Я думала, что мы каким-то образом все-таки услышали друг друга: он сказал, что внесет изменения, касающиеся Насти, и завещание готово. Но в итоге что-то пошло не так, и дети остались просто ни с чем, пусть они были уже взрослыми – я сейчас говорю в первую очередь про детей Марии, которая была разорена и этим разорила нашу семью. Это отдельная поворотная история, объясняющая очень многие события.
Я вообще не знаю, как об этом говорить, мне трудно и не хочется, но об этой истине знает и вся западная пресса, и вся Россия.
Мария Шелл, красавица, умница, с сумасшедшими романами, трагедиями, изменами мужей… с красавицей дочерью и красавцем сыном, с лучшими подругами Элизабет Тейлор, Роми Шнайдер. прожила уникальную жизнь. Женщиной она была очень состоятельной, очень открытой и очень щедрой. Всегда.
Единственная женщина, фото которой во всей истории журнала «Тайм» было дважды опубликовано на его обложке. Единственная женщина, которая за всю историю получила в одном и том же году первый приз в Каннах за фильм «Жервеза» (режиссер Рене Клеман) и первый приз в Венеции за фильм Висконти «Белые ночи» по Достоевскому. Она сделала колоссальную карьеру в Америке и даже снялась в «Братьях Карамазовых» по Достоевскому в роли Грушеньки, и она всегда говорила мне: «Ты моя сестра, ты моя сестра по душе, я чувствую себя русской». За годы нашей совместной жизни ее отношение ко мне сильно изменилось. Вы помните, я чуть-чуть рассказывала в первой книге о нашей встрече и особенно о ее финансовом предложении перед моей свадьбой?
Мария очень-очень дружила с Майей Плисецкой и ее мужем Родионом Щедриным. Мы тоже дружили одно время.
Щедрин был странным другом… Еще в то время, когда мы только встречались и за нами следили, Максимилиан обратился к господину Щедрину за помощью и попросил его найти, посоветовать: может быть, мы могли бы снять какую-то квартиру в Москве, все-таки у него огромные связи. На что Родион очень жестко и по-хамски отрезал: «Я вам не бюро по аренде». Макс сказал: «Этого человека я не хочу видеть никогда в моей жизни». Он так и поступил. При этом Щедрин из жизни семьи Шеллов никуда не исчез.
Они с Майей Михайловной приглашали Марию к себе в поместье в Литве, Мария приглашала их к себе в поместье. Они приезжали либо вместе, либо Родион один. Когда он приезжал один, об этом знали все, об этом знала семья, потому что Мария исчезала. По жизни она была тем человеком, который всегда держит семью вместе. И вдруг она исчезала вообще тотально: могла исчезнуть на три недели, на четыре. И мы знали – Родион в стране. Развивались отношения очень бурно. Она была влюблена, готова была отдать всю себя, всю жизнь и все, что у нее есть. Что она и начала делать, как вы понимаете.
Мария Шелл – женщина, которая снимала трубку и звонила, например, Колю:
– Привет, Хельмут, это Мария. У меня в гостях один человек, очень специальный. Нам срочно нужно сделать паспорт. Скажи, мой золотой, сколько времени тебе понадобится? А, две недели, хорошо! I come you back (Я тебе перезвоню).
Она могла позвонить в мюнхенский театр оперы и балета и предложить внести в репертуар театра исполнение нового произведения некоего известного человека. То есть она начинала покупать другую жизнь себе и своему новому окружению. Вкладывалась беспощадно. Мы об этом не знали и не подозревали, потому при ее большой любви к семье и полной откровенности, как только появилась новая любовь, она стала поступать совершенно иначе. И вдруг оказывается, что она построила потрясающую студию звукозаписи. Студия была огромная, стоила неимоверное количество денег.
Мария была трудоголик. Снималась она до того момента, пока ее не подкосила и не убила ее же собственная любовь. Я помню, ей 69 лет, она все время на съемочной площадке, она встает в 05:00, в 08:00 она уже в кадре. Эти немецкие сериалы Meine gluckliche Familie («Моя счастливая семья»), где она такая красивая в главной роли. Эти сериалы смотрели все просто потому, что они были добрые, красивые. Они снимались в роскошных особняках и гнали всякую хрень, которая нам всем так нужна: о том, что все возможно, что есть хорошие семьи, как приезжают дети, как приезжают внуки, как они празднуют Рождество, и все любят друг друга, и все катаются на мерседесах… В общем, про красивую жизнь, про влюбленности и про счастье без проблем. Деньги она сшибала сумасшедшие, но и пахала каждый день как лошадь.
И неожиданно она вдруг начинает продавать свое поместье под Мюнхеном. Я описывала его. Поместье это было уникальное, с протекающей по нему рекой, стоило баснословных денег. Она прожила в нем 33 года! Здесь выросли ее дети! Зачем его продавать? Она гениально мне ответила: «I have had it» («Но у меня же все это было»). Вся эта ситуация нас бесконечно беспокоила. А она еще начала строить себе дом в Альпах.
В один из дней Мария отправила всех из дома: двух своих домработниц, кухарку, двух секретарей, садовника, детей. Она всем купила билеты, путевки на несколько дней, чтобы в доме никто не появлялся. Мария рассчитала все до последней секунды. Она забыла только одно. Одна из ее лучших подруг Натали была ясновидящей.
Звонит нам Натали: «Максимилиан! Я звоню, а Мария не отвечает. Но я вижу, она в доме, и я вижу, что она находится в постели. Надо срочно ехать. Она в постели уже сутки».
Макс критически относился к таким вещам: «Ой, оставьте меня в покое с этой ерундой! У меня жена такая же, с ее предчувствиями. Не хочу ничего слышать!»
Через 10 часов Натали звонит опять: «Мы немедленно собираемся и едем. У нас беда, я гарантирую тебе, Макс». Мы поехали. Дверь в особняке была такая огромная, как будто это ворота. Только с помощью соседей мы смогли выбить эту дверь, бежим на второй этаж в ее спальню. Мария еще дышала. Ее увезли в больницу. Она была в коме. Выяснилось, что она приняла о-о-очень серьезное снотворное. Там от трех таблеток сдохнешь, не проснешься. А она приняла 60, чтобы точно умереть. В коме она была неделю.
Макс, чтобы понять, что произошло, просмотрел все в доме, включая ее дневники. То, что она писала в дневнике, было очень трогательно: «Оставайся позитивной! Оставайся позитивной! Оставайся позитивной!». Очень много она писала о своей любви к этому человеку. А мы никак не могли понять причину ее попытки суицида. Вышла из комы она, как и Максимилиан, совсем другим человеком.
Она рассказала, что ее любимый полетел к своей замечательной жене в Мадрид на пять дней, чтобы попросить развод, вернуться обратно и жениться на Марии. Так он ей сказал. Но не вернулся. Никогда.
Об этом очень подробно рассказано в фильме Meine Schwester Maria («Моя сестра Мария»), сценарий к которому писали мы с Максом. Гениальнейший фильм, полудокументальный, полухудожественный. Она оказалась прикованной к постели, но продолжала раздавать свои сумасшедшие команды из постели по телефону, и вот тогда начался кошмар. «Хай, Марк, это Мария, ты мог бы мне перебросить один миллион? Я тебе потом верну», – звонит она в самый большой банк.
Потом в Мурано: «Мне надо пять люстр…» Куда эти люстры?
Она заказала семь телевизионно-звуковых систем BANG & OLUFSEN – каждая система стоила больше $ 27 000! Итого $ 200 000 только для Альп, для каждой комнаты, для каждого этажа дома. везде. она опоясала этим все Альпы.
Мы не знали, откуда идут деньги, думали, что, может быть, от продажи дома? Она уже не считала. Дом в Альпах был построен, но она не заплатила за этот дом. Куда ни посмотри, везде были долги.
Итак, мы с семьей находимся в Лос-Анджелесе. Дело перед Рождеством. К нам в гости прилетела моя мама. И вдруг проходит информация в газетах, что наше поместье в Альпах выставлено на аукцион. Макс в шоке, покупает билеты, тащит нас всех из Америки в Австрию спасать ситуацию. Он начинает выкупать, оплачивать долги Марии. Как только он заплатил один долг, на него накинулись все ее кредиторы. Некоторые из судов Макс выиграл, как, например, с банком, потому что он задал им очень хороший вопрос:
– Простите, вы дали Марии Шелл миллион, поверив на слово? Вы проверили ее кредитную историю?
– Как? Проверять кредитную историю самой Марии Шелл?
– Ну вот, значит, вы и будете это выплачивать!
Эта трагедия обрушилась на всех нас. Прежде всего это разорило Маузи и Оливера – детей Марии. Я очень переживаю за них, потому что это удивительные, хорошие люди. Они заслуживают большего.
А потом и нам пришлось заплатить сполна. Мы, как выяснилось позже, остались практически ни с чем.
Я очень боялась включать в фильм про Марию ту сцену, где на столике стоит портрет любимого Родиона. Мария лежит в постели, и я (мы все в фильме играли самих себя) задаю ей вопрос: «Мария, как это случилось?». В этих кадрах я беру в руки портрет, чтобы не произносить никаких имен. Я не хотела проблем, особенно тогда, когда моя любимая Майя была еще жива. Мы все искренне любили ее, и она была моей чуть-чуть подругой. Мария рассказывает про свою любовь к Щедрину, и как он улетел, как он не вернулся и никогда, никогда не позвонил. Сейчас я просто рассказываю о трагедии нашей семьи, чтобы люди знали.
Макс, со своей любовью к «чернухе», придумал (и даже построил настоящую избушку, копию той фамильной, которая тоже была подарком Франца Иосифа и в которой он жил все время сам), что Мария в конце фильма дойдет до домика и сожжет его вместе с собой.
Надо сказать, что ходить она не могла, она лежала 10 лет. Не могла ходить для них. А с Наташей она всегда ходила. Никто в это не верил. Она всегда говорила: «Если Наташа говорит, что на улице красивая луна, Мария встанет с постели и пойдет с Наташей смотреть луну». Когда я об этом говорила Максу, он махал на меня рукой и говорил, что я сумасшедшая.
И вот эта Мария должна была дойти до домика и сжечь себя в нем.
– О Боже! Ты хочешь зажарить свою сестру, как франкфуртскую сосиску??? Этого не будет! И никакой пятой симфонии Малера в горящем доме с сосисками не будет!