выслушала его внимательно и сказала, как всегда, свою знаменитую фразу: «А на хрена мне всем этим заниматься и учить твой глупый язык? Мне это никогда не понадобится, потому что фильма ты своего у нас в Советском Союзе никогда не снимешь, ты просто это не пробьешь. „Совкино“ тебя не допустит». Я была абсолютно уверена, что никто ему никогда не даст снимать американскую картину в нашей стране. Шиллер, бедный, не знал, что делать. Вмешался, естественно, Андрей Сергеевич Кончаловский, которому тот нажаловался. Но, кроме того, было еще кое-что…
Как интересно Господнее провидение. Как интересны повороты судьбы!..
В это же время у кого-то в гостях я встречаюсь с Натальей Вишневской, хорошей и очень красивой женщиной, прекрасной актрисой, которая работала в Театре имени Пушкина и жила в СССР, но была замужем за французом. Это был французский журналист. Так вот, узнав о моих метаниях, она быстро увела меня в другую комнату, взяла за руки, посмотрела мне в глаза и сказала: «Девочка (она была старше), ты сумасшедшая или как к этому относиться? Какие мысли могут быть по этому поводу? Какие сомнения могут быть? Тебя приглашают в фильм, где снимается Максимилиан Шелл, сэр Лоуренс Оливье, Ванесса Редгрейв, Омар Шариф, Хельмут Грим, Лилли Палмер, звезда на звезде сидит и звездой погоняет, Это даже невозможно себе представить – собрать таких актеров в одну картину, У тебя одна из главных ролей, это твоя возможность, это твой выход в другой мир. И ты говоришь о какой-то смятой вишне?» А про Максима она сказала: «Да он просто ревнует, это абсолютно нормально. Любой бы мужик ревновал, когда бы жене вот так с неба падали такие возможности».
Я услышала Наталью Вишневскую. Я услышала моего дорого мэтра Андрея Сергеевича Кончаловского, которого безумно люблю, уважаю, обожаю с ним работать. Но… Я все равно хотела сниматься в «Зимней вишне». И вот здесь происходит нечто потрясающее. Американская компания выходит на связь с киностудией «Ленфильм», чтобы поговорить с Игорем Федоровичем Масленниковым, режиссером фильма «Зимняя вишня». И предлагают вариант совмещения съемок: в августе я вообще свободна, а в сентябре у меня будет всего лишь несколько сцен в Суздале. Они готовы снять это, предположим, за три съемочных дня (могли даже в субботу и воскресенье), чтобы я могла спокойно сниматься на «Ленфильме». Это вызывало уважение! Молодцы ребята-америкашки! Они могли бы сделать все что угодно.
Но режиссер Игорь Масленников был секретарем партийной организации киностудии «Ленфильм». И на партийном собрании он произнес следующую речь (мне дословно передали его слова): «Я не позволю, чтобы наша великая киностудия и мой замечательный фильм лизали ж*пу какому-то американскому империализму». То есть мне отказали в роли, которая была написана исключительно для меня – это было условием автора сценария для производства этого кинофильма! И получается, что у меня выбора никакого не оказалось, кроме как остаться с фильмом «Петр Великий».
13.2 Судьбоносные решения
Через восемь лет история с выбором повторилась. И вообще, это не один раз происходило в моей жизни, когда в одну секунду приходится принимать решение. И судьба иногда ведет другим путем, и не случается то, что, казалось бы, должно было случиться (а по сути, не должно было). Здесь я хочу рассказать о моем любимом Петре Ефимовиче Тодоровском, который точно так же, как и Валуцкий, написал для меня сценарий. Петр Ефимович был «моим» режиссером. Я обожаю этого человека, эту истинно гениальную душу искусства. Кроме того, он был и божественной красоты мужчина. У него было все…
Сценарий «Интердевочки» был написан исключительно для Натальи Андрейченко. И случилась такая же непонятная история. Петр Ефимович, зная мой ум, мою ответственность, максимализм и перфекционизм, зная, как я работаю и пашу как лошадь, насколько я образованный человек, очень боялся показать мне неготовый вариант или не самое лучшее («Мы будем делать только самое лучшее» – это был наш уговор, наше решение), поэтому он оттягивал время. Он корректировал сценарий под меня ровно три раза, прежде чем передать его мне.
Его опередил звонок Олега Янковского (разница была в 20 минут): «Наташенька, дорогая, случился очень большой момент в твоей жизни. Я передаю трубку моему самому большому другу и еще хочу сказать тебе, что я очень-очень ревную, пожалуйста, поговори – это Роман Балаян». Блин, известнейший режиссер, обалденнейший человек, я обожаю его работы. Оказалось, что он написал для меня сценарий «Леди Макбет Мценского уезда». Я вообще не знала, к сожалению, что готовятся съемки этого фильма.
В свое время, когда мне было 23–24 года и когда я уже была звезда-звезда-звездища, я сама ходила к Филиппу Тимофеевичу Ермашу, министру кинематографии, буквально стояла на коленях, чтобы для меня поставили фильм «Леди Макбет Мценского уезда» (я как раз была в правильном возрасте: в книге Лескова ей сначала 18 лет, а когда развиваются события, героине 23–24 года). А теперь, когда мне роль принесли, мне 32 года. Балаян сказал, что знает, как я мечтала об этом. Я, помню, заплакала от счастья и сказала: «Да, конечно, да, да, да, только есть маленькая ситуация, наверное, нам надо будет об этом поговорить, Я буду сниматься». Но «ситуацию» про свою беременность в данном разговоре я объяснять не стала.
Не проходит и 10 минут – звонок по телефону. Тодоровский Петр Ефимович. «Наташенька, я не хотел отправлять тебе не самую лучшую версию. Я знаю твой дотошный характер, что ты обязательно докопаешься до каких-либо ошибок. Вот здесь все без ошибок. Я написал для тебя сценарий. Это „Интердевочка“. Я думаю, что тебе понравится. Я отправляю тебе сценарий с курьером. Жду ответа».
Я заплакала. «Петр Ефимович, помогите мне, пожалуйста. Я вас умоляю. Я хочу работать только с вами. Я вас люблю, вы это знаете, у нас с вами тандем. Мы уже все отработали, мы знаем, как работать вместе, я вам доверяю. Петр Ефимович, 10 минут назад я согласилась сниматься в картине Романа Балаяна „Леди Макбет Мценского уезда“».
Пауза. Петр Ефимович говорит: «Наташа, Роман Балаян – очень большой художник. Он очень хороший режиссер. Это потрясающее гениальное произведение Лескова. И, насколько я помню, ты мне говорила о том, что мечтала сыграть Екатерину Измайлову, а министр Ермаш тебя обидел и сказал, что это секс на бытовой основе, и чуть ли не стал к тебе приставать сразу же в кабинете – только потому, что ты принесла ему историю „Леди Макбет Мценского уезда“. Так или не так?» – «Так, Петр Ефимович». (Я плачу.) Он говорит: «Поэтому ты будешь сниматься у Балаяна. Не отказывайся». Так я начала сниматься у Балаяна.
13.3 Первая встреча с «Петром Великим»
Но вернемся в 1984 год. Я никогда не забуду нашу первую встречу с Максимилианом Шеллом в фильме «Петр Великий». 3 сентября 1984 года меня на роскошной «Волге» привезли в Суздаль. Эти потрясающие старинные монастыри, эти замечательные церкви, этот великолепный колокольный звон! Это была такая магия!.. А посередине Суздаля возвышалось огромнейшее строение. Алексей Попов, величайший декоратор всех времен и народов (он, кстати, сделал и ресторан «Пушкин», и «Турандот», и много ресторанов с ресторатором Андреем Деллосом, а в то время был просто художником-декоратором) построил в Суздале Кремль – декорацию в настоящую величину с Успенским собором, с Красной площадью, где мы и готовились сниматься. Вы можете себе представить, что эта декорация в 1984 году стоила 5 миллионов долларов…
Меня поселили в потрясающую гостиницу «Интурист», где были все американские, английские и немецкие суперзвезды и актеры. Здесь же жили члены группы, величайший Витторио Стораро, оператор всех времен и народов, который получил три «Оскара», снимал все фильмы Бертолуччи и работал с самыми великими режиссерами на планете…
Меня привели в довольно большой холл этой гостиницы с великолепной парадной лестницей. На самом верху и ровно посередине этой лестницы стоял мужчина невероятной красоты и просто невероятной харизмы. Это была такая личность, яркая, бросающаяся в глаза, с длинными волосами, с горящими, как уголь, черными глазами, вокруг него было огромное количество женщин, и он им что-то очень страстно рассказывал. Я обомлела, остановилась и спросила: «А кто это вообще?» Женщина, ассистентка режиссера, улыбнулась очень странной улыбкой и сказала: «Интересно, как можно не знать, кто такой Максимилиан Шелл? Это оскароносный актер, режиссер, известный всему миру. Кстати, – сказала она с ухмылкой, – он мужа вашего играет, Петра Великого».
Я стояла, обомлевшая, и не могла сдвинуться с места. И такие странные мысли мне приходили в голову. Я почему-то видела его просвечивающееся ЭГО. Боже, с какой энергией он что-то доказывал, чувствуя себя королем! Макс такой удивительный актер, думаю, что он уже в тот момент играл Петра Великого в этом антураже и что-то пытался доказывать окружающим именно с царской точки зрения. Мне это очень не понравилось, и где-то внутри появилась крайне эгоистичная мысль: «Ах вот ты какой, Ну ладно, подождем и посмотрим, как быстро ты потеряешь эту браваду, когда влюбишься в настоящую русскую женщину,» Клянусь, такая странная мысль посетила меня, а Вселенная ее быстро схватила, и закон притяжения Вселенной начал свою работу.
В этот день нас не познакомили. Я готовилась к роли, занималась костюмами и прочим аж до 17 сентября. А 17 сентября произошла замена режиссера, потому что Лери Шиллер снимал в Вене с сэром Лоренсом Оливье сцены из фильма по 17 дублей. NBC не могло ему этого простить, и поэтому на площадке вдруг появляется режиссер Марвин Чомски. Кстати, три притопа, два прихлопа, несколько слов на русском языке, как и Шиллер. При этом у Шиллера семья еврейская, их эвакуировали из Киева перед приходом фашистов. А Марвин Чомски был родом из СССР. У всех, короче говоря, были наши корни. Это было очень смешно.
17 сентября был очень особенный день – всех актеров собрали, чтобы представить друг другу. Был такой потрясающий день, теплый-претеплый, бабье лето неимоверный красоты в Суздале. Встреча проходила на огромном поле, заросшем травой. Боже мой, там было такое количество свободы!.. Здорово, что выбрали именно это роскошное поле для нашей встречи. Обстановка была свободно-неофициальная. Актеры медленно собирались, их подвозили ассистенты. А вдалеке на огромной белой лошади сидел безумной красоты человек. Когда я подошла ближе, я поняла, что этот человек и есть актер, играющий Петра Великого. Я тогда еще удивилась, что я не знаю его. Ведь у нас во ВГИКе, когда я училась, был обязательный просмотр классики международного кинематографа. Проблема состояла в том, что это была первая лекция – начало было в 9:15 утра. Я уверена, что, когда показывали «Нюрнбергский процесс», за который Максимилиан получил «Оскара», я просто была на съемках или не смогла проснуться так рано – поэтому фильма не видела.
Я набралась смелости, которой мне, как всегда, не хватало, подошла к его лошади, подняла голову, поймала его взгляд и произнесла очень серьезным тоном: «I'm very angry with you» («Я очень зла на тебя»). Мужчина был введен в состояние шока и медленно спустился с лошади. Он сделал несколько шагов ко мне и спросил: «Why?» («Почему?») Я ответила: «Why did you send me to the monastery?» («А почему ты отправил меня в монастырь?») Если бы я не сказала эту фразу, я бы никогда не обратила на себя его внимание. Но произнесла я ее по необходимости, ибо по-английски больше ничего не знала. Эта была реплика из роли 60-летней Евдокии Лопухиной, когда Петр сослал ее в монастырь.
Он, конечно, не понял, что это единственное, что я могла сказать… Но он крайне заинтересовался этой странной русской. И как потом определил, «Наташа была единственной из русских, которая всегда улыбалась и всегда была счастлива». Вот такое у нас было интересное знакомство.
И отношения стали развиваться довольно быстро, хотя встречались мы практически только на съемочной площадке. Дело в том, что съемки у нас были очень ранние, около 5 утра (иногда даже в 4) – почти каждый день уже надо было сидеть на гриме. Грим серьезный, исторический, парик долго клеится, старинные костюмы занимают огромное количество времени. Мне часто накладывали страшный грим для соблюдения возраста. Мне обмазывали все лицо клеем, потом сушили его феном, а затем заставляли делать различные гримасы, чтобы на лице появлялись настоящие, въевшиеся в кожу морщины. Это было так больно, я вам передать не могу! Когда я играла молодую Евдокию Лопухину (в возрасте 16,5 года), мне делали подтяжку на лице. Это было еще страшнее и больнее – лейкопластырем натягивали кожу лица и прятали его под париком. Я всегда ненавидела гримироваться. Я всегда ненавидела что-либо на своем лице, наверное, оттого, что меня гримировали с 17 лет. Так вот, хочу сказать: как же соответствует действительности английское выражение to wear a makeup («носить грим»). Именно «носить»!
Макс приходил на грим в районе шести, потому что он звезда и мог поспать подольше. А вот таких, никому не известных чупимуриков, как я, вызывали часто к 4 утра. То есть гримировали сначала чупимуриков, а потом уже шли звезды. Съемка начиналась железно – в 8 утра.
Макс начал меня приглашать на ужины в маленький, безумно уютный ресторан, куда было разрешено ходить только иностранным подданным. Ресторан располагался в старинном монастыре, и идти к нему надо было минут 20. Нам не разрешено было общаться с иностранцами – только на съемочной площадке в рабочей атмосфере. Это было очень сложно. Когда ты, предположим, играешь одну из главных ролей, тебе иногда хочется порепетировать или что-то обсудить… А как? Эта задача, конечно, была не из легких. Мы могли пойти пообщаться, но только в присутствии переводчика. Когда Макс меня неожиданно приглашал на какие-то ужины, я искренне искала переводчика, но часто не могла найти, и мы отправлялись в это путешествие вдвоем (смелая я женщина, конечно, отважная)…
В ресторанчике была замечательная кухня, подавали какое-то удивительное мясо с картошкой в горшочках. Макс был просто в восторге, он говорил, что нигде на Западе ничего более вкусного и прекрасного не ел. Специально для иностранцев стелили роскошные накрахмаленные белые салфетки. И поскольку под рукой не было ничего другого, то именно на этих салфетках мы рисовали друг другу рисунки для того, чтобы каким-то образом объяснить, чего мы хотим, о чем мы говорим, как-то подсветить наши чувства. Как жалко, что я не сохранила эти божественные рисунки.
А потом были длинные вечера с Максимилианом Шеллом при свечах. Он обожал свечи. На столе всегда стояло минимум пять красных свечей безумной красоты в подсвечниках. Это было уютно, это было замечательно. Мы сидели друг напротив друга, а между нами на столе лежал Оксфордский словарь. И когда мы общались, практически каждое слово приходилось искать в словаре.
Часто вечерами величайший оператор и друг Максимилиана Витторио Стораро готовил для своих друзей и помощников (а операторская группа была большая) настоящие итальянские спагетти. Позже, приезжая к нам в Лос-Анджелес, он тоже угощал нас этим вкуснейшим блюдом собственного приготовления. Кроме ужина, Стораро обязательно устраивал показ фильмов. Мы смотрели работы самых больших режиссеров планеты: американские фильмы, всю итальянскую и французскую классику… особенно все любили фильмы Андрея Тарковского.
Я училась каждое мгновение, сравнивала, как работают в моей стране и как работали американцы, с какой точностью, как у них все организовано тик-так, по секундам. У них жесточайший и потрясающий график, учитывающий все твое время, даже если ты не занят на съемочной площадке. Кстати, все американские кинокомпании являются страшными собственниками: ты принадлежишь им с того момента, как с тобой подписан контракт. Ты просто автоматически являешься их собственностью. Поэтому выехать из Суздаля у меня не было абсолютно никакой возможности, даже если совсем не было съемок. Я очень скучала по своей семье, безумно скучала по Митюше, много снималась, а потом сидела и ждала.
Но с Максом мы встречались постоянно, роман наш разгорался, сердце трепетало. Близких отношений у нас не было, мы каким-то образом это довольно долго оттягивали. И мне это очень-очень нравилось. Изучение английского языка, другой профессии, вернее другого посыла, подхода к актерской игре, происходило очень быстрыми темпами. И, конечно же, мне это было безумно-безумно интересно.
Компания NBC предоставила киностудии специальных поваров, нас кормили на площадке. NBC, конечно, обладала потрясающими возможностями, и было все: витамины, салаты, ягоды посреди зимы в Суздале. Это было просто невероятно! Но несмотря на великолепнейшую еду, которой нас заваливали, мы с Максом вечерами все-таки вырывались в наш любимый-любимый старинный суздальский ресторанчик, где были счастливы. Мы держали друг друга за руки и разговаривали, разговаривали, разговаривали, стараясь лучше узнать друг друга.
Но человек раскрывается в поступках больше, чем в словах. Однажды Макс предстал настоящим мятежником, бунтарем, борющимся за права человека. К нам на съемки повидаться с Максимилианом приехали дети Андрея Тарковского, который на тот момент уже уехал и жил в Италии. (После отъезда Максимилиан очень поддерживал его семью, в том числе и финансово, он верил в этого человека и режиссера.) И вот обо всем договорились. Дети приезжают. Поздняя ночь. И вдруг их не пускают в отель. Просто было дано такое указание, что детей эмигрантов нельзя селить. Их не пустили, и все. Макс не знал, что делать. Ему не разрешили забрать их к себе в номер, большой, трехкомнатный. Да в этой гостинице вообще было много свободных номеров, потому что компания арендовала весь отель, чужих людей не было, внутри жила только съемочная группа, огромные звезды и обслуживающий персонал картины.
Макс вышел с детьми на улицу и сказал, что в отель он не вернется, пока мы их не устроим. Мы вместе блуждали по городку-деревне, стучались в дома, я пыталась найти комнату, чтобы дети каким-то образом разместились. Но было очень поздно, и никто не отвечал. Совершенно невероятным образом мы нашли какую-то машину, полугрузовик. Макс заплатил какие-то сумасшедшие деньги водителю, посадил детей и сказал: «Хотя бы отвезите их на трассу». Дал им деньги, чтобы они могли доехать домой…
На следующий день был такой скандал, что директор с русской стороны испугался безумно. Макс сказал, что он отказывается сниматься в стране, где детей величайшего режиссера всех времен и народов Андрея Тарковского ночью выгоняют из гостиницы (а дети были подростками в это время). Назвал это позором и настоящим террором.
Начался большой скандал. Дело дошло до нашего «Совкино». Оттуда приехал босс разговаривать с Максом. После этого буквально через неделю детей легально пригласили в гостиницу, дали великолепный номер, оплатили его. Дети остались на целую неделю и каждый день ходили на съемки, и смотрели, как происходит создание этого уникального исторического сериала, самого дорогого после «Клеопатры» с Элизабет Тейлор.
13.4 Школа переживания и школа представления
Так случилось, что в конце октября – начале ноября у нас был небольшой перерыв в съемках. Я была так счастлива, я вам не могу передать, я выбралась на свои величайшие репетиции с Анатолием Васильевым для спектакля «Серсо». Это абсолютно шедевральный исторический спектакль.
Максимилиану разрешали посещать репетиции. Для него это было постижением чего-то невероятного. Всегда, когда у него была возможность, он находился в нашем малюсеньком зале всего лишь на 80 зрителей. А когда пошли спектакли, он присутствовал на спектаклях. Он учился. Он понимал, что режиссерский разбор Васильева совершенно иной, что наши актеры не играют, они проживают жизнь своих персонажей… И даже глубже – создается впечатление, что зритель случайно оказывается внутри чьей-то жизни. Я объясняла ему, что этот спектакль мы репетировали три года подряд, что каждое утро мне нужно было вставать и идти на разминку, на урок джазового танца – 1,5 часа каждый день. Мы работали в Театре на Таганке, и Васильев отпускал нас по домам прямо перед закрытием метро, в 00:50, ночью. Мы еле успевали забежать в последний поезд – и за нами все закрывалось.
Макс понимал, что происходит что-то гениальное. В дальнейшем он оказал огромную помощь нашему спектаклю… Итак, нас приглашают на фестиваль в Штутгарт, и наш спектакль признают лучшим спектаклем декады всей Европы!
И после этого начались невероятные, ошеломляющие гастроли по всем странам мира: Париж, Лондон на лучших сценах, Голландия, Италия – было «Ф-Ф-Ф-СЁ все через букву „Ф“», как я люблю говорить.
Но сейчас речь не о спектакле. Сейчас я бы хотела рассказать об одной из последних сцен появления моей героини в фильме «Петр Великий». Это была сцена после того, как Петр отправил свою жену в монастырь, ей тогда было 65 лет. И вот они стоят друг перед другом, и Евдокия обвиняет его в жестокости – эта сцена была написана поистине гениально, она показывала весь спектр страданий женщины, матери, царицы, у которой забрали трон, у которой отняли и убили сына, не пустили на похороны собственного ребенка, избивали и издевались над ней и обещали отдать стрельцам на утеху до их казни, После смерти Петра к ней пришли в монастырь и предложили корону, но она сказала: «Стара я уже для этого». Вот так судьба, Вот так женщина!.. Даже поверить невозможно в силу ее духа.
Дегтярный переулок. Моя любовь к красному цвету. Это еще не весь коридор, по которому я убегала от Максимилиана и кричала слова: Нет! Нет! Нет!
Каннский кинофестиваль, 1979-й год
Каннский кинофестиваль, 1979-й год. Это триумф! Мы были удостоены гран-при!
Каннский кинофестиваль. Платье в долг, сумка из бриллиантов за три копейки. Все газеты об этом писали. И серебряные туфельки, которые мне помогла купить все та же женщина с платьем от Андрея Кончаловского
Вот такой я была, когда познакомилась с Максимилианом. Суздаль
Первая роль. Мне 17 лет. Фильм «Степанова памятка» по рассказам Бажова «Хозяйка медной горы» и «Малахитовая шкатулка», в котором я исполняю главную роль Танюши
В этой сцене Евдокия Лопухина была благороднее и сильнее своего выпендривающегося мужа. Так было написано. Я, как умная девочка, сразу же принесла эту сцену Анатолию Александровичу Васильеву, у которого я училась режиссуре в течение трех лет, пока мы репетировали спектакль «Серсо». У него я научилась главному, тому, чем мало кто владеет в нашей стране, – режиссерскому разбору и разбору роли. Потому что актеры Васильева никогда не играли текст – он шел на автомате. Мы всегда были внутри, для истины и для смысла. И когда Васильев разобрал мне эту сцену, я, дурочка, наивная, чистая девочка, рассказала Максу, как гениально это будет сыграно и какая гениальная сцена есть у нас с ним в руках. О, это был мой первый урок, динь-динь-динь, звоночек, кто такой Максимилиан Шелл на самом деле.
На следующее утро он встал раньше всех, сделал так, чтобы его загримировали чуть ли не в 3–4 часа утра, И до начала съемок он уже был на съемочной площадке вместе со своим лучшим другом, оператором фильма Витторио Стораро. Они подготовили сцену совершенно по-другому, Максимилиан отрежиссировал ее, используя весь свой международно признанный режиссерский талант. («Эх ты, Максимилиан! – талант дается человеку, чтобы его использовали в правильном направлении».) Они проложили рельсы, поставили на них камеру и всю эту сцену любви, обиды, неимоверных страданий – все то, что должна была Евдокия высказать своему мужу, – срежиссировали совершенно иначе,
По замыслу Максимилиана, мы оказались в церкви, вокруг стояли толпы восторженных бояр, поэтому никакого скандала быть не могло – он торжественно держал меня за руку, его рука, как мыс корабля, вела нас вперед, и всю эту великолепную сцену, весь этот неимоверный текст мы проговаривали практически вполголоса, Да, Макс великий режиссер. А я что? Я даже «сорваться» не имела права. И вот мы надеваем «маски» и снимаем – и все это ни о чем, Он лишил сцену исторического смысла, глубины и трагедии. Он лишил меня сцены, он лишил меня возможности проявиться, и он лишил меня возможности поставить потрясающе гениальную завершающую точку в моей роли русской царицы Евдокии Лопухиной.
Колокольчик прозвенел. Мне было так обидно. Я ушла. Я долго плакала. Я не хотела его видеть. Это было жестоко. Я уже встречалась с профессиональной ревностью, но с такой… Это была ревность-страх. Макс понимал, видя меня в спектакле Васильева, что я не простая девочка. Он понимал, что школа у меня совершенно другая, и она истинная, потому что школа Константина Сергеевича Станиславского (не будем забывать нашего великого педагога) и вся система Станиславского – лучшая на планете. И многие говорят, что американские артисты потрясающие, но не будем забывать, что Страсберг[5], у которого учились Мэрилин Монро, Марлон Брандо, Аль Пачино, Де Ниро и практически все американские звезды, которых мы знаем, всегда повторял одно и то же: «Я просто адаптировал систему Станиславского».
Станиславский постоянно сравнивал две школы: школу переживания и школу представления. Можно идти с холодным красивым видом, в соболях, представлять себя кем-то и не произвести ни малейшего впечатления. А можно стать своим героем, совершенно другим человеком и переживать с ним свою судьбу.
Школа переживания по силе эмоций – это совершенно другая школа, и наша сцена была написана именно для школы переживания. А Максимилиан – мастер другой школы, и он устроил из этого эпизода представление. Но правда в том, что только свита играет короля… Очень-очень грустно. Первый колокольчик с Максимилианом.
Интересно: по закону притяжения или нет, но в моей жизни так все и произошло. После нашего расставания я оказалась в 18-летнем целибате[6]. Но это будет позже. А пока.