Два раза я пыталась начать писать историю моей трагедии с сыном, которого все-таки люблю больше всего на свете. Я пыталась, но было так трудно, что пришлось просить помощи у моего психоаналитика. Мы с ней проговаривали эту историю днями, часами, и она каждый раз возвращалась к одному и тому же: «Ты сделала все, что могла. Я знаю. Я твой свидетель». Я записала эту сессию с Элиной Ясинской. Но это тоже не срабатывает. Мне почему-то очень грустно и очень страшно об этом писать. Но я понимаю, что это надо, потому что хочу, чтобы мой сын понял мои намерения и то, что я сделала это только ради невероятной, исключительной любви к нему и желания ему помочь, хотя поверить в это невозможно.
Наташа: Ты понимаешь, мне об этом очень трудно говорить. Не трудно, нет, просто никто в это не поверит. Итак, прежде всего, я была убита тем, что это сделал мой лучший друг. Интересно, да? Второе – что это сделал мой сын. И третье – что у меня забрали все деньги, которые должны были защитить мою старость. Понимаешь? ДЕНЬГИ только на третьем месте были.
Элина: Тем более надо все еще раз проговорить!
Наташа: Итак. Мы решили работать вместе с Митей. Я была уверена, что все смогут как-то зарабатывать деньги, тем более он мой самый любимый дружочек, мой любимый сыночек. Я ему всегда доверяла. Я доверяла ему настолько, что когда вся конструкция была закончена, то я даже не проконтролировала ситуацию, перевел ли он деньги по нашей договоренности или не перевел. Я пустила все на самотек на целый год, потому что он мой сын. Такое доверие и любовь. Для меня это было настолько понятно… Ну и потом, все эти деньги все равно ушли бы к нему. Да. Не тогда, не в 2013 году, а потом…
И как-то мне понадобились деньги. Я стала ему звонить. И он начал от меня скрываться, бегать. Это продолжалось больше месяца. Я почувствовала, что что-то не так. Мой друг в Лос-Анджелесе Борис Колбовский сказал: «Срочно садись в самолет и лети. Ты что, ненормальная? Это все решается только в личной встрече». Мне было страшно. Я попросила еще одного друга, моего друга армянского, полететь вместе со мной. Я сказала: «Я оплачу самолет, я сделаю все, я не смогу одна, надо с ним поговорить по-мужски, у меня нет мужчины, у меня нет того человека, который может с ним поговорить». Но, к сожалению, он не захотел в этом принимать никакого участия, и я остаюсь одна.
До того как ехать в Швейцарию, я приехала в Альпы, рассказала эту ситуацию Насте. Настя даже была чуть-чуть довольна, потому что она всегда ревновала, чувствовала, что у нас с Митей колоссальная связь. «Твой Митенька, – говорила она, – твой любимый Митенька, вот видишь, как поступил твой любимый Митенька». А потом, я чувствую, у нее в голове что-то крутится, крутится, крутится. Пауза такая огромная, и Настя вдруг говорит: «Ты знаешь, я бы на твоем месте заявила в полицию». Я охренела. Это точно была не моя идея. Вот клянусь, не собиралась…
Я полетела в Цюрих. Встречаюсь с адвокатом нашей с Митей компании и спрашиваю:
– Все ли у нас в порядке?
– Нет, деньги до сих пор не пришли.
– Вы помните, когда я вас нанимала, я произнесла следующую фразу: «Вы мне нужны для того, чтобы вы защитили меня от моего собственного сына»?
– Да!
– Вы это сделали?
– Нет!
Я встаю и выхожу. Все остальное происходило как будто во сне. Я вам не могу передать. Мне позвонила Амелина, моя любимая девочка, я ее обожаю, жена Мити, которая сказала: «Наташа, вы хотите узнать, сколько денег ушло со счета? Сядьте, пожалуйста». И назвала сумму. Там не садиться надо было, а ложиться, наверное. И я поняла, что моя защита на старость пропала, я осталась без финансовой поддержки. Я не знала, что мне делать. Митя скрывался и не отвечал на мои звонки.
Я наняла адвоката по имени Изабель. Самое главное, что я хочу повторить, от чего я сходила с ума и чуть не умерла: в этой истории было три аспекта. Первое, что меня убивало, было предательство друга, второе – как же так? – предательство сына. И только на третьем месте стояли деньги. Вот какая конструкция. Потому что любовь моя к этому человеку перекрывала все. Еду в Лозанну, туда, где живет мой сын. Благодаря помощи Григория Потоцкого, моего друга в то время, все совершенно удивительным образом складывается. Я живу в огромном роскошном доме с видом на Женевское озеро у Ларисы Каштэлян, потому что других возможностей финансовых у меня не было.
Договориться о встрече с Митей мне помогла Амелина, его жена. Встречу назначили в отеле «Лозанна Палас» в самом центре города. Я очень любила сына, но была ужасно обижена на него. Я совсем не хотела ему вредить, но понимала, что просто так эту ситуацию не разрешить. Мне было ужасно горько и страшно. Я знала, что если позволю своим чувствам руководить мной, то ситуация выйдет из-под контроля.
Внук Ларисы неожиданно оказался тем мужчиной, который согласился поддержать меня непосредственно при встрече с Митей. То, как в итоге прошла эта встреча, было похоже на детективную историю.
Лариса сразу же дала нам свой БМВ, джип последней модели, самый новый, самый роскошный. Ларисин внук решил, что за рулем будет он сам, и еще привел своего лучшего университетского друга. Друг был ребенком олигарха, одет в самый дорогой кашемировый костюм «Мон Клер». А кроме того, он был казахского происхождения, и сочетание его азиатской внешности и дорогого костюма с вытянутыми коленками изумительно подходило для стереотипного образа жесткой охраны. И вот такая конструкция подъехала к месту встречи.
Здесь нужно понять, почему я вообще на это решилась. У меня было только одно намерение. Я знала только одну истину. Если человек совершает преступление и его никто не останавливает, он на всю жизнь остается преступником. Мне необходимо было дать сыну материнский урок, не более того. Как это разворачивалось – это уже была схема Вселенной… Но сердце и душа моя желали только этого, несмотря на то, что, конечно же, я проконсультировалась со своим любимым другом, олигархом Пинки, Альфредом Валем. Он сказал: «Ты что, ненормальная? Ты вообще ничего не собираешься делать? Беги и забирай деньги».
Мы приехали немного раньше, сидели, ждали Митю. Мы увидели, я знала, откуда он приедет, где он живет, как подъезжала его Maserati. Она подъезжала очень медленно. Как только мы понимаем, что Митя сидит в машине и не выходит, оценивает ситуацию вокруг, то этот мальчик-«охранник» выходит, открывает заднюю дверь, подает мне руку, практически меня вот так нежно, как баронессу, вынимает, я иду вперед, ровно в трех метрах от меня идет «охрана», а Митя это все видит.
Мы вошли в вестибюль. Я села в кресло, а моя «охрана» с отсутствующим видом занимает место в трех метрах от меня. Сердце мое трепетало, волновалось и выскакивало из груди (мы долго не виделись) от страха и волнения. Я интуитивно понимала, что у меня есть только одна минута, что главное – не заговорить, что ни на какие вопросы не надо отвечать, сказать только одну фразу и на этом закончить. Иначе я ничего не добьюсь.
И вот я сижу в этом кресле. Входит мой самый любимый человек на земле. Более любимого человека у меня никогда не было, и не знаю, будет ли. Это мой сын. Он садится в кресло напротив. И я, как в кино, повторяю актерскую фразу: «Итак, если через столько-то времени у меня не будет такой-то суммы, я иду в полицию». Встаю и выхожу. Все было сделано… Он вскакивает: «Послушай, я хочу кое-что сказать». И вот это, конечно, для меня тяжелейшая ситуация, потому что я все равно ухожу. Но ухожу не как Наташа, а как актриса Наталья Андрейченко, сыгравшая роль. Выхожу, за мной выходит «охрана». Мы садимся в машину и уезжаем.
И Митя возвращает часть денег и опять от меня скрывается. Я делала все для того, чтобы мы помирились. Я ждала, ждала, ждала, ждала до 17 мая, ничего не дождалась, пошла к прокурору и подала заявление, потому что этот урок от матери нужно было завершить. Вы прекрасно понимаете, что когда ты подаешь заявление прокурору, то ты всегда можешь взять его обратно. И это было моим планом: научить и показать – брать то, что принадлежит не тебе, противозаконно, что я и сделала. Но потом, как только ты входишь в какую-то игру или связываешься с темными силами, то оттуда выскочить уже совершенно невозможно. Адвокаты только тянули деньги, растягивали время. Это было безумие, это было преступление, адвокаты взяли больше, чем я получила. Точно так же эти адвокаты ограбили Митю. Теперь они уже грабили нас обоих. Это был такой ужас, столько слез, три года потерянного времени, энергии, здоровья и жизни. Единственное, чего я хотела, – наладить с Митей отношения, потому что я его просто любила.
А потом Митя начал вступать в права наследства после ухода Максимилиана. Ему должны были отойти земли австрийского поместья, нашей великой горы. И земли эти сразу же были опечатаны, но уже новыми австрийскими адвокатами, которых пришлось нанять в дополнение к швейцарским. Все было опечатано, все было заморожено до суда в Швейцарии. Я, конечно, не собиралась отбирать земли. Мы оба теряли огромные деньги каждый день, каждую неделю, каждый месяц. Мне бы так хотелось, чтобы все меня услышали: «В войне нет победителей!».
Боже… И опять я должна поклониться мудрости моего друга Альфреда Валя, магистра, или Пинки. Он позвонил мне. Он не раз спасал Митю. Он много раз звонил Максимилиану, много раз умолял его продолжать оплачивать образование, даже когда Митя пропускал лекции в университете. Он просто потрясающий человек. И он позвонил мне и сказал:
– Макс ушел. Я чувствую себя как отец для Мити и не могу допустить продолжения этой ситуации. Ты мне позволишь позвонить ему?
– Конечно, Пинки, позвони!
– Я должен положить конец этой ужасной истории.
И вы представляете, он звонит Мите, договаривается с ним и вызывает в Австрию.
И с этого момента начинается другое чудо. Просто другое чудо совершенно, когда Пинки начинает вести дело. Я в первый раз поняла, как миллиардеры совершают сделки. Но самое неожиданное то, что это было очень похоже на мой поступок в Лозанне. Просто невероятно. Он посадил рядом нашего общего с ним адвоката Стефана и говорит: «Ни одного слова никто из вас не произнесет, и меня никто перебивать не будет. Говорить буду только я. У меня есть 5 минут. Если будет больше 5 минут, мы проиграли, ничего не будет».