м и нежная, и хорошая, и добрая, но самое интересное, что моя бабушка Анна тоже в конце жизни призналась моей маме в том, что ее мама, моя прапрабабушка Матрена, была очень-очень с ней жесткой, даже жестокой.
То есть, если посмотреть на мой род по женской линии, что происходит? Меня не научили. Как ты можешь отдать то, чему тебя не научили? Все-таки бабушка для девочки – это иное. А мама моя никогда не спросила: «А что бы ты хотела? А как ты к этому относишься?» Она только командовала. В результате, если мне нужно было чего-то добиться, я могла только так говорить: «Я больше не пойду в бассейн (как я описываю это в предыдущей книге), я пойду и буду заниматься фигурным катанием, балетом. Я не буду играть на аккордеоне, потому что я девочка, покупайте мне фортепиано». Вот такой категоричный тон мама понимала, другого не понимала никогда. Недаром Максимилиан всегда называл меня: «Эх, ты мой пятилетний план». И он смотрел в корень в этом плане.
С Настей же я в детстве проводила очень много времени. Мы с Максимилианом всегда сменяли друг друга, потому что Настя очень плохо засыпала, у нее были страхи. Я все никак не могла провести параллели: откуда это идет? Сейчас я абсолютно точно понимаю, что эти ее страхи были тоже проявлениями страшного заболевания, которое она унаследовала от своей семьи по папиной линии.
Я читала ей сказки Пушкина каждый вечер, она это обожала. Конечно, я все это читала по ролям, конечно, для нее это было удивительно. Больше всего она, владея тремя языками в совершенстве, как я уже говорила, любила наши мультики: «Бременские музыканты», фильм «Морозко» и прочие. Иногда меня заменял Максимилиан, потому что выдержать это было трудно. Настя, чтобы заснуть, заставляла всех лежать с ней в кровати, включая няню. Няне, конечно, не разрешалось лежать в кровати, она сидела на полу рядом, держа Настину руку. Это была процедура, господа, это была процедура!
Я потом много анализировала и пыталась докопаться до истины: где лежит секрет? Что я не смогла дать своим детям? Я старалась как могла. Я старалась быть с ними друзьями, то, чего у меня никогда не было. С папой – да, я была другом, но с мамой никогда. И так как не было отражения женственности, меня этому не научили, так я и бегала мужиком, мальчишкой каким-то, понимаете? И поэтому я чувствовала себя всегда в мужском роде. Очень смешно.
Совсем недавно друг прислал мне видео моего шоу с Дибровым. Потрясающее шоу мы с Димой сняли. Это было так захватывающе, он правильные вопросы задавал. И вот это шоу идет, и все так великолепно, мы про любовь, про романы, и я такая сижу и искренне-искренне под самый конец говорю: «А вообще-то я мужчина». Это был конец шоу. Это было сногсшибательно. У Димы глаза как тазики. Мы говорили про любовь, про всех моих мужиков, но вот это ощущение, что я мужчина, меня никогда не покидало.
Поэтому что же я могла дать Насте и Мите? Моя мама рылась на моих полках. У меня не могло быть никаких секретов от нее. Просто это был какой-то концлагерь. Только сейчас я понимаю, насколько я ей благодарна за то, что у меня был порядок во всех домах. Я пыталась этому учить детей. Они меня за это ненавидели. У них всегда был бардак, они так и живут в бардаке по сегодняшний день. Я в каких бы дворцах не жила, у меня всегда все стояло и стоит по полочкам. Я обожаю порядок, считаю, что если у тебя снаружи порядок, то и внутри, если внутри согласие с самой собой, то, естественно, будет порядок и в доме, а не «мясо» какое-то, бардак в башке.
Но при этом, когда я воспитывала своих детей, я никогда к ним не относилась как к своей собственности. Для меня они всегда были отдельными личностями, я их любила и люблю. Я их уважаю. В результате за все это Митя, помню, ругался и меня очень обидел:
– Ты была совершенно хреновой матерью, ты никогда не рылась в моих шкафчиках, в моей комнате, ты никогда не искала, есть у меня там наркотики или нет у меня наркотиков!
– Митенька, мы же с тобой серьезный разговор по этому поводу всегда вели, и мы всегда договаривались, если вдруг у тебя что-то такое будет, ты мне об этом скажешь, чтобы я хотя бы находилась рядом с тобой, чтобы ты не сдох. Будешь наркотики пробовать – я с тобой буду. Хотя сама ничего не пробовала, но я буду с тобой, я боюсь, что ты умрешь.
Я всегда к наркотикам относилась с огромным страхом. Так как я прошла эту привязанность страшную к алкоголю, спасибо, Господи, то я знала, что мне пробовать ничего другого нельзя, я никогда в жизни оттуда не выскочу, поэтому с наркотиками, слава богу, у меня все в порядке. Ну… зато уж покурила я в своей жизни! Можно сказать, что жизнь прокурила (ха-ха! И не только сигареты).
Мне даже в голову такое не могло прийти, чтобы рыться в Митиных шкафчиках! Помню, как Максимилиан Шелл сказал мне однажды: «Whatever you do for your children is wrong» («Чтобы ты ни делала для своих детей – все неправильно»). Поэтому относись к этому нормально.
Возвращаемся к Насте и вопросу про женскую линию. Итак, у девочки Наташи, у которой был такой недостаток материнской любви, что просто нереально, рождается девочка Настя. Мне хочется ей дать, и дать, и дать как можно больше. А так как меня не научили, то, видимо, не очень получается и не очень получилось. Или надо было совсем перестать работать? Но вы поймите меня, я молодая, у меня столько надежд. Мне казалось, что я могу все, что у меня хватит времени и быть с семьей, и продолжать заниматься моей любимой работой, и воспитывать детей. Мне казалось, естественно, что я супергерой, супергигант, супервумен. Жизнь в результате это показывает чуть-чуть по-другому. Я не могу сказать, что I did the best (я сделала лучшее), но я могу точно сказать, что я безумно, безумно старалась.
А что у нас в семье происходило? Моя прабабушка задействована, моя бабушка задействована, моя мама задействована, задействована Наташа. Это уже четвертый человек. Теперь идем к Насте, пятой в роду. Я говорю про женский род. У Насти случается такая же трагедия с ребенком, потому ее дочь Лея живет отдельно от мамы, воспитывается папой и другими бабушкой и дедушкой с возраста двух лет. С Настей они видятся только очень-очень редко. Лея, моя внучка, будет шестой девочкой в нашем роду.
Я так счастлива, что наши отношения возобновились в прошлом году. По желанию Насти наши встречи с Леей были жесточайшим образом прерваны. И вот в августе 2023 года я ездила в Европу, и я ее нашла, и мы вместе настолько часто, насколько у нас получается, и остановить этот процесс не сможет уже никто.
Я понимаю, что у меня есть колоссальная миссия в этой жизни – очистить свою женскую линию, чтобы у Леи была чистая нормальная жизнь как у женщины. Она до сих пор не знает, кто ей нравится: мальчики, девочки? Она вообще считает себя чистым спиритом, который не имеет никакого отношения ни к одному полу.
Лее исполнилось 15 лет, и именно в этом возрасте Настя пришла из школы и заявила: «I am bisexual» («Я бисексуальна»). Она очень любила меня поддеть. А я никак не отреагировала. Она взбесилась, стала на меня кричать:
– Почему ты не реагируешь? Я тебе объясняю, что я бисексуальна!
– Ласточка моя, я тебя так люблю, будь ты бисексуальна или влюблена в слона, или в крокодила, я буду тебя любить такую, какая ты есть. Я тебя люблю, я тебя уважаю.
Этот заезд у нее не получился. Каким-то образом бисексуальность заснула, сама по себе растворилась и куда-то ушла. Но после этого заявления мне стало немножечко волнительно, и я пошла в эту ее роскошную школу. Школа была чуть-чуть за пределами Беверли-Хиллз, но считалась лучше, чем в самом Беверли-Хиллз, где мы жили. Прихожу в школу, иду к завучу, мне надо было понять эту ситуацию. Прохожу огромным коридором и читаю такие плакаты: «А ты решил, кого ты любишь – мальчиков или девочек?», «А ты это пробовал?» То есть идет такая пропаганда… У меня волосы дыбом встали. 1992 или 1993 год. Я захожу в школе к главному и говорю: «Простите, пожалуйста, а вот этот коридор, который ведет в ваш кабинет, дети в нем бывают?» – «Конечно. А как же не бывают». Я говорю: «Так, понятно, девочка моя в этой школе учиться со следующего года не будет».
Но дальше пришлось с такими Настиными сложностями столкнуться, что даже говорить об этом страшно и писать об этом страшно.
В то время я работала в России в театре Райхельгауза, в потрясающем спектакле «Прекрасное лекарство от тоски». На сцене только два актера – мы с Альбертом Филозовым. История про двух балетных артистов, которые уходят из профессии. Так как они больше не танцуют, то придумывают себе удивительные развлечения, непонятные и трагические. Хотя спектакль был светлый, очень светлый, все-таки он называется «Прекрасное лекарство от тоски». Я очень любила его и постоянно играла.
И вот я играю в спектакле в России. Звонит Анита Шапиро, Настина «временная няня». К тому времени Анита уже была женщиной определенного возраста, я, конечно, понимала, что молоденькой девочке точно не нужна, как бы сказать, старушка, но Анита была такая вменяемая нью-йоркская женщина и дерьма, конечно, не допустила бы.
– У нас трагедия, у нас такое случилось… Настя с ножом пошла на кого-то в школе.
Это был серьезный звонок.
Я в ужасе. Получается вылететь из Москвы только через двое суток. Анита плачет, все ужасно. Настю забрали в психиатрическую больницу. Макс тоже прилетает. Как всегда, прилетает рыцарь на белом коне, устраивает разгром в школе:
– Вы все твари! Вы ничего не понимаете!
Идет в больницу, забирает Настю, снимает ее с таблеток, кричит, что у него абсолютно здоровый ребенок, и это же внушает ребенку, имея такие наследственные болезни, как биполярное расстройство, шизофрения и маниакальная депрессия.
Эти приступы у Насти потом случались не один раз. Самый серьезный был, когда ей исполнилось шестнадцать с половиной лет.
В то время у нее уже был другой нянь, не Анита Шапиро. Я специально пригласила Виктора – красивого молодого человека, он заканчивал университет. Виктор был родом из России, а вообще воспитывался всю жизнь в Швеции. Он стал жить у нас вместо Аниты, которая в ее годы уже не справлялась с характером Насти тогда, когда я уезжала. Я думала: «Какая прелесть, молодой красивый парень, будет возить ее в школу, она так перед всеми будет выпендриваться, это будет хорошо, он очень достойный человек». Никогда у меня никакой дурной мысли не было. Настя возненавидела его с первого взгляда, потому что он был строгий, организованный, у него во всем был порядок, и он не позволял ей делать какие-то неправильные вещи.